Так было три года назад. Этого ждали и сегодня, ибо настал седьмой день Торгов Третьего Лета.

Амариллис — в кои-то веки! — разрешила себе выспаться досыта: сны ее были настолько хороши, что их стоило досмотреть. А потом, не торопясь, проснуться и перевернуться на спину, бессмысленно улыбаясь и решительно ничего не соображая… Теплое и ленивое заигрывание с остатками дремы прервал Лорка, забренчавший прямо под окном на гитаре одну из своих лживо-восторженных серенад. Амариллис, любившая восторженность примерно так же, как и малину, решительно вылезла из постели и, высунувшись по пояс в сад, откомментировала лоркино пение в выражениях, достойных правнучки орка. После чего в великолепном настроении приступила к умыванию.

Дети Лимпэнг-Танга оставались в Эригоне еще на неделю: необходимо было доделать кое-какие дела, почтить своим присутствием торжественный ужин у ратмана, да и попытаться отыскать крысенка Фолькета тоже стоило. Но сам праздник был уже позади, свое дело они сделали и сегодня собирались как следует отдохнуть.

— Заниматься будем? или нет настроения? — спросила Венона, входя в комнату, которую Амариллис делила с Рециной и Криоллой; первая с утра пропадала на складах Безымянного канала, а вторая, наказывая себя за опрокинутый кувшин, третий час подряд жонглировала своими самыми любимыми фарфоровыми чашечками.

— Будем, — твердо ответила девушка, вытаскивая из сундука здоровенный том флорария и усаживаясь на широкий, низкий подоконник. — Мы остановились на свойствах болотных трав, и я их все выучила. Можем переходить к практическому применению.

— И перейдем, — и Венона, довольно улыбаясь, присела рядом с Амариллис.

…В одном из залов иремской медицинской школы (в том, окна которого выходили в тихий внутренний дворик, а стены были расписаны старым, классическим шаммахитским орнаментом) шел выпускной экзамен второго круга. Ученики, все в одинаковых серых джеллабах, обритые наголо, сидели полукругом на толстом шерстяном ковре. Время от времени один из них поднимался и подходил к экзаменаторам, пятерым титулованным докторам, чьи имена были прославлены и за пределами Шаммаха. В прохладной тишине зала раздавались негромкие вопросы, еще более негромкие ответы, кого-то из учеников подводили к демонстрационному столу, на котором в образцовом порядке были разложены хирургические инструменты, других — к столику, тесно уставленному множеством непрозрачных скляночек с зельями.

— Ал-Ладин! — и невысокий, быстроглазый шаммахит легко поднялся, отвесил наипочтительнейший поклон и подошел к экзаменаторам.

— Юноша, вы более чем прилежно занимались в течении всего второго цикла, — дружелюбно улыбаясь, обратился к ученику один из докторов, — итоговая работа по фармацевтике вполне достойна уровня третьего круга, вашим ассистированием на операции остался доволен даже мэтр Аурело. Надеюсь, вы и сегодня не разочаруете нас. Итак, ответьте мне, какие болезни души и тела вызывают волнения воздуха, именуемые ветрами.

— Да ниспошлет вам Вседержитель свое благословение и да продлит ваши дни на благо всех скорбящих и страждущих, — традиционная формула благодарности и уважения прозвучала в устах ал-Ладина чуть-чуть чересчур сердечно, и, еще раз низко поклонившись, он приступил к ответу.

— …Хладный Фракий, приносящий снег и ледяной дождь, вызывает ломоту в суставах, жестокие зубные боли… Неудержимое слезотечение, сопровождаемое чиханием и обильным выделением слизи из носовых полостей — это возможные последствия ветра с цветущих полей Суртона… Нот, Хор и Аргест — суть основные ветра, дующие с Безымянного Хребта — бывают весьма коварны и непредсказуемы в своих воздействиях… в медицинских трактатов эльфов описаны случаи временного умопомешательства и мании преследования, а знахари орков связывают с этими ветрами гнойные воспаления застарелых, незакрывающихся ран… Однако самым гибельным для здоровья любого разумного существа по праву считается тихий ветер, именуемый также дыханием Арр-Мурра.

— Отлично. Вот об этом и расскажите поподробнее.

Ал-Ладин, помолчав для приличия с минуту, приступил к ответу.

— О почтеннейшие и достойнейшии, краткость и неполнота моего ответа вызваны не нерадивостью моею, но крайне малой изученностью сего природного явления и его столь зловещих последствий. Единственное вполне научное сочинение, посвященное рассмотрению этого феномена, — трактат мэтра Аурело, — и ученик низехонько поклонился, поблескивая зеркально гладкой кожей головы, — не убоявшегося страшной болезни, но бросившего ей вызов и победившего!

— Бросьте, ал-Ладин, с вашими знаниями нет нужды льстить, и вы не хуже меня знаете, что до победы над тихим ветром мне так же далеко, как гному до велигоры. Продолжайте.

— Слушаю и повинуюсь, — и, отвесив очередной поклон, ал-Ладин продолжал: — Источник тихого ветра — проклятая земля Арр-Мурра, оттуда он исходит, повинуясь неведомой воле и без каких-либо известных нам причин. Движется тихо, не волнуя моря, не топя кораблей, лесов не ломая… всегда в одном направлении — строго на север. Запаха не имеет и лишь готовясь иссякнуть, приносит с собою тончайшую пыль фиолетового-черного цвета, и укутывает опустошенные дома и селения в погребальные пелены. Проникает сквозь малейшие щели, даже сквозь поры камня, поэтому скрыться от него весьма затруднительно. Влияние же его на живых таково. Если кто в горести сильной воздух проклятый вдохнул, или же кто был рассержен зело, иль ревновал без меры, словом, кого сильные чувства обуревали — тот уязвимей всего. Да, а если же кто радовался столь же безмерно, ликовал, веселился — от первого же глотка тихого ветра радость его обратится бедою. Скажем, жених счастливый на пороге нового дома. Ему представится, что невеста его умерла, и, даже видя живую ее, он будет скорбеть и оплакивать кончину любимой. Или веселая мать с долгожданною дочкой иль сыном. Ей примерещится выкидыш, иль роды тяжелые, в которых ребенка она потеряла, и будет бедняжка рыдать неутешно. Итак, те, кто чувствует ярко и не скупится на горе иль радость — вот что ожидает их. Боли жестокие в области сердца иль головные, долгие, неиссякающие, их облегчить можно только самыми сильными средствами (о них скажу позже), но излечить их нельзя. Затем возможны и весьма вероятны кровотечения обильные, носовые — коль болит голова, и горловые — коль в сердце боль угнездилась. Два, самое большее — три приступа этих кровотечений — и смертная тень накрывает больного, и ничто его не спасет.

Если ж кому повезет быть сдержанным и спокойным на момент первых вдохов от тихого ветра, то и ему не избежать доли страданий. Симптомы же таковы. Вялая, мутная грусть неизвестно о чем; тоска, неприкаянность, уныние без явной причины; мысли бредовые; тупая покорность судьбе и нежеланье бороться с болезнью (и самое страшное именно это, ибо отсутствие воли быстрее убьет, чем тигр голодный). Отравленные дыханьем Арр-Мурра порою жаждут отраву эту вдыхать и вдыхать, и, на землю садясь, лицо подставляют тихому ветру и молят, чтоб превратился он в ураган и дал бы упиться собою до смерти, словно вином.

Ал-Ладин перевел дыхание и бросил взгляд на мэтра Аурело. Тот сидел, нахмурившись; видно, воспоминания были не из легких.

— Неизбывная эта грусть и безнадежность приводят к тому, что люди и не стремятся к спасению. Им кажется, что весь мир — это их город, или селенье, иль дом, а больше и нет ничего, и бежать нету смысла. Множество случаев самоубийств, реже — голодные смерти. Что же касается лекарственных средств, способных хворь ветровую смирить, то их попросту нет. Возможно лишь частично облегчить боль предсмертных часов или дней посредством…

— Довольно, — прервал ученый речататив ал-Ладина один из экзаменаторов, — довольно. Может, у коллег есть вопросы?

Вопросов не оказалось. Удовлетворен был даже мэтр Аурело, чей трактат ал-Ладин выучил почти что наизусть; правда, в сем сочинении мэтр не открыл всей правды о недуге и ни словом не обмолвился о таком явлении, как иммунитет к дыханию Арр-Мурра… но это было его право, право пережившего эпидемию.