Камнем преткновения оставалось общение с существами разумными, что всякий раз служило для. нас источником невероятных сложностей. К тому же в обращении с ними у нас были связаны руки: социальные критики, сами предпочитавшие оставаться на Земле, настояли на принятии строгих законов в защиту аборигенов.

Сначала ничто не говорило о наличии на этой планете разумной жизни: здесь не было ни населенных пунктов, ни дорог, ни следов земледелия. И вдруг мы натолкнулись на строительное сооружение — кольцо протяженностью около двухсот километров со своеобразными сотами из полимерных материалов; они находились под куполом, создаваемым облаками, что делало их совершенно незаметными сверху.

Тем временем «роувер» приблизился к исследовательскому кораблю и скрылся в его недрах. Заслышав шум шлюзовых насосов, мы перешли в помещение биостанции. Отделенный от нас воздушной завесой и сеткой, забившись в угол клетки, сидел пойманный зверек. Его черные глаза с ободками, напоминавшими очки, беспокойно бегали, по бледно-коричневой чешуе перекатывались быстрые волны. Пэтти, лаборант, на всякий случай держал палец на кнопке распылителя нейтронов.

— Ну, это уж чересчур! — заметил Роббинс, электронщик.

— Возможно, ты и прав, — ответил Хольгер, старший в нашей команде и глава всей экспедиции, — но безобидный внешний вид не должен вводить нас в заблуждение. Удалось же им воздвигнуть это здание — мы, правда, не знаем, что там внутри, — а разве какомунибудь животному подобное под силу? Поэтому пока мы не изучим хорошенько эту особь, лучше соблюдать меры предосторожности.

С ним нельзя было не согласиться. Что мы вообще знаем о других разумных существах, кроме человека, о более высоких, чем у нас, формах сознания? Нам понадобилось немало времени, чтобы установить первые контакты с такими существами, еще тяжелее оказалось осуществлять с ними связь.

Двум нашим биологам предстояла серьезная работа: пробы тканей, анализ метаболизма, изучение физиологии, эксперименты «лабиринт»… Признаться, все мы испытывали жалость к пойманному боязливому существу, но никто не проронил ни слова и каждый занялся своим делом.

А сделать предстояло немало, и прежде всего внимательно обследовать непонятное сооружение, точную протяженность которого мы уже знали. На вычерченной графопостроителем карте горизонталей было нанесено некое образование, по форме напоминавшее круг. Для наблюдения за ним мы оборудовали на тридцатикилометровой высоте релейную станцию — видеомат с магнитным креплением. Вести наблюдение снизу оказалось невозможным из-за неровностей поверхности, а сверху обозрению мешали кипящие облака. Все мы предпочитали держаться пока на почтительном расстоянии от объекта наблюдений. Тем не менее кое-что стало проясняться: благодаря отличному приему мы могли выбирать любую диафрагму. Но чем больше мы узнавали, тем больше удивлялись.

Достаточно сказать, например, что крыша «сот», если верить показаниям инфракрасного детектора, оказалась охлажденной до температуры минус 10 градусов. Этим, вероятно, и объяснялись наблюдаемые нами погодные феномены: граница между фронтами теплого и холодного воздуха здесь была очень резкой, холодные массы смешивались с более теплыми, атмосфера охлаждалась, поднимался туман, временами сверкали молнии, раздавались раскаты грома, доносившиеся и до нас.

Но внутри этого дьявольского котла кипела работа. Со стороны было хорошо видно, как вырастало и вытягивалось в длину удивительное сооружение. Видны были и те, кто его строил: чешуйчатые существа — не то обезьяны, не то медведи, не знаешь даже как их назвать, — ловко орудовали инструментами, разъезжали на машинах, напоминавших тракторы, перевозили по рельсам штабеля восьмигранных плит из полимерных материалов. Протягивались «руки» погрузчиков, смыкались «башмаки» клещей, взмывали в воздух и опускались вниз матово-серебристые плиты, образующие сводчатые поверхности, куда добавлялись все новые и новые купола. Если раньше у нас и были сомнения относительно разумности этих созданий, то все, что мы видели, говорило об обратном — так ловко, проворно и целенаправленно они трудились. Судя по всему, организация здесь достигла совершенства.

Собственно, нам было совершенно неважно, чем занимаются эти существа, гораздо важнее было установить, наделены ли они разумом. Ведь именно от этого зависело, сможем ли мы использовать их в качестве рабочей силы и в какой мере. Можно ли применить к ним электрофизиологическое или химическое программирование? Потребуется ли постоянный контроль за установленными зондами? Можно ли вообще побуждать их к действию посредством психовозбудителей или они поддаются внушению, — скажем, в духе внушения целевых установок?

Все мы с нетерпением ожидали результатов биологов. Прошло три дня, и вот они пригласили нас всех собраться, чтобы рассказать о выводах.

— Безобидные животные, безопасные, с интеллектом намного ниже, чем у наших обезьян. Поддаются обучению, — видимо, приручить их не составит большого труда.

Мы забросали биологов вопросами:

— Насколько это совпадает с нашими прежними наблюдениями?

— Как по-вашему, есть ли у них расы, различающиеся степенью развития?

— А может быть, они просто притворяются?

— Не могли вы что-то упустить? — спросил Хольгер.

— Конечно, за три дня всего не увидишь. И все-таки я не могу поверить…

— Необходимо все точно выяснить. Продолжайте!

Мы зачастили в биолабораторию, устраивая там целые диспуты. Пэтти более не стоял у распылителя: теперь уже, кажется, никто не ожидал нападения. Зверек попрежнему сидел в клетке и грыз кусок белка из водорослей. Ушей у него не было, но нам все равно казалось, что он прислушивается. Биологи это подтвердили — им удалось проследить его рефлексы на акустические сигналы. Мнения наши разделились. Одни считали зверька безобидным, добрым, спокойным и смышленным, другие относились к нему с недоверием, словно он мог неожиданно проявить себя с другой, враждебной стороны.

Тем временем работа наша продолжалась. «Роувер» несколько раз подъезжал к самому зданию. Однажды он даже привез плиту, которую передали для анализа в химическую лабораторию. Плита оказалась из какого-то неизвестного синтетического материала на кремниевой основе, по всей видимости, промышленного производства.

Разумеется, нас это крайне заинтересовало. Откуда взялся этот материал? Каковы были исходные продукты? Можно ли нам получить его методом синтеза?

Прошло еще два дня. Поздно вечером, когда мы, собравшись вместе, опять заспорили, Роббинс вдруг заявил, что лично он больше не сомневается в безобидности зверька.

— Я вам сейчас докажу это, — добавил он и вышел из комнаты.

Не прошло и минуты, как он вернулся, неся на согнутых руках чешуйчатое создание, которое доверчиво прижималось к нему, положив одну лапу ему на плечо. Роббинс гладил зверька, и тот оставался спокойным. Мы несколько растерялись, увидев его прямо перед собой, без защитной ширмы, но он как ни в чем не бывало продолжал сидеть на руках у Роббинса, и мы тоже успокоились. Даже Хольгер не рассердился. Конечно, Роббинс поступил опрометчиво — без последствий его поступок не останется, — но как бы там ни было, ему-таки удалось разрешить проблему и тем самым сократить нам время ожидания. Втайне мы были ему за это благодарны.

— Ну хорошо, пусть оно безобидное, — сказал Хольгер, — но что делать дальше? Парадокс остается. Каким образом они возводят столь сложные постройки? Как получают синтетический материал? И если со временем это будет город, то почему они выбирают для него гораздо более холодный климат, чем в других местах на этой планете? Ведь это абсурд!

— И не единственный, — включилась в разговор Симона, кибернетик. — Я обратила внимание вот на что: они не только возводят здание с куполом, но одновременно и демонтируют его.

— Как же так? Ведь кольцо-то растет!

— Да, снаружи. А внутри его сносят. С таким же упорством, с каким возводят. Я проследила за потоком материалов: разница равна нулю. То, что они демонтируют внутри, снова устанавливается снаружи.