— Бэби, бэби, столько людей думало, что они маленькие, столько… И Джанис Джоплин, и Джимми Хендрикс, и твой Сид Вишес… и еще десятки тысяч, может быть, или даже больше, думали, что они маленькие…
— Генри, я не хотела тебя предавать. Магги нашла, что я писала о Супермене. Там немного, всего несколько записей. Потом она выудила твой телефон из моей книжки. Там не было даже твоего имени. Только буква S и телефон… Что теперь делать?
— Ничего, kid, твоя сестра побоится нас предать…
— Лучше все-таки нам уехать из Парижа, Генри, и, может быть, из Франции. Давай уедем…
— Ты хочешь уехать со мной, правда?
— Конечно, Генри, я люблю тебя. Ты для меня самый близкий человек в целом мире. Я все обдумала в госпитале. Я хочу быть с тобой…
— И я тебя люблю, kid, ты моя женщина… Ты женщина для меня.
— Правда? — хлопнула глазами девчонка, пристально поглядев вверх на Генриха, гордая только что присвоенным ей званием женщины.
— Правда, правда…
— Выеби меня, а, Генри? — вдруг стеснительно попросила девчонка. — Я в госпитале только об этом и думала, даже мастурбировала, вспоминая, как ты меня трахаешь…
Генрих расхохотался от этой просьбы и признания. Услышала бы сестра Магги грубое «выеби», что бы она подумала… Между тем на жаргоне Алис и Генриха это значило: «Люби меня, пожалуйста. Люби меня нежно, я тебя хочу». Генрих взял девчонку на руки, девчонка так и была еще в мокром пальто, и унес ее в спальню, где, похихикивая и повизгивая от смущения, отвыкшее от него дитя через некоторое время превратилось в женщину Генриха. Куда лучше всех других женщин его жизни.
Сестра Магги позвонила после полудня и потребовала Алис к телефону. Шлепая по полу босыми ногами, девчонка прошла в ливинг-рум и поговорила с сестрой странно спокойным, непохожим на своевольную Алис тоном. До Генриха, вернувшегося в темноту спальни, донеслись несколько фраз:
«Я прошу тебя оставить нас в покое…»
«Я верю в то, что ты любишь меня…»
«Магги, я сама пришла к нему…» «Сама»… «Это мое решение»…
Генрих подумал, что в госпитале девчонка, очевидно, действительно обдумала свою жизнь, ибо неожиданным уверенным спокойствием веяло от ее тона.
— Все в порядке, — сообщила Алис, вернувшись в спальню. — Я убедила ее заткнуться и оставить нас в покое. Случился очередной пожар. Кто-то показал ей старый номер «Либерасьон». Этот, со статьей об ограблении в «Плаза Атэнэ». Она узнала из описания того, что взяли, кольцо и запела старую песню…
— Какую из старых? — спросил Супермен.
— А, скучную и нудную песню буржуазной пизды… «Ты погибнешь, этот сумасшедший шпион поймал тебя в свои сети… Если он шпион, то почему он превратился в грабителя… Вас застрелят…» Весь набор говна, каким может быть полна голова ехecutive woman[118] из Бритиш Бродкастинг корпорейшн…
Девчонка легла рядом с Генрихом и положила голову ему на грудь. Генрих лежал и думал о том, что положение их дел — его и Алискиных — не блестящее и даже угрожающее. Слишком тяжелый груз лежит сейчас на хрупкой истеричной женщине Магги, законопослушной, нормальной и трусливой. И неизвестно, долго ли еще она будет верить в то, что «Организация» Генриха убьет ее, если она обратится в полицию. Очень даже возможно, что однажды она вдруг поверит в то, что полиция сильнее невидимой советской «Организации» и сумеет защитить Магги от ее мести. Алис? Магги может также уверить себя, что для блага же Алис будет лучше, если девчонка посидит несколько лет в исправительном заведении. Не много, уверит себя Магги, год или два… Уверит, для того чтобы свалился груз с нее, Магги. А чувство тяжести груза и есть трусость.
Генрих слишком хорошо знал людей, чтобы доверять им. Он был предан в этой жизни бесчисленное количество раз, в мелких и больших делах, он не верил, как Алис, что все в порядке. Магги не оставит в покое ни их, ни себя… Настоящим побудительным мотивом может быть что угодно, даже зависть Магги к счастливой сумасшедшей младшей сестре… Конечно, Магги любит Алис, но подсознательно, может быть, она ее ненавидит. После того как однажды Генриху пришлось прослушать пленку беседы его будто бы лучшего друга с представителями британского закона, Супермена уже ничем не удивишь… Что же делать с Магги? Как заставить ее молчать? И возможно ли это? Не лучше ли убежать от нее? Все равно ведь Генрих собирался уехать в «страны»…
— А правда, Генрих, — вдруг прошептала с его груди девчонка, — кто же ты больше, грабитель или шпион? Ты прости, что я спрашиваю, но я не совсем понимаю.
— Я — шпион-ренегат, — вздохнул Супермен. — Как бы тебе это объяснить… Мне надоело защищать дело, в которое я не верю… Нет, даже не так — я устал служить кому бы то ни было. Я пытаюсь сейчас служить только себе, kid. Да, себе, это будет точнее.
— Да, я понимаю, — шмыгнула носом девчонка, — они тебя достали, да? Я всегда, когда смотрю фильмы про шпионов, не могу понять, почему эти ребята, такие сильные, смелые и героические, не начнут вдруг работать на себя, вместо того чтобы выполнять указания старых и ничтожных клиентов. Я понимаю тебя, Супермен…
— Вот-вот, kid, что-то в этом духе, — обрадовался Супермен, — старых и ничтожных клиентов.
— Но, Генри, — опять зашептала девчонка, — теперь они, должно быть, ищут тебя, чтобы ликвидировать? А?
— Да, kid. Но вряд ли кто-нибудь догадывается, что я в Париже. Из Англии мне удалось выбраться не совсем обычным способом… Я применил один трюк… Короче, мои бывшие сотоварищи думают, что я, вероятнее всего, давно мертв…
— Ух ты, — задохнулась завистью девчонка, — мне тоже хочется иной раз исчезнуть, чтобы никто никогда не узнал, где я…
— Кажется, нам придется исчезнуть, и тебе, и мне, kid. — Супермен задумался. — Хотим мы этого или нет. Твоя сестра в конце концов расколется. Слишком неудобоваримые для ее сознания происшествия и факты известны ей…
— Прости, Генри, это я виновата… Прости.
— Что сделано, kid, то сделано. Сейчас задача состоит в том, чтобы выкарабкаться из настоящей ситуации.
— Куда же мы поедем, Генри?
— Это второстепенно для нас, kid. Важнее сейчас, как мы поедем. Нам нужны новые паспорта. Деньги, слава Богу, у нас есть… И нам нужно для начала, как минимум, уйти отсюда, с этой улицы… Увы, хотя я очень привык к моей темной берлоге.
— Когда уйти, Генри?
— Лучше сегодня, kid, мне кажется, у твоей сестрички Магги сейчас очень напряженное время в жизни. Мы не можем так рисковать. Может быть, именно сейчас она набирает номер телефона полиции.
— Я не верю в то, что Магги предаст меня, Генри… Она, конечно, другой человек, мы с ней разные, но она моя сестра, я — ее сестра…
— Она назовет свое предательство не предательством, kid. Назовет это «спасением заблудшей Алис»… Ты еще маленькая, не знаешь, как удивительно гибко умеют человеческие существа беседовать со своей совестью…
— Куда же мы пойдем отсюда, Генри?
— Пойдем в отель, бэби, хотя и отель не назовешь безопасным местом, но им хотя бы придется нас поискать.
Мистер Майкл Хогарт и его дочь Элен прибыли в Париж ненадолго. Может быть, неделю они собирались прожить в отеле «Иль де Франс», и только. Белл-бой внес в лифт несколько чемоданов мистера Хогарта и его панк-дочки. Девчонка в черном пальто и мистер Хогарт в плаще прошествовали за белл-боем из лифта в отведенную им комнату на третьем этаже, девчонка гордо помахивала при этом маленьким ободранным саквояжиком. Получив от мистера Хогарта две монеты, каждая достоинством в десять франков, пожилой белл-бой простил мистеру Хогарту его панк-дочку и даже улыбнулся ей, на каковую улыбку существо в черном никак не прореагировало.
Алиска плюхнулась на кровать.
— Lovely place, — сказала она, оглядывая большую комнату с двумя кроватями, двумя ночными столиками, двумя креслами и двумя торшерами. Белое с золотом, облупленное белое с облупленным золотом.
118
Eхecutive woman (англ.) — деловой женщины.