Весной сорок третьего года в полосе 57-й армии фронт стабилизировался. Войска, занявшие рубеж по Северскому Донцу, создали глубоко-эшелонированную оборону со сплошными рядами траншей, проволочными заграждениями и минными полями. Из прифронтовой полосы было эвакуировано все население. В селах не встретишь ни души, только птицы в дни затишья щебечут в садах и дубравах, раскинувшихся по балкам. И как бы протестуя против войны, пышно расцвела природа, на полях зрел обильный урожай, стеной стояла высокая рожь, спели гречиха, подсолнухи.
На передовых позициях затишье, скрытно производятся оборонительные работы да снайперы с той и другой стороны ведут свой счет, да изредка проводит пристрелку репперов[3] та или другая артиллерийская батарея. Но тишина обманчива, идет работа по наращиванию сил, подвозятся горючее, боеприпасы, новая техника, подходят свежие дивизии, отрабатывается взаимодействие войск.
Период обороны затягивался. Прошло уже почти пять месяцев с того времени, как войска армии перешли к ней по Северскому Донцу. Срок достаточный для подготовки крупного наступления, и можно было только теряться в предположениях, почему ни та, ни другая сторона не предпринимает мер по активизации боевых действий. Только в июле развернулась Курская битва, а в августе войска 57-й армии, находившиеся на левом фланге Курского выступа, сломив оборону противника, форсировали Донец, подошли к Харькову. Отступая, противник оказывал сильное сопротивление, цепляясь за промежуточные рубежи. Мерефа, Безлюдовка, Логачевка — вот далеко не полный перечень населенных пунктов, где немецкое командование предполагало остановить продвижение армии к Харькову.
К началу прорыва немецкой обороны на Северском Донце первый дивизион капитана Забродина был придан 14-й гвардейской стрелковой дивизии.
Первые дни наступления… Их ждали давно, и поэтому морально и психологически все были готовы к преодолению трудностей, неизбежных в ходе наступления. Теперь успех боя во многом зависел от него, командира дивизиона.
Продвигаясь с передовым отрядом дивизии, Забродин то и дело поторапливал начальника разведки лейтенанта Шахтарина и связистов, требуя от них обеспечивать разведку и связь на всех рубежах, куда выходила пехота. Выскочив на гребень небольшого оврага, Забродин увидел впереди себя Логачевку — большое, вытянутое вдоль дороги село, к которому двигалась немецкая пехота и танки. Над головой засвистели пули, вокруг начали рваться мины. Открыли огонь и две самоходки, укрывшиеся за кустарником, разросшимся у дороги. Наступление приостановилось, и там, где был Забродин, постепенно накапливаясь, начала окапываться пехота. Никто не готовил ни окопов, ни других каких-либо основательных укрытий, ограничивались лишь устройством ячеек для стрельбы с небольшим защитным бруствером.
Оценив обстановку, Забродин подозвал командира первой батареи лейтенанта Овсиенко.
— Готовь батарею, лейтенант! Похоже, задержимся здесь. Отсюда до Харькова рукой подать, за каждый метр будут они драться.
Ему, опытному командиру, прошедшему суровую школу армейской и фронтовой жизни, многое нравилось в лейтенанте Овсиенко: и продуманность действий, и рассудительность, и ровная требовательность к подчиненным. Забродин иногда даже удивлялся, когда в сложной обстановке этот совсем еще юный, девятнадцатилетний лейтенант действовал четко, находя верные решения. Небольшого роста, с приятным открытым лицом, всегда выдержанный и тактичный, Овсиенко никогда не терялся. Требуя от подчиненных точного выполнения приказов, он и сам являлся образцом исполнительности. Окончив ускоренный курс училища, он получил назначение в полк Бежалова командиром огневого взвода одной из батарей 1-го дивизиона. Забродин сразу же приметил молодого офицера, быстро выдвинул его на должность командира батареи и позднее не разочаровался в своем решении.
День 16 августа для 1-го дивизиона был чрезвычайно тяжелым. Гитлеровские части готовились нанести удар по нашим наступающим войскам. Первым вестником контрудара явился немецкий самолет-разведчик. Вслед за ним в небе появились бомбардировщики. На поле, где залегла пехота, посыпались бомбы.
С наблюдательного пункта Забродин видел, как в Логачевку продолжала втягиваться пехота, а в самом селении уже стояли замаскированные фашистские танки. Все говорило о том, что враг готовится к контратаке, подтягивает резервы.
Растянутость основных сил дивизии, образовавшаяся в ходе наступления, давала противнику возможность сосредоточивать свои части в этом районе. Обстановка требовала быстрого решения. Удар по гитлеровцам надо было наносить немедленно. Но Забродин колебался, выбирая один из двух возможных, по его мнению, вариантов — ударить сейчас или выждать и дать залп, когда фашисты выйдут из села и окажутся на открытом поле. Склоняясь к последнему решению, Забродин шел на риск, но он искупался возможной военной выгодой.
Вскоре он увидел, как из Логачевки начали выдвигаться тяжелые танки, и чем ближе подходили они к залегшей пехоте, тем интенсивнее вели обстрел.
— Уже двадцать танков, и еще ползут, — докладывал лейтенант Шахтарин. — Обойти нас хотят.
Забродин и сам понимал, что это только часть сил противника. Пока не зная, какой удар готовится на этом участке, он продолжал наблюдать. Вот вслед за танками начали выдвигаться густые цепи пехоты. По опыту боев Забродин знал, что если противника сбить с занимаемого им оборонительного рубежа, то он, как правило, откатывается на рубежи промежуточные, заранее подготовленные.
Передовой отряд дивизии вышел к одному из таких рубежей, дающему возможность противнику контролировать хорошо просматриваемую местность. Значит, фашисты попытаются до подхода основных сил дивизии смять ее передовой отряд и отбросить его назад. Оценив обстановку, Забродин уже готовил данные для открытия огня, но пока медлил с отдачей команды.
В бою командиру всегда приходится решать множество задач, диктуемых обстановкой. Надо выбирать одно, наиболее верное решение, которое дает возможность выполнить главную задачу с наибольшим успехом и с наименьшими потерями.
Забродин хорошо усвоил это правило.
Огонь противника становился все сильнее, от разрывов снарядов и мин, казалось, не было возможности укрыться. Забродин в этом хаосе все же выделял мощный рев танковых моторов. Он отчетливо представил, как легко сомнут танки противника жиденькую оборону передового отряда.
Послышался голос Овсиенко;
— Товарищ капитан, разрешите ударить по ним батареей?
Забродин не ответил, хотя понимал, что медлить больше нельзя. Поворачивая стереотрубу, он продолжал вглядываться в расстилавшееся перед ним поле.
— Ведь они прорвутся! — выкрикнул, уже не сдерживая себя, Овсиенко.
И этот голос, полный отчаяния, заставил вздрогнуть Забродина; он обернулся и увидел возбужденное лицо командира батареи, его лихорадочно блестевшие глаза. Весь он был напряжен и выжидающе смотрел на Забродина.
— Я все вижу, лейтенант, — ответил Забродин и приказал дивизиону открыть огонь по наступающим гитлеровцам.
Оставаясь старшим на огневой позиции, начальник штаба дивизиона старший лейтенант Плющев до налета вражеской авиации едва успел рассредоточить боевые машины. Расчеты быстро замаскировали их на опушке у дороги. Поторапливая бойцов, Плющев продолжал наблюдать за горизонтом и, когда показались фашистские самолеты, подал команду «Воздух» и приказал расчетам готовиться вести огонь по врагу из стрелкового оружия. А рядом суетились бойцы лейтенанта Баженова, подыскивая к своей 37-миллиметровой зенитной пушке снаряды.
Ожидая приказа открыть огонь, Плющев оставался около связистов, которые держали рацию на приеме. Артиллерийская канонада, взрывы бомб, пулеметная стрельба подтверждали, что противник решил на этом участке нанести мощный удар и что выдвижение его сил и саму контратаку следует ожидать каждую минуту.
С огневых позиций открывалась широкая панорама местности: Логачевка, охваченная огнем, танки, двигавшиеся по полю, разрывы снарядов. Видя все это, Плющев ждал одного — команды от Забродина, все время проверяя надежность связи с ним.
И тут радист, находившийся рядом, доложил:
— Товарищ старший лейтенант! Вас вызывает командир дивизиона!
Плющев схватил трубку. Он видел, что до наступающего противника остается немногим более трех километров. Сейчас самое время накрыть его залпом. И вот наконец приказ открыть огонь.
Установки, уже замаскированные, стоят вдоль дороги. Плющев отдает последние распоряжения, бойцы разбегаются по укрытиям.
— По фашистам, залпом, огонь! — командует Плющев.
И почти сразу перед Логачевкой начали рваться снаряды, поле покрылось черным дымом, жарко запылали подбитые танки.
Плющев поторапливал боевые расчеты, готовя дивизион к повторному залпу. Огненные кометы вновь стремительно обрушились на врага. Уцелевшие танки и пехота метались в дыму, пытаясь где-нибудь укрыться. А Забродин уже передавал на огневые позиции данные для нового залпа по исходному рубежу, с которого начали свою контратаку фашисты и куда они отходили под ударами дивизиона.
Принимая решение вывести установки на открытую позицию, Забродин представлял себе, какой опасности подвергается дивизион.
Реактивные системы, обладающие сильной огневой мощью, сами по себе являются беззащитными и могут стать легкой добычей артиллерии и авиации врага, в особенности в период быстро изменяющейся обстановки, когда боевые расчеты не успевают оборудовать для них наипростейшие укрытия.