— Эй, полегче, приятель, — достаточно мягко предупредил Маркус, надеясь разрядить возникшее напряжение.
— Кто это, Маркус? — выкрикнул другой голос. — Твоя девушка?
Ой-ой-ой. Последнее, что ему было нужно, чтобы какой-нибудь болван начал распространять сплетни о нем и Райан. Ему необходимо действовать быстро, чтобы покончить с этим.
— Народ, пожалуйста, давайте поприветствуем самого ценного члена моей команды, — произнес он, надеясь, что его тон был официальным, профессиональным или каким угодно, но только не романтичным. — Нашу няню, Райан Эванс!
Не мою няню, а нашу няню. Маркус похвалил себя, что быстро сообразил. Ему нравилось хвалить коллектив, и к концу тура он подобным образом выделит, наверное, каждого пассажира «Улетного автобуса».
— Райан, ву-хууу! — закричал Майлз своим все еще детским голоском, и Маркус мог услышать, как умилялись женщины в первом ряду. Кажется, кризис, к счастью, миновал.
Он кивнул Смитти, который, глядя на барабанщика, начал отсчитывать: «И-раз, и-два, и-три, и-четыре!» И группа, уверенно, так как вместе они играли уже долгое время, запустила переделанную версию самого главного хита Маркуса. Пение, помимо привычных чувств, вызывало спокойствие, комфорт и наслаждение, это как прокатиться летним днем на Эльдорадо7327 по Монтане.
Маркус пел:
Я пришел в этот мир испуганным маленьким мальчиком,
Даже не подозревающим, что никто не подарит мне хоть немного радости.
Но человек сможет покорить гору, если дать ему достаточно веревок.
И безнадежная душа сможет влюбиться, если дать ей надежду.
Маркус взглянул на детей, которые смотрели на него, широко улыбаясь. Когда он сказал, что написал песню для Шарлотты и Майлза, это была невинная ложь. В действительности, конечно же, он написал ее для Бьянки; в то время он был безумно в нее влюблен. Но теперь, когда дети поднялись сюда к нему, он понял, что его чувства к Шарлотте и Майлзу намного сильнее, чем те, что охватили его когда-то к бывшей жене. Он больше не любил Бьянку, ни капельки, но он обожал этих детей, которые были плодами их союза и их любви. Возможно ли такое, что он написал песню о двух людях, которых даже не знал, когда сочинял ее? Он думал, что так и есть. И это заставило его почувствовать, что вся боль, полученная от брака, развода, разлуки с детьми, может быть стоит этого или чего-нибудь в будущем.
Маркус посмотрел туда, где исчезла Райан. Он не понимал почему, но очень хотел увидеть ее.
Ты огонь в моем сердце, и любовь всей моей жизни.
И я надеюсь, что она будет долгой,
Потому что жизнь, в которой нет тебя,
Будет ничем иным, как ошибкой.
Он заметил Райан, она больше не смотрела на сцену. Она разговаривала с двумя парнями, но он не знал ни одного из них. И рассмеялся про себя: «Как она смеет разговаривать с другими мужчинами, когда я пою песню о моей самой большой любви и стараюсь увидеть ее глаза?»
Ты любовь всей моей жизни, и причина того, что я пытаюсь
Быть лучше, добрее.
Никогда не хочу вернуться к той жизни, что я жил раньше,
Хочется верить, что это не входит в планы.
Маркус улыбнулся Майлзу, затем наклонился и поцеловал каждого из ребят в щеку. Зрители будто взбесились, и он увидел, как женщина в первом ряду приложила руку к сердцу. Рок-критики упрекали его в потакании толпе, чрезмерной эмоциональности, но разве не в том весь смысл, чтобы растрогать людей? Когда он заставил женщину прикоснуться к сердцу, ощутить связь с чувствами, которые изначально побудили его написать песню, он понял, что достиг успеха в своей работе.
В то же время Маркус признавал юмор и иронию того факта, что он написал эти стихи, когда ничего не знал о жизни и о потерях. Не входит в планы... он никогда не был тем парнем, кто жил по плану. Жизнь всегда выходила из-под контроля – в этом и была красота (и, конечно, иногда боль) жизни. Он никогда не планировал стать рок-звездой или влюбиться в Бьянку, или иметь двух прекрасных детей. Он, безусловно, не планировал болезненное расставание со своей женой или того, чтобы умолять ее просто провести с ними хотя бы одну пятую года. Но он был полон решимости изменить это, и он знал, что жизнь его и детей наладится. Надо надеяться, скорее раньше, чем позже.
Он еще раз взглянул в ту сторону, где Райан до сих пор разговаривала с мужчинами, жестикулируя руками. На камерах сработали вспышки. Если бы он не пел песню, то подбежал и проверил бы ее. К счастью, шоу почти закончилось; скоро он сможет увидеть, какого черта там происходит. Он громко пел заключительные строчки, а Смитти за его спиной, выдавал с группой громкое, зажигательное крещендо28.
После того, как они ушли со сцены, Маркус направился в сторону Райан и двух парней – ему нужно было узнать, что там случилось. Сквозь шум толпы, он услышал крик Шарлотты:
— Она тебе нравится!
— Кто, малыш? — спросил он.
Его дочь посмотрела на него так, словно говорила: «Глупый папочка, неужели ты ничего не понимаешь?» – как будто это она была взрослой, а он – ребенком.
— Райан! Тебе нравится Райан!
Маркус остановился достаточно далеко от любого, кто мог их услышать.
– Шарлотта, мне нравится Райан как ваша няня. И как друг, может быть. Но это все.
Однако дочь и слушать его не захотела.
— Она тебе нравится, нравится, я знаю! — воскликнула она, в то время как он держал в своих объятиях Майлза.
— Ш-ш-ш, хватит, юная леди. Не болтай языком.
Но Шарлотта не ответила ему.
— Шарлотта, ты больше не будешь говорить обо мне и Райан, это ясно?
— Да, папочка, — согласилась она, хотя ни капельки не было похоже, что она раскаивается.
Изощренность дочери поразили его. Могла ли она вытащить Райан на сцену нарочно? Она пыталась наладить какое-нибудь взаимодействие между ее няней и ее отцом? Он знал, что Шарлотта развита не по годам, но надеялся, что она не собирается начать играть роль свахи. Последнее, что ему было нужно, чтобы эта идея засела в ее голове. Если Шарлотта начала думать о Маркусе и Райан как о паре, даже как о потенциальной паре, она может рассказать об этом Бьянке, и та взбесится.
Шарлотта по-прежнему внимательно рассматривала Маркуса.
— Не бойся, папа, — сказала она прежде, чем пойти к Райан. — Все будет хорошо.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
В пух и прах
Этой ночью Райан почти не спала. Противоречивые мысли и душевные метания донимали ее, и все, что она могла сделать – это позволить им кружить вокруг, сталкиваться друг с другом, разнести самих себя в пух и прах, пока они полностью не исчерпают свои боеприпасы, не закончится топливо, и они не рухнут на землю.
Когда она укладывала детей спать, те все еще напевали песню, которую они спели вместе с отцом. То, как непринужденно и комфортно они себя чувствовали перед тысячами зрителей, легко объяснялось их молодостью. Майлз, наверное, был слишком мал, чтобы полностью осмыслить грандиозность всего этого, в то время как Шарлотта, по-видимому, появлялась на сцене так много раз, что такой опыт был для нее почти привычным. Но Райан никогда не испытывала ничего близкого к нереальному воодушевлению, интенсивному всплеску энергии, которые она почувствовала под всеми этими взглядами. Конечно, она была смущена, но когда Маркус окликнул ее по имени, и 10 000 человек стали кричать, приветствуя ее, Райан Эванс? Трудно было не почувствовать ребячливую гордость, наслаждаясь похвалами людей, которых она никогда не встречала и никогда не встретит вновь. Это было так волнующе. Но и сталкиваться с такой похвалой (таким преклонением, в случае с Маркусом) каждый вечер – довольно сильное потрясение. Неудивительно, что половина известных людей в мире – психи.