— Пошли, Джиллиан, — Леви появляется внезапно, просто открывает дверь и встает перед глазами, вызывая искреннее удивление и непонимание, потому что я смотрела на особняк и не могла не заметить его приближение. Если только, если только не выпала из реальности, прокручивая в памяти навязчивый шепот. Знаю, какая роль мне уготована, поэтому послушно иду за Леви, вгоняя в себя свежий воздух и наслаждаясь теплом наступающего вечера. Весна уже чувствуется намного отчетливее и благодаря ей день стал длиннее, он до последнего не сдает позиции, пока туманные сумерки не проглатывают его и не превращаются в густую ночь, жизненный цикл которой заканчивается на рассвете. Все имеет начало и конец. Я тоже начала новую жизнь, перешагнув в следующий этап — без болезненного прошлого, без смерти мамы, Айрин, Элисон, Изоляции, без надоедливых воспоминаний, терзающих душу. Пусть они останутся позади, а я сохраню себе все самое светлое — только приятные моменты, улыбки, объятия, те малые крупицы счастья, что иногда врывались в мою жизнь и разбавляли ее серость, я сохраню любовь к близким, детские мечты, тетрадь с рисунками, наивные надежды. Спрячу их и никому не отдам. Даже Господину, который с легкостью может опустошить меня. — Ни в коем случае на отходи от меня, мы не знаем, как может повести себя Адель, — дает последние наставления Леви и прижимает палец к губам, давая знак, чтобы я молчала. Киваю, делая глубокий вдох и, не отставая от него ни на шаг, поднимаюсь по лестнице. Роскошный холл с высокими потолками, вновь лестница, и та самая комната, в которой должно все решиться. Где-то глубоко в душе надеюсь на то, что подозрения Рэми окажутся необоснованными, и Адель не выразит удивления при моем появлении, лишь сдержанно улыбнется и скажет тихое "bonsoir, petite". Но мои надежды не оправдываются, они рассыпаются в пыль как только я захожу в комнату и замечаю ее, стоящую лицом к Господину, спиной ко мне. Она даже не оборачивается, слыша тихое приветствие Леви, и я с невообразимой грустью рассматриваю ее худощавую фигуру, облаченную в роскошное черное платье. Длинные волосы забраны в высокую прическу, и в глубоком вырезе платья виднеются выпирающие позвонки, уходящие вниз, к пояснице.

Она такая красивая, до ужаса просто.

— Добрый вечер, Господин, — еле выдавливаю из себя, облизывая пересохшие губы и наблюдая за тем, как плечи Адель напрягаются и вся она словно каменеет, слыша голос с того света. Рэми не отвечает мне, пристально вглядываясь в ее лицо, а потом победно улыбается, когда она резко разворачивается и распахивает глаза от изумления, наверняка не ожидая увидеть меня живой. Хочу улыбнуться ей, но вместо улыбки получается что-то безобразно кривое, и сердце на секунду затихает, сталкиваясь с очевидными доказательствами в виде ее растерянного и непонимающего взгляда.

Она уже выдала себя, и это начало ее конца.

— La petite?

— Ты будто увидела призрака, Адель, — тянет Рэми, кидаясь в нее колким намеком, а я ощущаю как в глазах скапливаются слезы от очередного провала моей наивности. А ведь когда-то Господин предупреждал, чтобы я не искала в ней друга. Это было так давно, Господи, так давно, что уже кажется неправдой, впрочем, даже сейчас не теряет своей актуальности. Дура, я наивная маленькая дура, привязывающаяся к любому, кто проявит ко мне хоть капельку доброты. Адель, Хозяин, кто следующий? И пока в комнате накапливается напряжение, вся я пропитываюсь желчью и иронией над собой, почти злостью. Безучастно смотрю на происходящее: на то, как Леви делает шаг вперед, будто ожидая, что Адель побежит к двери, как Господин совершенно невозмутимо садится на стул, закидывая ногу на ногу и сцепляя пальцы на коленях; на то, как Адель глубоко дышит, наверняка понимая свою ошибку и не зная, как вывернуться, а потом просто сникает, опуская голову и понимающе ухмыляясь. Проигрывая...

— Вот почему ты пришел ко мне, Дамьен. Не потому что соскучился, — ее плавный голос едва слышен и явно предназначен не для нас с Леви. В нем столько обреченной грусти, что я неосознанно прислушиваюсь, испытывая что-то наподобие жалости и понимания — знаю, что такое разочарование и боль, и мне становится искренне жаль Адель, которую так гнусно обманули, искусно сыграв на ее чувствах. Впрочем, у каждого своя игра, и именно ее ход стал первым в этой партии.

— На колени, Адель.

Прошу, позвольте мне уйти, я не хочу ничего видеть, слышать, чувствовать. Не хочу наблюдать за тем, как Адель, красивая гордая Адель, покорно встает на колени и сдается. Играй, играй же, черт бы тебя побрал, ведь ты такая сильная.

— Зачем? — равнодушно спрашивает Хозяин, но я вижу как напрягаются его скулы, когда он сжимает челюсти и с заметным презрением смотрит на ту, которая когда-то делила с ним постель. Быть может, это спасет ее от смерти, быть может, он проявит милосердие и простит, отпустит на все четыре стороны, как в тот раз, когда она посягнула на его игрушку.

— Она должна была умереть, должна была, — словно в бреду шепчет Адель, мотая головой и заламывая пальцы от отчаяния. Пропускает мимо ушей заданный им вопрос и замолкает, резко вскидывая голову и смотря на Хозяина ошарашенным взглядом, словно неоспоримая истина наконец коснулась ее и помогла разобраться в ситуации. — Tu lui as permis de regarder dans votre âme, tu enfreins la loi. Que tu as fait, Damien?(Ты позволил ей заглянуть в свою душу, ты нарушил закон. Что ты натворил, Дамьен? ) — При этих словах Рэми передергивает плечами, будто скидывая с себя неприятные обвинения, и раздосадованно морщится, но тут же возвращает себе невозмутимость, продолжая прятать их разговор за непонятным мне языком.

— Admettre, plus je m'inquiète de ta trahison. Pour qui? Qui veut renverser le moi, Adèle?(Признаться, больше всего меня волнует твое предательство. Ради кого? Кто хочет свергнуть меня, Адель?)

— Et que de tes souvenirs, elle a vu?(И какое из твоих воспоминаний она видела?)

— Ты не ответила на мой вопрос. Дело не в том, что ты посмела тронуть мою собственность, а в том, что ты пошла против меня. Спрашиваю последний раз, кто стоит за этим? — улавливаю в тоне Господина нотки нетерпения, кажется, еще чуть-чуть, и он сорвется, подаст знак Леви и окутает Адель извращенной болью жестоких пыток, чтобы вытрясти из нее информацию. Испортит ее красоту, уничтожит ее гордость, сломает ее удивительную стать.

— Qui c'était, il sait à propos de ta faiblesse.(Кто бы это ни был, он знает о твоей слабости.)

— Je n'ai pas de faiblesses. (У меня нет слабостей.)

— Теперь есть, — оба они, как по команде, поворачивают головы в нашу сторону, и я не знаю, чего мне опасаться больше: того, что речь наверняка зашла обо мне, или же раздраженно злого взгляда Хозяина, пригвоздившего меня к полу. Неосознанно сжимаюсь, комкая в кулаках подол платья и нервно сглатывая. Надо мной нависает что-то необъяснимое, что-то страшное, будто своими словами Адель прокляла меня, и тьма в глазах Рэми концентрируется, становится тяжелой, а потом выплескивается в жесткий приказ, который он бросает Леви: — Уведи ее.