Грязь начинает заваливать наклонный туннель, только что пробитый мною в земле, загораживая собой свет. Собрав остатки сил, я пробиваю себе путь наружу и оказываюсь под ослепительно ярким Солнцем, покрытый красноватой грязью. Моя броня все еще держится. Едва-едва. В телешоу складывается впечатление, что на герое, как бы сильно он ни пострадал, всегда остается ровно столько одежды, чтобы ее обладатель сохранил достойный вид. Каким-то образом именно это только что произошло и со мной. Если мои брюки почти не пострадали, то от одежды выше пояса остались одни лоскутки. Возможно, я бы даже неплохо смотрелся, не будь мой живот таким большим и волосатым.

Я соскребаю со своих рук и плеч самые противные куски грязи и срываю ставшие бесполезными остатки брони. Болезненно потянувшись, я собираюсь с силами и с трудом плыву вверх, к началу жуткой коричневатой траншеи, которую я прокопал через холмы, холмы и еще раз холмы, покрытые многоярусными, сверкающими и идеально ухоженными рисовыми полями, после чего поднимаюсь к стесанной до неузнаваемости каменной полосе и направляюсь к кратеру. Приближаясь к этой дымящейся воронке диаметром в полмили, я начинаю понимать, насколько она глубока. Прищурившись, я едва могу различить человека, который, я уверен, должен лежать на дне, не говоря уже о том, чтобы его почувствовать. Подлетев чуть ближе, я принимаюсь разбирать завал, походя швыряя валуны за спину — ускорение времени все еще в силе.

Заметив следы крови, я снижаю скорость, а затем полностью останавливаюсь, когда понимаю, что внизу больше ничего нет. Ни тела. Ни останков. Только кровь.

Я не агрессивный человек. Согласно плану, я должен был по мере возможностей избегать насилия. Я не должен был замарать руки. Вот почему дело пришлось мне по душе. Я должен был просто его отвлечь. Я должен был ударить его как раз в тот момент, когда он уже станет неуязвимым. Поднять его в воздух и на полной скорости сбросить на скалы. Чтобы остаток этих пятнадцати секунд он провел без сознания. Но по какой-то причине момент был выбран неудачно. Я появился слишком поздно. А когда он ударил… Не знаю, был ли причиной тому стресс, или шок, или страдания, которые ему пришлось вытерпеть, но он снова стал нейтральным. Достаточно нейтральным, во всяком случае.

На сегодняшний день каждый известный нам член Эшелона совершил хотя бы одно убийство. Кто-то сделал это во время своих Родовых терзаний, кто-то — после них, а некоторые успели сделать и то, и другое. Даже Арика. Она Родилась во сне, прямо в своей постели, у себя дома в Австралии. Она убила всю свою семью. Это была настоящая трагедия. Она страдала из-за случившегося и, хуже того, страдала, находясь в самом центре внимания. Со мной было иначе. В тот день я был в Шотландии. Я ехал на машине, и на несколько миль вокруг меня не было ни души. Я уничтожил гору, но никто не погиб. Моя жена все еще жива. Мои дети меня по-прежнему любят. Я думал, что у меня получится. Думал, что смогу нарушить эту традицию. Стать первым представителем нового поколения. Показать миру, как можно правильно распорядиться такой силой.

Проблема уже переросла отдельные нации. Я это знаю. Арика это знает. Мы стали частью системы, которая существует отдельно от всех остальных людей. Мы Рождаемся, затем нас перехватывают и нейтрализуют. Целый год мы проводим в тренировках, а потом отправляемся на перехват следующего. По-другому нельзя. Но даже такое решение — это в лучшем случае отсрочка. Что, если ты не рассчитаешь силы? Что случится через год? Или через два? А когда пройдет десять лет? К тому моменту речь будет идти о людях, которых по своей силе превосходят обычного человека в миллионы раз. А через двадцать лет? Через тридцать, сорок, пятьдесят, сто?

Трясущимися руками я снова заваливаю неизвестность камнями. Я не пытаюсь замести следы. Просто погребение — это единственное, о чем я подумал. Это единственное мыслимое занятие, которое поможет мне отвлечься от того, что я… от того, что случилось.

Чэн предсказал это Рождение. И мое, скорее всего, тоже. Он не мог знать, что в тот день меня не будет рядом, но он знал, что это случится именно со мной.

А значит, он может предсказать, кто станет следующим.

Если он еще жив.

Я смотрю вверх. Дымовая колонна, которая поднимается над холмом, продолжает неторопливо разрастаться в ширину. За ней видно здание, которое уже начало оседать на землю. Точки в воздухе — это люди, которые нуждаются в помощи. А откуда-то издалека приближаются инверсионные следы самолетов.

У меня еще осталась работа.