Их разговор становился слишком вежливым и доверительным. Шарп выразительно посмотрел на устилавшие поле тела.

— Вы хотите обсудить вопрос о раненых?

— Да, мсье. Не думаю, что у нас их очень много, но я бы хотел получить разрешение на осмотр этой части поля. А все остальное, — он учтиво поклонился Шарпу, — контролируем мы.

Француз был прав. Гусары разъезжали по полю битвы и ловили лошадей, лишившихся всадников. Кроме того, им досталось с полдюжины лошадей, потерянных офицерами Южного Эссекского, и Шарп знал, что во всей Испании они вряд ли смогут найти коней лучше этих. Однако что-то в словах капитана показалось Шарпу странным.

— В самом деле, сэр, вы уверены? — Шарп взглянул в карие доброжелательные глаза француза, который слегка пожал плечами.

— Мсье, ситуация изменилась. — Капитан показал рукой на взорванный мост. — Полагаю, вам будет не так-то просто перебраться на другую сторону реки. Вы со мной не согласны? — Шарп кивнул, спорить было бы просто смешно. — Я думаю, мсье, мой полковник захочет после некоторого перерыва возобновить сражение.

— Как только вы будете готовы, сэр, в любое удобное для вас время. — Шарп рассмеялся и показал на мушкеты, ружья, длинные штыки.

Француз рассмеялся в ответ.

— Я все узнаю и проинформирую вас. — Он вытащил часы. — Давайте договоримся так: у нас есть час на то, чтобы забрать раненых, хорошо? А затем продолжим.

Он не оставлял Шарпу выбора. За час его двести человек едва ли смогут собрать раненых англичан и испанцев, отнести их к мосту и придумать способ доставить на другой берег. Французы справятся гораздо быстрее. Шарп прекрасно понимал, что бессмысленно пытаться выторговать еще немного времени.

Капитан приготовился снова сесть на лошадь.

— Еще раз поздравляю вас, лейтенант. Вы согласны на наши условия? — Шарп кивнул. — Примите мои искренние сожаления. Bonne chance! — Он вскочил в седло и поскакал прочь.

Шарп оглядел свою новую роту. К ней присоединилось семьдесят солдат из разбитого каре. Конечно, старшим офицером оставался Лерой, но ранение вынудило капитана передать командование Шарпу. Было еще два лейтенанта: Ноулз из легкой пехоты и Джон Берри. Берри оказался толстячком с пухлыми губами; получив приказ подчиняться Шарпу, он сразу же поинтересовался, когда тому было присвоено звание, а потом принялся жаловаться, что его коня подстрелили. Шарп подозревал, что именно по этой причине Берри и остался здесь.

Солдаты, организованные в небольшие отряды, снимали с убитых мундиры, собирали брошенные мушкеты и делали примитивные носилки, на которых относили раненых к мосту. Половина людей работала там, где Шарп и Харпер отбили знамя полка, а остальные — у входа на мост, где тела образовали нечто напоминающее веер.

Французы быстро закончили со своими ранеными и начали осматривать место, где стоял испанский батальон. Конечно же, ими двигало не милосердие, а желание обобрать убитых и раненых. Британцы делали то же самое — и тут никто не мог помешать солдатам, таков закон войны: выжившие получают то, что уже никогда не понадобится погибшим.

Стрелки по приказу Шарпа собрали несколько дюжин мушкетов и запас патронов у погибших. На случай, если французы пойдут в наступление, Шарп планировал вооружить каждого стрелка тремя или четырьмя заряженными мушкетами и встретить кавалерию серией мощных залпов, которые уничтожат врага. Конечно, это не вернет королевское знамя. Оно потеряно навсегда, если только в отдаленном будущем английская армия не войдет в Париж и не получит назад военные трофеи французов.

Шарп шел по залитому кровью полю и думал о том, что французы вряд ли решатся продолжать сражение. Слишком уж большие потери они могут понести; возможно, гусары рассчитывают, что англичане сдадутся.

Шарп помог Лерою добраться до моста, усадил его так, чтобы капитан мог опереться спиной о перила, и разрезал белые бриджи. Бедро американца было прострелено, кровь все еще сочилась, но пуля прошла насквозь, и Шарп позвал Харпера, который, несмотря на очевидное отвращение Лероя, посадил своих червяков в рану, прежде чем забинтовать ее куском ткани, оторванной от рубашки погибшего солдата. Форрест остался жив; оглушенного, залитого кровью майора с зажатой в руке саблей нашли среди груды тел там, где шла самое ожесточенное сражение за знамена. Шарп усадил его рядом с Лероем. Пройдет еще некоторое время, прежде чем Форрест придет в себя, и Шарп сомневался, что майор, которому следовало быть священником, а не военным, сможет сегодня сражаться. Он поставил знамя рядом с ранеными офицерами так, чтобы огромное желтое полотнище было хорошо видно французам.

А что собираются делать его соотечественники, англичане? Дважды Шарп подходил к самому краю пролета моста и пытался докричаться до противоположного берега. Но люди там вели себя так, словно находились на другом конце света, и занимались своими делами, не обращая внимания на недавних товарищей.

Шарп в третий раз поднялся на мост.

— Эй! — До конца перемирия оставалось не более тридцати минут. Он снова закричал: — Эй!

Появился Хоган, помахал рукой и поднялся на мост со своей стороны. Шарп был рад снова увидеть инженера, только вот с формой капитана было что-то не так. Шарп не мог сообразить, в чем дело. Он показал на пролом между ними.

— Что произошло?

— Я тут ни при чем. — Хоган развел руки в стороны. — Симмерсон поджег запал.

— Господи, зачем?!

— А вы не догадываетесь? Испугался. Думал, что французы перейдут на нашу сторону. Мне очень жаль. Я пытался остановить его, но он велел меня арестовать.

— Так вот в чем дело!..

Ирландец весело ухмыльнулся Шарпу.

— Как и вас, кстати.

Шарп длинно и замысловато выругался. Хоган терпеливо ждал, пока он закончит.

__Я знаю, Шарп, знаю. Это самая натуральная глупость. Все из-за того, что мы отказались выполнить его приказ выдвинуть вперед стрелков, помните?

— Он думает, что его это спасло бы?

— Ему надо свалить на кого-то вину. Себя он виновным признавать не собирается, значит, необходимо найти козла отпущения. — Хоган снял шляпу и почесал седеющую макушку. — Придется потерпеть, пока мы не соединимся с армией. Тогда можно будет забыть об этой глупости. Генерал разорвет его на части! Ни о чем не беспокойтесь!

Ситуация получилась довольно глупой — они обсуждали детали своего ареста, находясь по разные стороны реки, а под ними с ревом неслась вода.

Шарп показал рукой на раненых.

— А что делать с ними? У нас несколько дюжин раненых, французы собираются снова пойти в атаку. Нам необходима помощь. Что планирует полковник?

— Планирует? — Хоган покачал головой. — Сэр Генри — словно петух с отрубленной головой. Муштрует солдат, вот чем он занят. Каждый, кто потерял мушкет, может считать, что ему повезло, если он получит лишь три дюжины горячих. Этот ублюдок сам не знает, что делает!

— Господи, нам нужна помощь! Хоган поднял руку.

— Я сказал ему, что необходимо найти древесину и веревки. — Капитан показал на сорокафутовый пролом. — Вряд ли нам удастся перекрыть мост, но мы можем сделать плоты. Однако здесь нет деревьев. Нужно послать людей!

— Он послал?

— Нет. — Больше Хоган ничего не добавил. Шарп хорошо представлял себе, какая стычка произошла между Хоганом и Симмерсоном, он понимал: инженер сделал все, что мог.

Они еще немного поговорили о других офицерах, обменялись сведениями о погибших и раненых. Хоган спросил о Ленноксе, но Шарп ничего о нем не знал — может быть, шотландец остался лежать в поле среди других погибших.

Послышался стук копыт, к мосту подскакал лейтенант Кристиан Гиббонс и остановился за спиной у Хогана. Светловолосый лейтенант посмотрел на инженера сверху вниз.

— А я думал, вы под арестом, капитан. Хоган прищурился на заносчивого лейтенанта.

— Мне нужно было помочиться.

Шарп улыбнулся. Хоган помахал ему рукой, пожелал удачи и направился к лагерю, оставив Шарпа и Гиббонса на противоположных концах разрушенного моста. Форма лейтенанта была идеально чистой.