Я справлюсь, потому что буду думать о том моменте, когда мама откроет дверь и застынет, не веря своим глазам, как коснется ладонью губ, сдерживая слезы радости, как, оттаяв от шока, обнимет меня и прижмет к своей груди, где бьется чистое материнское сердце. Его ровный стук я помню с далекого детства, когда находила в нем свое успокоение, или пряталась на ее груди после приснившегося кошмара, или искала в нем поддержку во время болезни, грусти, переживаний. Она всегда была рядом, помогала справиться со страхами и внушала уверенность, что все будет хорошо. К сожалению, ее слова не оказались пророческими, они вообще разошлись с действительностью, превратившись в наивные надежды.

Хорошо уже не будет, мама.

Отрываюсь от тетради, наконец выныривая из мыслей и апатично рассматривая ровные ряды ромбиков, занявших практически целый лист тетради. Совсем скоро она закончится, и мне придется просить Леви принести новую, а, если честно, я не знаю, как к нему подойти, может потому, что за две недели так и не смогла наладить с ним контакт. С Хелен было намного проще, по крайней мере, она любила разговаривать со мной и была очень доброжелательна, Леви же все больше молчит и совершенно не подпускает ближе, ограничиваясь лишь редкими визитами во время приема пищи. Не знаю, где он ее достает, но отчего-то точно уверена, что кухня до сих пор мертва. Оттуда не слышится вкусных запахов или звуков готовки, как это было раньше, лишь пугающая тишина и страх с моей стороны — я боюсь даже заглянуть в нее, словно это сможет пробудить во мне уснувшие воспоминания, которые терзали меня в подвале.

Воспоминания от разорванном горле Хелен, погибшей от рук Хозяина.

Сейчас день, как обычно хмурый, за последнюю неделю я успела привыкнуть к серости за окном, только иногда разбавляемой идущим снегом, настойчиво создающим снежное покрывало и даже не подозревающим, что совсем скоро его труды сотрутся наступающей весной, уже заметной в облачном небе, ставшим куда более насыщенным и тяжелым, практически свинцовым, будто готовым разразиться грозовыми дождями. Все это иллюзия, конечно, потому что зима вряд ли сдастся без боя. Как минимум, она будет заваливать землю снегом до середины марта, а потом будет терзать ее ночными заморозками.

Устало выдыхаю, совершенно не зная, чем заняться. Вокруг такая тишина, что мир кажется мертвым и нелюдимым, еще более ввергающим меня в уныние, поэтому я все же решаюсь спустить вниз и заняться хоть чем-то, кроме как бесполезным ничегонеделанием. Я могла бы привести кухню в порядок, но мысли о том, что мне придется отмывать подтеки крови, вызывают неприятный озноб вкупе со страхом — вряд ли я смогу находиться там, где пусто, мертво, холодно. Впрочем, Хелен бы не одобрила такого запустения, и может, во имя ее памяти мне вернуть кухне былой вид? Попросить Леви закупить продукты и начать готовить для себя, по крайней мере, несколько часов в день я была бы занята готовкой.

Мне нужно просто набраться смелости и сделать шаг — думаю об этом, стоя на пороге кухни и растирая озябшие плечи. Отсюда она не кажется столь устрашающей, что я напридумывала себе, поэтому медленно-медленно я вхожу в нее, тут же натыкаясь на почти черные пятна, украшающие кафель на полу, дверцы светлых шкафов, столешницу, выполненную под мрамор. Не могу не заметить пыль на плите, рабочих поверхностях и раковине, по-видимому давно не используемой. Наверное, Леви предпочитает выкидывать грязную посуду, чем мыть ее — ужасное транжирство.

Здесь действительно пусто и холодно, так бывает в домах, оставленных хозяевами — они уходят и лишают дом души, забирая свет и тепло, что согревали его. Также и с кухней — со смертью хозяйки она лишилась уюта и теперь выглядит до ужаса мертвой. Даже увядшие цветы в горшках, стоящих на подоконниках, шепчут о том, что здесь пусто... пусто... и холодно. Холодно так сильно, то я непроизвольно сжимаюсь, все же проходя дальше и проводя ладонью по столешнице. Первым делом мне необходимо стереть присохшую кровь, поэтому, сбросив неприятные ощущения, я набираю полный таз горячей воды, после чего опускаюсь на колени и начинаю обтирать шкафы. Это не сложно, просто нужно капельку терпения — кровь отходит не сразу, а постепенно, оставляя после тряпки алые разводы. И, по мере того, как я вымываю ее, мне кажется, что воздух пропитывается стойким металлическим запахом, оседающим в легких. Вода становится светло-розовой, и я, упрямо поджимая губы, перехожу на пол, где картина куда более удручающая.

— Ты можешь оставить сырую тряпку и заняться чем-нибудь другим, пока пятна отмокают.

Резко поднимаю голову, наталкиваясь на Леви, стоящего в проеме двери и прислонившегося плечом к косяку. Он смотрит на мои пальцы, сжимающие порозовевшую тряпку, и чем-то напоминает Господина — также спокоен и равнодушен, практически безэмоционален, фактически превратившийся в его тень.

— Спасибо за совет. Почему ты не пользуешься кухней?

— Потому что я не кухарка.

— Тогда откуда берешь еду для меня? — все же прислушиваюсь к его совету и оставляю тряпку на полу, меняя воду и принимаясь вытирать столы. Не знаю, как подвести его к просьбе о закупке продуктов, поэтому тяну время, задавая мало интересующие меня вопросы. Если честно, мне все равно, где он достает пищу и почему не моет посуду.

— Заказываю в ресторане. Так проще.

— Действительно, — его сухие ответы начинают раздражать, но я сдерживаюсь, потому что учусь терпению, потому что за эти дни почти сгорела в ожидании и сейчас нахожусь на грани, ведь Господину до сих пор не до меня и своего обещания. — Я... я не знаю, к кому обратиться, Леви, — поворачиваюсь к нему, принимая смиренный вид и от волнения заламывая пальцы. Не знаю, какую роль он играет в этом доме и где заканчиваются его полномочия, но отчего-то мне кажется, что такая глупость как покупки — в его обязанностях. — Раньше это делала для меня Хелен, а сейчас ее нет, — кидаю на него настороженный взгляд и продолжаю: — Мне нужны кое-какие вещи, и еще, я хотела бы готовить для себя сама.

— Хорошо. Напишешь список.

И все? Так просто? Удивленно вскидываю бровями, наблюдая за тем, как он, потеряв всякий интерес к моему занятию, уходит, и думаю о том, что включать в список прокладки будет крайне неудобно. Хотя здесь у меня выбор невелик, ведь Хозяину вряд ли есть до них дело. Хозяину вообще нет до меня ни-ка-ко-го дела. Я живу здесь словно в клетке, прямо как забавный ручной зверек, которым можно поиграться в дни хорошего настроения и совершенно забыть, когда игра надоест. Впрочем, спать в своей комнате и в своей кровати намного лучше, чем в подвале, в котором, как оказалось, я провела чуть больше недели.

Опасливо смотрю на дверь, ведущую вниз, и тушу просыпающееся недовольство воспоминаниями о проведенном там времени. Все же лучше быть забытой и ненужной, но в человеческих условиях, чем медленно угасать в кирпичной могиле. Тем более, сейчас все не так уж и плохо, если не считать томительного ожидания поездки и навязанного одиночества, заполненного сумбурными мыслями. Я прихожу в себя от звука приближающихся шагов и не обращаю на это никакого внимания, предполагая, что Леви опять решил меня проверить. Но, как только встаю на колени и беру в руки тряпку, в кухню заходит совершенно неожиданный гость. Открываю рот от изумления и застываю как каменное изваяние, не веря собственным глазам.