Дневная гонка так же походила на бесконечный сон, как и ночная, хотя уже ощущалась тревога и предчувствие скорого перелома. Но несмотря на то, что помпа на марсе работала во всю силу, а длинные бронзовые девятифунтовки стояли наготове, нацеленные вперёд и окружённые гирляндами отполированных до блеска ядер, ничего больше сделать было уже нельзя.
Ветер дул идеально ровно и устойчиво, как будто они поймали пассат к мысу Доброй Надежды, когда можно не касаться парусов и брасов несколько дней, а то и недель подряд. Но если при плавании с пассатом на корабле всегда есть дела — вечная чистка и уборка, стирка одежды, мелкий ремонт и ещё множество занятий, не говоря уж о церковных и прочих службах, то сейчас не осталось ничего кроме изготовления пыжей да шлифовки пушечных ядер. Поэтому "Сюрприз" мчался вперёд под стук полусотни молотков, летел так быстро, как только позволяло мельчайшее внимание к парусам и штурвалу, преследуя добычу, всегда на полпути к вечно убегающему горизонту.
Джек и его гости обедали под отдалённый аккомпанемент стучащих молотков. Чисто выбритый и сияющий после короткого отдыха Джек пребывал в прекрасном расположении духа, вчерашнее глубокое разочарование осталось позади. После ужасных дней трибунала он ни разу не чувствовал себя таким живым и бодрым. Он наслаждался обществом. Стивен и Мартин, не будучи моряками, не испытывали священного трепета перед чином капитана корабля и говорили совершенно свободно — какое облегчение. Кроме того, барометр опускался, верный признак ветра, а постоянный стук ядер, сопровождавший весь обед, напоминал Джеку, что на палубе всё хорошо. Беглец на виду, на корабле образцовый порядок, сильный ветер где-то рядом — вот она, настоящая морская служба, ради этого мужчины и отправляются в море.
Присутствие Мартина и прежде как-то стесняло Джека, а после появления Сэма из-за своей неспокойной совести он стал чуть ли не сладкоречив в беседах с капелланом. Но сегодняшняя радость жизни слегка отодвинула в сторону чувство вины, и они разговорились самым приятным образом. Джек поведал гостям, что теперь он совершенно уверен — приватир стремится попасть в Брест, один из своих портов, и что он, Джек, надеется настичь его до Ушанта, где полно островков и береговых рифов. Однако полной уверенности в этом у него нет. Добыча пока не выказывала никаких признаков беспокойства, они не выкачивали воду и до сих пор сохранили все шлюпки и орудия. Но по хищному и весёлому блеску ярко-голубых глаз Джека слушатели понимали — его невысказанные мысли гораздо менее сдержанны, далеко не так осторожны в игре с судьбой. Мартин заявил, что по его мнению, помпа, с силой льющая на паруса воду, ударяет их сзади и, возможно, подталкивает вперёд, увеличивая скорость.
— В этом не может быть никаких сомнений, — отвечал Стивен. — "Коль добродетель мчится перед бурей, мои надежды помогают парусам", это сказал Драйден, король поэтов, а мы мчимся самым добродетельным образом. Полагаю, всем нам следует дуть на грот, а к корме пусть привяжут верёвку и тащат корабль вперёд изо всех сил, ха-ха-ха!
Некоторое время Стивен хихикал над своей шуткой и, поскольку это занятие было для него непривычно, поперхнулся крошкой. Придя в себя, он обнаружил, что Мартин рассказывает Джеку о тяжёлой доле поэтов — Драйден умер в нищете, Спенсер жил в ужасной бедности, Агриппа закончил свои дни в работном доме. Мартин мог бы вещать ещё долго, поскольку подобных сведений у него было предостаточно, но тут подоспело сообщение от Моуэта — справа по носу появились рыболовные суда.
Для военного корабля присутствие рыбаков из Бискайского залива и севера Португалии, идущих к мелководью Ньюфаундленда на промысел трески, не имело особого значения. Однако в открытом океане даже появление одиночного паруса становилось событием — Джеку нередко случалось проходить пять тысяч миль по довольно оживлённому морскому пути, не встретив ни единого корабля. Когда обед закончился, он предложил гостям захватить кофе с собой на бак, чтобы понаблюдать за этим зрелищем.
Вообще говоря, Киллик не мог запретить такое перемещение, однако со сварливым и недовольным видом постарался его ограничить — налил гостям кофе в отвратительные маленькие оловянные кружки, зная, что произойдёт, если доверить им фарфор. Киллик не ошибся — все кружки вернулись помятыми, а старшина уборщиков ныл по поводу дорожек тёмных капель, усеявших белоснежную палубу во всех направлениях. Ветер ещё не усилился, но за время ужина волнение, начинающееся на юге, достигло этих вод, и рывок норовистого "Сюрприза" застал гостей врасплох.
Когда они добрались до бака, передовые тресколовы беспорядочно разбросанной флотилии оказались уже прямо перед "Спартаном", позволяя окинуть одним взглядом всю мирную картину их спокойного, хотя и нелёгкого промысла, а также и конкурентную борьбу — одна кучка судов устремилась к северо-западу, в то время как другая, пересекая их путь, неслась к востоку. И обе группы, охваченные неистовым порывом, явно шли на пределе сил.
Спустя примерно час бискайцы исчезли за горизонтом, унеся с собой все философские раздумья, Стивен и Мартин спустились вниз, на отдых, а Джек Обри остался на баке. Он размышлял над ходом погони, грудой парусов фрегата и погодой. Джека слегка беспокоил небольшой дифферент "Сюрприза" на корму — он мог усилиться с приближением шторма.
— Мистер Моуэт, — сказал он, вернувшись на корму, — полагаю, теперь нам следует завести рей-тали, спустить в трюм карронады и приготовиться откачать тонн десять воды из бочек на корме. И прошу, передайте боцману, пусть держит наготове канаты и всё прочее — на случай шторма, барометр падает. Я сейчас собираюсь показать молодежи, как при помощи секстанта определять, удаляется преследуемый или нет, и сразу вернусь.
И хорошо, что он сделал все приготовления заранее, поскольку с восходом луны ветер окреп, дуя прямо в ее круглую самодовольную морду и поперек усиливающегося волнения. К тому времени, как Джек вернулся на палубу, Моуэт уже убрал нижние лисели, а с наступлением ночи убирали все больше и больше парусов, пока фрегат не остался лишь под сильно зарифленными фор— и грот-марселем, нижними парусами и триселями, но каждый раз, когда бросали лаг, вахтенный мичман докладывал с все возрастающим восторгом:
— Шесть с половиной узлов, сэр... Семь узлов, две сажени... Почти восемь... Восемь узлов и три сажени... Девять узлов... Десять узлов! Сэр, фрегат развил десять узлов!
С зарифленными нижними парусами Джек видел свою жертву с квартердека, отчетливо на фоне яркой луны, хоть ветер и дул с веста, немного заходя к зюйду, в небе висело несколько облаков, они мчались по небу как куски полупрозрачной вуали.
Волнение пока еще не поднялось — скорее невысокое и частое, а не огромные атлантические валы — и море покрылось белой пеной, на фоне которой "Спартан" казался необычайно черным, даже когда луна опустилась достаточно низко в западной части неба и далеко за кормой. Он нес почти столько же парусов, что и "Сюрприз", и дважды пытался поставить фор-брамсель, но каждый раз убирал.
Время от времени Джек брался за штурвал. При такой скорости сама дрожь штурвала, прикладываемые усилия и поскрипывание оклетневанных кожей штуртросов давали многое понять о корабле: перегружен ли он парусами или можно отдать еще один риф, или даже слегка потравить мидель-кливер. Джек почти не разговаривал с меняющимися вахтенными офицерами: Мейтлендом, Хани, штурманом, но даже так ночь пролетела быстро.
При первых проблесках рассвета Джек позавтракал: барометр продолжал стремительно падать, и хотя погоду еще нельзя было назвать штормовой, до шторма было уже рукой подать, и ветер крепчал. Джек решил завести канаты на мачты и вызвать на палубу обе вахты, как только дудки просвистят "койки вязать".
— Прошу прощения, сэр, — сказал возникший в дверях Моуэт, — но приватир сделал то же самое и заводит перлини на мачты.
— Неужто? — удивился Джек. — Вот собака. Ладно, выпей чашку кофе для поднятия духа, Моуэт, потом поднимемся на палубу, "где добродетель мчится перед проклятой бурей, мои надежды помогают парусам", ха-ха-ха. Это Драйден, знаешь ли.