Так что было бы не слишком умно поспешно провозглашать, будто мозг является активным действующим лицом, когда таковым не является ни сознание, ни, следовательно, «я». Было бы умнее ограничиться тем, что сказать: это не-«я» — часть человека, которая не является его «я», но в то же время является этим человеком. Чтобы описать этого не-«я», который все же является мною, имеет смысл ввести понятие «Я», так как оно не подразумевает никаких дальнейших допущений.
Аналогично и концепцию бессознательного Фрейда можно включить в концепцию «Я», хотя и не говоря больше ничего об их взаимоотношениях, кроме того, что они оба включают в себя ту часть человека, которая не является сознательной и, следовательно, не «я». На самом деле идея концепции «Я» не требует слишком долгих объяснений: если «я» не обладает свободной волей, то другая часть личности, то есть «Я», должна ею обладать. Я обладаю свободной волей, но она принадлежит не моему «я» — она принадлежит моему «Я».
Разница между «я» и «Я» не столь «невинна», как это звучит. Она включает в себя радикальные изменения восприятия того, что это может значить для человека, живущего в эпоху приближения конца 20 века: люди не обладают сознательностью в отношении очень большой части того, что они ощущают; люди не обладают сознательностью в отношении очень большой части того, о чем они думают: люди не обладают сознательностью в отношении очень большой части того, что они делают.
Человек в основе своей не сознателен. Человек в своей основе бессознателен. Идея сознательного «я», которое отвечает за все, что входит и выходит — это иллюзия. Возможно, полезная, но все же иллюзия.
Реализация беспомощности «я» и силы «Я» может привести к беспокойству: кто же тогда я такой? Что я могу делать? «я» беспокоит наличие чего-то, что находится вне его — но внутри человека, с которым оно привыкло себя идентифицировать.
В конечном итоге «я» не может принять того факта, что в распоряжении человека имеются силы, к которым «я» не имеет доступа. Но если «я» хочет и далее придерживаться этой точки зрения, ему придется признать факт, что человек, о котором он говорит, не обладает свободой воли.
Если «я» хочет поддерживать свое всемогущество, то это будет подразумевать отсутствие могущества самого человека — отсутствие свободы воли.
Задержка Либета заставляет нас выбирать между «я» и свободой воли. Нам придется столкнуться лицом к лицу с тем, что мы являемся чем-то гораздо большим, чем привыкли думать о себе, что у нас есть гораздо больше ресурсов, чем мы осознаем, что мы оказываем на мир гораздо большее влияние, чем в состоянии заметить.
В традиции истории философии проблема свободной воли тесно связана с аргументами детерминизма. Детерминизм, или фатализм — это философское течение, которое утверждает: все предопределено. Существуют законы, управляющие миром. Если вам известны начальные условия, эти законы с неизбежной логичностью приведут к предопределенному результату. Если признать, что подобные законы действуют в отношении человека, это будет значить, что люди просто делают то, что требуют законы в данных обстоятельствах.
Детерминисты говорят, что нет никакой свободы выбора, ведь все предопределено. Единственная причина, по которой мы чувствуем, что у нас есть выбор, заключается в том, что нам неизвестны ни внутренние, ни внешние обстоятельства, которые определяют наши действия. Мы автоматы, и очень глупые автоматы, не понимающие сами себя и не знающие о том, что они являются автоматами. Только наша глупость и недостаток знаний заставляют нас поверить в то, что у нас есть свобода воли. (Сама эта глупость является следствием факторов, над которыми у нас нет никакого контроля).
Самое мощное возражение детерминизму представляет экзистенциализм. Основанный в 19 веке датским философом Сереном Кьеркегором, экзистенциализм в 20 веке развивали такие философы, как Карл Джасперс и Мартин Хайдеггер в Германии, Альбер Камю и Жан-Поль Сартр во Франции. Экзистенциализм делает упор на присущую человеку возможность выбора: человек рассматривается именно как тот, кто делает выбор, обусловленный его свободой.
Можно сказать, что эти два базовых подхода рассматривают человека с двух сторон: детерминизм видит его снаружи — как результат действующих на него причин. Человек — это результат законов природы, которые действуют как снаружи, так и изнутри. Экзистенциализм рассматривает человека изнутри как причину самого себя, воздействующего на окружающий мир. Человек волен выбирать, кто будет причиной последствий в его окружающей среде.
Но что можно увидеть без Я внутри? Не всего человека, так как если бы весь человек был «внутри», то только самые закоренелые детерминисты могли бы провозглашать, что причины, действующие снаружи, полностью определяют поведение и умственную жизнь. Человек в этом случае являлся бы только следствием своего окружения. Детерминистический взгляд не может не признавать, что все, находящееся внутри нас — от генетического аппарата до личных воспоминаний — играет свою роль. Но все это также предопределяет наш выбор.
Более правильно было бы сказать, что изнутри и снаружи можно рассматривать ту часть человека, которая делает сознательный выбор. Если рассматривать его снаружи, этот сознательный игрок является тем, кто реагирует на влияния, исходящие как из внешнего мира, так и из внутреннего, подсознательного мира. Если рассматривать его изнутри, этот игрок действительно может делать выбор.
Но установить разницу между «внутри» и «снаружи» — задача далеко не простая. Подобную сложность, очень глубокую по натуре, можно проиллюстрировать на примере споров о смерти Алана Тьюринга.
Тьюринг, с которым мы уже встречались в Главе 3, был редким математическим гением, который развил удивительные прозрения Геделя до теории вычислений. Тьюринг утверждал, что мы никогда не сможем узнать, когда вычисление остановится — пока оно на самом деле не остановится. Это открытие — проблема остановки Тьюринга — имеет очень глубокое значение в теории познания.
Вечером 7 июня 1954 года Алан Тьюринг решил собственную проблему остановки. Раздавленный преследованиями и гонениями, которым он подвергался из-за своей нетрадиционной сексуальной ориентации в пуританской Англии 50-х годов, он покончил с собой.
Или не покончил? Его домработница обнаружила его 8 июня в кровати, с пеной у рта. Причиной смерти определенно было отравление цианидом. У кровати лежало яблоко, надкушенное несколько раз.
В доме было несколько сосудов с цианидом — Тьюринг использовал их в своих экспериментах с электролитами. Анализ яблока не был проведен, но картина была ясна: оно было пропитано цианидом. Всего один раз отведав яблока познания, Тьюринг освободился от дальнейших преследований за свой гомосексуализм.
Официальное расследование недвусмысленно указывало на самоубийство. Но не удалось обнаружить никаких следов того, что оно было запланировано: остались билеты в театр, забронированное компьютерное время и назначенные совместные ужины.
Хобби Тьюринга, который занимался опытами с серебрением и золочением электролитами с использованием цианида, давно беспокоили его мать. «Мой руки, Алан, и держи ногти в чистоте. И не суй пальцы в рот!» — всегда говорила Тьюрингу мама. Самый недавний подобный разговор состоялся в Рождество 1953 года.
Математик Эндрю Ходжес пишет в биографии Тьюринга: «Каждый, кто будет утверждать, что произошел несчастный случай, должен будет признать: это было действительно самоубийственное безрассудство. Самого Алана Тьюринга заинтересовала бы сложность задачи провести линию между несчастным случаем и самоубийством, линию, которая будет определяться только концепцией свободы воли».
Возможно, пишет Ходжес, все было запланировано таким образом, чтобы пощадить чувства матери. Она так никогда и не признала, что это было самоубийство.
Снаружи это выглядело как самоубийство. Но обстоятельства его были не настолько ясны, чтобы быть уверенными. Изнутри должно было быть ясно, был ли это несчастный случай, самоубийство или игра на грани смерти (русская рулетка).
Но само это «изнутри» исчезло, когда умер Тьюринг. И осталось только «снаружи», которое не может показать нам, что случилось на самом деле. Было ли это проявлением свободы воли или просто трагической случайностью? Установить это снаружи можно только в том случае, если бы было какое-то сообщение изнутри — письмо, знак или обстановка, не предусматривающая двоякого толкования.
Таким образом, воля — это качество, недвусмысленно связанное с субъективностью, воспринимаемой изнутри. Самоубийство, совершенное по принципу свободы выбора, предполагает желание умереть, которое не равно несчастному случаю или болезни.
Но если образ «я», воспринимающего себя в качестве контролера, ложен, то как мы вообще можем говорить о самоубийстве — или о свободе воли в целом?
Проблема свободы воли интересна не просто в свете таких экстремальных ситуаций, как самоубийство. Она интересна как понятие, важное для понимания нашей повседневной жизни.
Когда необходимо сделать что-то очень быстро, иначе неминуем несчастный случай, мы становимся наблюдателями своих собственных действий. Мы не видим себя изнутри как человека, который делает выбор — мы видим себя снаружи выполняющими действия в ответ на брошенный вызов.
Возможность видеть себя изнутри как существо, делающее выбор, связана с наличием большого количества времени для принятия решения, которое нет необходимости принимать менее чем за полсекунды. Но в неотложных случаях нет времени ощущать свободу воли.