Первый концерт тура всегда проходил немного со скрипом, и сегодняшний был не исключение. Смитти, играющий на соло-гитаре, был надежен, как и всегда. И хотя басист и барабанщик были теми же, с кем он записал последний альбом, они никогда не ездили с Маркусом на гастроли, им четверым не доводилось выступать вместе. Конечно, они отработали несколько недель в Биг Форке23 в мае, но выступать перед публикой – совершенно другое дело, и, во всяком случае, они пока еще не работали на полную катушку. Маркусу предстояло придумать, как сделать так, чтобы вся их страсть и энергия достигли последнего ряда.
Однако, во время первых пяти или шести песен, Маркус отвлекался. Его мысли постоянно возвращались к Райан и их случайной встрече в Пайк Плейс. По его мнению, не было абсолютно ничего сексуальнее, чем женщина, которая была и красивой, и спортивной. Конечно же, как и у любого парня, его голова непроизвольно поворачивалась вслед каждой шикарной телке, которая проходила мимо, независимо от того, была она тихоней или бегала марафон, но с годами он стал меньше интересоваться просто красивыми женщинами. И когда речь шла о Райан, это было больше, чем просто «красивое и потное» тело, как уморительно выразился Майлз, что заставило Маркуса призадуматься. Некоторые вещи, жесты, мимика озадачили его. Как она смутилась, когда Майлз назвал ее красивой. Она стала красной, как свекла, и Маркус задался вопросом – почему. Возможно ли, что девушка, такая сексуальная, как Райан, не привыкла выделяться из-за ее внешности? Нет. Невозможно.
Она не любит, когда ей говорят комплименты? Вопрос остается открытым, но то, как она отвернулась и покраснела на рынке, улыбаясь и поправляя волосы, выглядело так, будто она не привыкла, что ею восхищаются. Такую скромность, такую естественную невинность он давно не видел в женщинах, и Маркус не мог выкинуть это из головы. Райан была не только сексуальная и умная, но и такая настоящая.
Смитти играл соло. Выдавая шквал нот, гитарист стиснул зубы, потом проворчал что-то про себя, когда развернул инструмент к усилителю, чтобы вызвать громкие крики пронзительной ответной реакции. Маркус подумал, что это прозвучало почти так, как будто Ангел Смитти за его плечом предупреждал... Забудь! О! Няне! Он выпалил следующую строчку в микрофон с большей энергией, частично получив заряд от Смитти, но и сам в данный момент готовый с ним согласиться. Если уж Маркус сам понял, что было бы для него лучше, то ему следовало поменьше зацикливаться на потрясном теле Райан и ее духовной сущности, и больше сил направить на то, чтобы зажечь всю мощь толпы.
После того, как они отработали первую половину концерта, Смитти и остальные участники группы покинули сцену, и помощник принес Маркусу его старую, потрепанную гитару Мартин24. Это был его любимый инструмент, но он никогда раньше не играл на нем «вживую», потому что это был первый раз, когда Маркус попытался сыграть такую задушевную, глубокую акустическую музыку, какую он играл дома, когда вокруг никого не было. Как только сверху его осветил единственный прожектор, он впервые за все годы занервничал.
—Ладно, ребята, как вы можете догадаться, — сообщил он залу, — я сейчас немного сбавлю темп.
Зрители завопили, что не слишком-то много значило. Что бы ни сказал Маркус, они все примут на «ура». Но он научился не воспринимать поклонение толпы слишком серьезно.
— Я надеюсь, вам понравится эта песня. Она абсолютно новая, — послышалось еще больше криков.
Маркус начал петь «Я запираю двери», первую песню, написанную после своего развода с Бьянкой, но которую звукозаписывающая компания не захотела включить в альбом. Хотя, в песне пелось не совсем о Бьянке. Речь в ней шла о глубокой печали, которую он почувствовал после того, как суд счел, что он не может просыпаться каждый день в том же доме, что и его собственные дети. Речь шла об одиночестве, которого он еще не знал до тех пор, пока его не разлучили с ними.
Я запираю после себя двери,
Потому что только так
Я смогу сегодня найти успокоение.
Я поворачиваю защелку, опускаю шторы
И жду, пока исчезнет последний вечерний свет
В темных глубинах души,
И моя спальня станет чернее угля…
Да, это совсем не лучшая песня для вечеринки, но Марк любил ее. Он проиграл короткий инструментальный проигрыш перед вторым куплетом. Стояла мертвая тишина. Может быть, им понравилась песня. Или, может быть, они так возненавидели ее, что безмолвствовали в знак протеста.
Его это не заботило.
Я запираю после себя двери,
Потому что в свете яркого дня
Что - то сжимается в моей груди,
Сердце разрывается, подступает паника.
Только в своем одиночестве я смогу успокоиться…
Пожалуйста, не осуждайте меня, за то, что остаюсь здесь,
Потому что я знаю – в этом мире нет свободных дорог.
Продолжая петь, Маркус кинул быстрый взгляд направо, надеясь, что Шарлотта и Майлз были за кулисами, поддерживая его. На самом деле, он должен был увидеть их, Маркус так глубоко прочувствовал эту песню, что ему необходимо было удостовериться, что, во всяком случае, сейчас его дети были рядом с ним.
Естественно, они были там с Райан и с широкими улыбками на лицах усиленно махали руками. «Слава Богу, что они не понимают этих печальных слов, – подумал он, улыбаясь. – И, слава Богу, Бьянка не настраивает их против меня».
Обычно за кулисами было довольно темно, но пол сцены, составленный из зеркальных щитов, отражал свет прямо на них троих, который кружился по их лицам, как в калейдоскопе. Эффект был такой красивый и загадочный, что Маркус не отводил глаз, и не только из-за детей, но и из-за Райан, которая обнимала их за плечи. Она находилась от него должно быть в шеси метрах, но Маркус смог прекрасно разглядеть нереально зеленые глаза, и ее красота потрясла его.
Вдруг, он осознал, что понятия не имеет, какой следующий текст он должен произнести. Что-то про вентиляцию и пожарную лестницу? Но слова просто вылетели у него из головы, и ему пришлось прекратить играть, чтобы собраться.
— Упс, я же говорил, что она новая, да? — сказал Маркус зрителям. — Такая новая, что я еще даже не запомнил слова!
Кто-то неловко захихикал, раздалось несколько обнадеживающих возгласов. Потом какой-то придурок закричал:
— Сыграй «Любовь всей моей жизни»!
— Я доберусь и до нее, — сказал Маркус. — Обещаю.
А сам подумал: «Заткнись, мокрица». Ему так надоело играть эту песню.
Он достаточно быстро оправился и спел заключительный куплет и припев песни «Я запираю дверь», прежде чем перейти к акустическим версиям некоторых его самых любимых песен. Зрители не отреагировали на его новую, темную сторону, но ему было все равно. Все, о чем он мог думать – только о Райан, об идеальной картинке, где он видел ее, стоящей рядом с его детьми. Ее образ, вместе с Шарлоттой и Майлзом, заставил его почувствовать себя сильным. И впервые за слишком долгое время – живым, полностью живым.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Лучик света
Сидя в автобусе по пути в Портлэнд, Райан изо всех сил пыталась не отключиться. Она устала, что было так не вовремя, учитывая тот факт, что Майлз слетел с катушек, бегая по проходу, в то время как Шарлотта постоянно донимала ее слишком взрослыми вопросами. Иногда быть нянькой – словно оказаться в сражении застрявшей в окопах с двумя крошечными солдатами, которые либо не знают, либо просто игнорируют правила ведения боевых действий.
— Ты была замужем? — спросила Шарлотта.