Итак, с выходом на новую границу и передислокацией частей 5, 6 и 12-й армий на территорию Западной Украины возникли дополнительные трудности по расквартированию войск, созданию артполигонов. И они со временем были выбраны в районах Ковеля, Яворува (подо Львовом) и Станислава.

Глава вторая. Накануне

Войска Киевского Особого военного округа на новых местах незамедлительно приступили к боевой учебе. А тем временем 30 ноября 1939 года начались военные действия на Карельском перешейке и западной границе с Финляндией. Подталкиваемое фашистской Германией, финское правительство, не внемля голосу разума, решило начать войну с Советским Союзом.

Сначала войска Ленинградского военного округа наступали. 2-3 декабря в районе Тайпален-йоки 142-я стрелковая дивизия, а к 12 декабря и остальные соединения 7-й армии вышли к мощным укреплениям линии Маннергейма. Но здесь наступление советских войск застопорилось. Пришлось срочно наращивать силы, беря части и из других округов. На фронт севернее Петрозаводска из КОВО перебросили 44-ю стрелковую дивизию. Потом по требованию Генерального штаба на Карельский перешеек из нашего округа убыло несколько артиллерийских полков РГК, в том числе 137-й полк, вооруженный 203-мм гаубицами. По распоряжению центра было отправлено и немало транспортов с боеприпасами.

В это время С. К. Тимошенко, ставший с января 1940 года командующим только что созданным Северо-Западным фронтом, с разрешения наркома обороны вызвал меня к себе в Ленинград, где тогда находился штаб фронта. Но по пути мне надлежало еще остановиться в Москве, чтобы представиться Народному комиссару обороны СССР.

По прибытии в Москву направился в приемную наркома. Состоявший при нем для особых поручений комкор Р. П. Хмельницкий, ловко управляясь с доброй полдюжиной телефонов, коротко пояснил, что нарком сейчас очень занят и вряд ли найдет время меня принять. Но тут же предложил все же подождать. Я присел к столику, на котором лежали газеты, и, просматривая их, одновременно начал наблюдать за работой Хмельницкого. В приемную то и дело заходили незнакомые мне военные в довольно высоких званиях. Да, до этого я в столь представительных учреждениях не бывал, поэтому чувствовал себя немного неловко.

Минут через тридцать комкор Хмельницкий, побывав в кабинете наркома, передал, что Ворошилов ждет меня. Я встал и направился по вызову.

До этого с К. Е. Ворошиловым мне лично встречаться не приходилось. Но в моем представлении он был тем, кем тогда являлся для всей армии и советского народа, - крупнейшим партийным и военным деятелем, близко стоявшим к И. В. Сталину.

Когда я вошел в кабинет, Ворошилов, к моему удивлению, поднялся, вышел из-за письменного стола и пошел мне навстречу. Остановившись на середине кабинета, я представился. Крепко пожав мою руку, Климент Ефремович предложил сесть и сам устроился в кресле напротив. И сразу же перешел к деловому разговору. Сказал, что на Карельском перешейке сейчас находятся едва ли не все старшие артначальники РККА, в том числе Н. Н. Воронов, В. Д. Грендаль и А. К. Сивков, поэтому ему не совсем понятно, зачем С. К. Тимошенко требует еще и меня.

- Исходя из этого, - заявил нарком, - я разрешаю вам, товарищ Яковлев, пробыть на фронте всего лишь пять суток. Затем возвращайтесь к себе в Киев.

Неожиданно для меня, в общем-то знакомого наркому лишь по анкетным данным человека, Ворошилов вдруг перешел к довольно откровенной беседе и заявил, что советско-финляндская война оказалась более трудной, чем предполагали и утверждали кое-кто из крупных начальников, в том числе и командование Ленинградского военного округа. Наши войска дерутся с сильным противником, умело укрепившим свое предполье и создавшим такую мощную оборонительную линию, как линия Маннергейма. Но все же, еще раз подчеркнул К. Е. Ворошилов, главные испытания ждут нас на западе, со стороны фашистской Германии.

После этого нарком спросил, как выглядят, по моему мнению, в данное время войска КОВО: какова их боевая готовность и что собой представляет оставшееся в Киеве командование округа. Потребовал дать характеристику на каждого из оставшихся заместителей командующего войсками, начальника штаба, основных начальников родов войск и командующих армиями. Как мне представлялось, я ответил на вопросы наркома удовлетворительно. При этом постарался сделать упор на ответы на профессиональные вопросы, избегая касаться характеристик личностей. Позволил себе доложить, что мне не совсем нравится отправка ряда артполков РКГ и некоторых корпусных артиллерийских полков из КОВО на север, а также изъятие значительной части окружных боезапасов. На это К. Е. Ворошилов ничего не ответил, лишь что-то черкнул у себя в рабочем блокноте.

Наша беседа с наркомом обороны продолжалась около сорока минут. Отпуская меня, Ворошилов вновь приказал доложить Тимошенко, что разрешает мне пробыть на фронте всего лишь пять суток. Пять суток, и не больше!

Около 7 часов утра следующего дня я был уже в Ленинграде. В штабе фронта у С. К. Тимошенко застал А. А. Жданова. Но не успели мы с ним и поздороваться, как командующий фронтом, подозвав меня к карте, показал на ней командный пункт комкора П. И. Батова и приказал немедленно выехать к нему. Захватив с собой полковника, который, как оказалось, должен был принять стрелковую дивизию вместо снятого командира, мы отправились в путь. Мне было приказано на месте разобраться, почему войска корпуса топчутся на месте и не имеют даже малейшего успеха, а затем вернуться в штаб фронта с докладом.

П. И. Батов был удивлен моему появлению у него. Я же с интересом рассматривал его. Небольшого роста, подвижный...

Да, раньше я Батова никогда не видел. Но знал, что он воевал в Испании, где оказал большую помощь республиканцам. Словом, передо мной был командир, уже, как говорится, понюхавший пороху.

Доложил ему о задании, полученном от командующего фронтом. Батов подвел меня к амбразуре НП (он у него находился на скате высоты, обращенном к противнику, едва ли не сразу за боевыми порядками батальонов), показал вперед:

- Видите?

А чего видеть? Сразу же от высоты начиналось ровное поле, упиравшееся дальним своим концом в густой лес. И ничего больше...

- Да вы не туда смотрите. Вот сюда, ближе, приглядитесь.

Теперь я увидел. На снегу почти ровной цепочкой лежали наши бойцы. И постреливали в сторону леса. Им оттуда тоже отвечали довольно плотным огнем.

- В том лесу - финны, - начал пояснять П. И. Батов. - Засели в нем крепко. Каждый участок предлесного поля ими пристрелян. Да так, что подчас и головы не поднимешь. Наши роты продвигаются к нему в основном по-пластунски, используя темное время суток. Много ли так навоюешь?.. И еще, - после короткой паузы продолжил Батов. - Артиллерия корпуса, не имея точных разведданных, совершает, как правило, огневые налеты по площадям. Но что это дает в густом лесу? Одна лишь трата снарядов.

Да, комкор был прав. В лоб здесь не возьмешь, надо искать обходные пути, действовать, например, через озерные дефиле, находившиеся на флангах. Требовались и подразделения лыжников: пешим бойцам по такому глубокому снегу продвигаться очень трудно.

Поделившись своими выводами с П. И. Батовым и поговорив с начальником артиллерии корпуса, я вернулся в Ленинград, где и доложил обо всем увиденном С. К. Тимошенко. Заодно напомнил ему и о сроке моего пребывания на фронте, данном мне наркомом.

Тимошенко кивнул, давая этим понять, что принял мои слова к сведению, и тут же поручил побывать в корпусах армии, которой командовал В. Д. Грендаль.

Поехал туда с большой охотой, так как давно знал и уважал Грендаля, в прошлом отличного артиллериста, а теперь вот командарма. Кроме того, В. Д. Грендаля я с полным основанием считал своим учителем, ибо по его книгам по артиллерии и другим печатным трудам в свое время проходило мое командирское становление.

Грендаль, а также член Военного совета армии А. И. Запорожец встретили меня приветливо, и я смог обменяться с ними мнениями по многим артиллерийским вопросам, волнующим, в частности, Тимошенко.