– ОК, – сказал я. – Я пошел. Меня ждут. Успеха вам в вашем начинании.

– Если передумаете, напишите мне с/о на русскую газету.

Была ли у него мания преследования, или он жил у друзей, продолжая экономить и питаться картошкой, видя сны о будущем мировом успехе своего порнофильма? Приподнявшись с колесного стула, сам Флинт, владелец «Хастлера», целует его, Валерия, в обе щеки: «Спасибо, друг. Ты сделал шедевр оф порномуви!» (Катя и Петя, обнимая Валерия, повисли на нем.) Заголовки американских газет крупным шрифтом что-нибудь вроде «Бэттер» чем «Дип Тсроат!»[49].

Я захлопнул могучую дверцу. Сделал ему рот-фронтовский салют, то есть поднял кулак до уровня плеча, и исчез из его жизни.

Через год в Париже, перелистывая высылаемую мне аккуратно лос-анджелесскую русскую газету, я задержался взглядом на голых ягодицах и женских ногах в черных чулках. На одной из ягодиц тюбиком губной помады был нарисован серп и молот, а между ног, заканчивающихся острыми стилетто-каблуками, был виден силуэт собора Василия Блаженного. Рекламировался фильм «Из России с похотью». Сообщалось о том, что на Санта-Моника Бульваре в доме за номером семь тысяч с чем-то, в помещении армянского кинотеатра состоится Премьера Первого в мире Русского Порнографического фильма!

На премьеру, даже если бы я хотел попасть туда, я явиться не мог. И не только потому, что Париж и Лос-Анджелес разделяют полглобуса и девять часов полета, но потому, что газета приходит ко мне в Париж через три-четыре недели после выхода. То есть событие уже состоялось. Однако я издалека порадовался успеху Валерия, а это, судя по короткому пересказу сюжета фильма, был несомненно он, хотя по непонятным причинам, давая интервью газете, и назвался Джорджем.

«Фильм делался восемь месяцев, – сказал Джордж-Валерий, – хотя собственно съемки заняли всего семь дней. Часть фильма озвучена английским текстом, часть русским, который не всегда звучит благопристойно – таковы уж законы жанра, в котором сделана картина». (После этого пассажа, полагаю, Джордж-Валерий стряхнул пепел сигареты в окно своего пожарного порноавтомобиля.)

«Но сделать этот фильм было лишь частью дела, – продолжал Джордж-Валерий. – Чтобы продать его прокатчикам, требуется реклама – дорогостоящая и в достаточном количестве. Мы прошли и этот этап – он занял у нас почти год». (Уверен, что в этом месте Джордж-Валерий остановился и сердито поскреб волосатую ляжку.) «В результате полученного нами опыта мы поняли, что нам следует поступить вопреки сложившемуся в Америке „канону“». (Джордж прочистил глотку, а интервьюер задал не попавший в газету вопрос: «А какой в Америке канон, Валерий?») «Американцы вначале выпускают фильм на экран, а потом уже распространяют его в виде видеозаписи. Мы же… поступили наоборот – выпустили видеокассету, которая будет продаваться наряду с многими миллионами других видеофильмов…» (По этому «наряду», употребленному Валерием, опытный языковед может пройти в прошлое Валерия и оказаться в помещениях студии имени Довженко в Киеве. «Наряду с достижениями, товарищи, у нас имеются и недостатки. Наши трудящиеся еще недостаточно охвачены сексом…»)

Далее Валерий или газета приводили никому не нужные сведения о количестве видеокассет, продаваемых в Америке сегодня. «И вот на этой неделе наш фильм поступает в продажу, и, по-видимому, фирма, которая его выпустила, предложит вашей газете рекламу этого ролика», – сказал Валерий-Джордж. Далее следовали многоточия, во время которых интервьюер, возможно, уговаривал Валерия подарить ему кассету бесплатно. «Ведь множество читателей вашей газеты уже обзавелось видеопроигрывателями и это („Что „это?“, блядский советский бюрократ“, – возмутился я неправильностью его выражений.) – хороший рынок для реализации кассеты. Да и сам я хотел бы, чтобы этот фильм увидели не только американцы, но и мои земляки».

Я уверен, что он хотел бы, чтобы его фильм просмотрело все население земного шара: зулусы, и папуасы, и эскимосы тоже. Для премьеры же своего банного детища он предпочел бы купить кинотеатр в Нью-Йорке, как сделал Боб Куччионе, издатель «Пентхауза», для премьеры «Калигулы». Однако, чтобы финансировать такую покупочку, ему пришлось бы работать на такси три столетия.

В заключение газета сообщала об «удачном исполнении нашим соотечественником роли Пети в сцене „Русская баня“. Владимир Дикий – Петя – выступил много лучше других русских актеров и с успехом совокупился с Катей (Линда Гуд), показав американцам правдоподобный, веселый и могучий русский секс». Очень правая, может быть, самая правая в мире, едва ли не доходящая до призывов сбросить на Москву атомную бомбу (среди журналистов есть даже член общества Джона Берча, бывший журналист АПН), газета иной раз все же позволяет себе искренне порадоваться вдруг обнаружившемуся превосходству советских эмигрантов над коренными американцами. Я тоже порадовался успеху Владимира Дикого. «Какие беспокойные энергичные и отважные люди – бывшие советские», – подумал я. Дух настоящих пионеров, открывателей новых земель и новых бизнесов играет в них. Они успешно осваивают новую страну, внося в «мэлтинг пат»[50] Америки свою культурную лепту с ее национальными особенностями, как, например, сцена «Русская баня».

Через полгода та же газета принесла мне, однако, грустную новость. Подружка Дикого – Девочка – была найдена мертвой в автомобиле, свалившемся с хайвея в Тихий океан. Девочка почему-то была голая и находилась на заднем сиденье. Владимир Дикий был арестован полицией по подозрению в убийстве, выпущен, арестован опять…

«Правдоподобный, веселый и могучий русский секс», – вспомнил я строку из рецензии на фильм «Из России с похотью».

– Эдвард, – ласково начал Барни, обойдя меня, сидящего в кресле. – Я вижу, ты толковый парень. Я уверен, что ты сможешь сделать в нашей фирме прекрасную карьеру. Будешь хорошо работать, мы тебя продвинем. Ты сможешь стать менеджером в конце концов. Посмотри на меня…

Я посмотрел. Барни как Барни. Лысый. Усы. Живот. Брюки. Рубашка. Яркий галстук. 35 лет.

– Еще год назад я был сейлсмэном в магазине медицинского оборудования. Сегодня – я хозяин! – Барни гордо выпятил живот.

Он продавал мне Великую Американскую Мечту. Он явно повторял слова, некогда сказанные ему всеми его боссами в моменты оформлений Барни на работу.

«Хуй-то, – подумал я. – Ваша мечта – не наша мечта. Не для того я свалил от строительства коммунизма, чтобы здесь, у хуя на рогах, в Централ-Айслип, в самом отвратительном углу Лонг-Айленда строить себе будущее мелкого менеджера, трудясь для процветания вульгарной фирмы Барни энд Борис».

Вслух же я сказал:

– Да, босс, я буду стараться. Вы мне лично симпатичны, босс. В фирме собрались очень симпатичные люди. Я заинтересован работать с симпатичными людьми.

Барни похлопал меня по плечу. Я знал, что мелкому бизнесмену всегда приятно, когда его называешь «босс». Нехитрая психология. Барни положил передо мной заранее заготовленную бумагу, и я подписал ее, не читая. Мне было все равно, что они там написали. Очевидно, выдумали для меня должность. По устной же договоренности со мной «Барни энд Борис» брали меня переводчиком к Косогору. Чтобы они могли свободно общаться с Косогором и Косогор мог объяснять, чего он хочет, докторам, медсестрам и любым другим персонажам в бизнесе покупки и продажи подержанного медицинского оборудования. Я буду стоить «Барни энд Борис» четыре доллара двадцать пять центов в час. Недорого. Но если быть объективным, я понимал, что мой английский язык, будучи значительно гибче и лучше косогоровского, однако же не стоил более 4,25 в час.

Борис, молодой толстяк с манерами фольклорного итальянца, встал, оторвавшись от бумаг, дабы пожелать мне счастливого первого дня работы для славной фирмы «Б энд Б». Я вышел из просторного кабинета в еще более просторное помещение приемной.