На свой первый королевский совет я собиралась с дрожью в коленках. Получив известие о времени и месте совета, я начала готовиться. Можно было не сомневаться — меня там разберут по косточкам.

В назначенный день я, как и другие пэры, явилась в зал Совета. Эойя и правда села рядом со мной, и у меня был хоть один знакомый человек рядом. Хотя остальных почти всех я тоже видела раньше: канцлер де Монтиньяк, магистр Ордена, кардинал Лонгвиль, принц Вердер, принцесса Элеонора, моя соседка графиня д’Андуэн — бабушка Энрике, пэр Ланкастер, герцогиня Граэр, графиня Мередит, графиня Иерра. Эойя шепотом делилась опытом:

— Эти трое, — она скосила глаза в сторону герцогини Граэр, графинь Мередит и Иерра, — держаться вместе. Терпеть друг друга не могут, но остальных вокруг себя не выносят еще больше… Анриетта Граэр у них всем заправляет, даром, что ростом не вышла, да у тех двух смекалки не хватает. Кардинал — любитель поспать, туговат на ухо. Ничего интересного. Старуха Андуэн — та еще штучка, ну да ты ее знаешь. Магистра, гляди, как скрутило — еле ходит. Поди, пора уже отдавать богу душу, а он все о делах мирских беспокоится, — съехидничала Эойя.

Графиня д’Андуэн неодобрительно глянула на нас, чуть дольше задержавшись взглядом на мне. Осуждает за скоропалительную связь с Энрике, подумала я.

Граф Ланкастер испепелял меня взглядом с другого конца стола — шутка ли оказаться за одним столом со своим вассалом, да еще где — на королевском совете!

Король с королевой-матерью явились последними. Король широким шагом прошел к королевскому креслу, королева села рядом. Канцлер объявил совету, что королева-мать явилась как выразительница интересов своей внучки Юлии, императрицы Чернопантерской и принцессы Монтекристовской, поскольку мать новорожденной, супруга его величества скончалась родами. Наступило молчание, судя по лицам членов совета, вызванное неожиданностью. Потом канцлер Монтиньяк от имени совета выразил его величеству глубокие сожаления о его супруге. Заговорили о грядущем погребении императрицы и крещении принцессы. Погребение усопшей надлежало осуществить на ее родине, и король заявил, что ввиду того, что он отбудет со свитой на Черную Пантеру, он назначает в свое отсутствие соправителей — свою мать и принца Вердера. После этого он внимательно оглядел членов совета. Все согласились с его решением. Далее обсуждали нелады с родичами покойной императрицы, я понимала с трудом, путаясь в иноземных фамилиях. Большая часть их, как я поняла, не хотела покоряться королю, члены совета предлагали различные способы подчинить, от подкупа до войны. Король слушал внимательно, потом сказал, что женится на ближайшей родственнице своей первой жены, дочери главы одного из враждебных кланов. Долго и бурно обсуждали все за и против его женитьбы. Наконец совет закончился.

Я на протяжении всего времени совета молчала. Зачем лезть в дела, в которых ничего не понимаешь? Король никак не показал, что заметил меня, ни разу не взглянул, и я подумала, что дон Диего был прав.

Несколько дней спустя в мой дом постучали ночью. Это был О’Флаери под руку с мертвецки пьяным королем. Вдвоем мы оттащили короля в постель, он нес какую-то околесицу, называл меня разными женскими именами, кому-то грозил, хохотал, запустил в слугу сапогом.

Наутро король был в ужасном состоянии. Хорошо, со мной была Фиона, мы отпоили его отварами, ему полегчало. На прощание он испытывающее посмотрел на меня, поцеловал в губы и ушел.

Через пару недель он отплыл на Черную Пантеру, хоронить одну жену, жениться на другой.

При дворе объявили траур. А я вернулась в АльмЭлис. Но не одна. Из столицы за мной последовали Филипп и Антуан д’Олонэ, позже приехали Вильруа, Энрике, дон Диего, Эйоя. Мы веселились, каждый день устраивали празднества, ездили на охоту, плавали на лодках, танцевали. Молва о нашем веселье, видно распространилась далеко, потому как почти каждый день в АльмЭлис прибывали гости, дамы и кавалеры. Больше я не чувствовала себя неуютно в их обществе. Напротив, я видела, что большинство молодых людей увлечены именно мной, я видела в их глазах восхищение, и мне это было приятно.

По окончании траура все вернулись в столицу, там время протекало столь же весело, и у меня завелось еще больше знакомых.

Дон Диего продолжал оставаться в списке моих кавалеров и становился все настойчивее. Однажды во время танцев он утянул меня в укромный угол.

— Алисия, дорогая, — он хотел поцеловать мои губы, но я увернулась, и поцелуй пришелся в шею, — Сколько можно ждать! Давайте, станем любовниками, раз вы так боитесь выйти за меня замуж.

— Дон Диего, прекратите, — я, шутя, отбивалась, но его это только раззадорило, — Что у вас с братом за манера распускать руки.

— Похоже, Алонсо и тут пытался обойти меня исподтишка, — неприятно улыбнулся дон Диего, — Неужели вы были с ним более любезны, чем со мной? — Он опять попытался меня обнять.

— Я влепила ему увесистую оплеуху. И вам могу, если продолжите в том же духе, — рассмеялась я.

Дон Диего вздохнул и отпустил меня.

— Алисия, вот увидите, я буду покладистым мужем.

Но я не доверяла ему, не смотря на все его уверения.

Дома я бывала редко. У Жана родилась дочь, Жак был уже отцом троих детей, жена и сын Антонио гостили в Жанине. Я забрала к себе Лизон, ей уже исполнилось шестнадцать, самое время замуж отдавать. И глядя на братьев, их жен и малышей, я поняла, что тоже хочу иметь свое гнездо, хочу, чтобы у меня был муж и дети. Мне шел уже двадцать второй год.

Несмотря на обилие кавалеров, ни меня, ни сестру не баловали предложениями руки и сердца. Лишь дон Диего настойчиво стремился заполучить мою руку вкупе с поместьем дядюшки. Мое же сердце больше благоволило к Филиппу д’Олонэ. Чем-то он напоминал мне моего Филиппа, не только именем, но и серьезностью, благородством. И я решила — он станет моим мужем.

Все было прекрасно. Он в очередной раз объяснился мне в любви, я ответила ему взаимностью. Он уехал домой. Я ждала и готовилась к свадьбе. Лизон злилась и кричала, что вместо того, чтобы найти жениха ей, я нашла себе, очередного, уже третьего (!) мужа.

Филипп приехал, и в глазах у него было что-то не так. Он не поцеловал меня, и попросил разрешения поговорить наедине. Мы остались одни в большой пустой зале. Он попросил меня ответить, правда ли, что все, чем я владею, принадлежит мне лишь до моего нового замужества. Это было не совсем правдой — Чандос оставался в моем владении, но я уже все поняла. И ответила, что действительно потеряю титул и владения Альтамира после свадьбы. И он сказал, что его семья не может ему позволить жениться на бесприданнице. Я спросила, неужели он не знал о моем происхождении и моем состоянии, когда ухаживал и сделал мне предложение. Он сказал, что знал о моем происхождении, но надеялся убедить отца все же дать согласие на брак. А о завещании Педро узнал по дороге домой, дон Алонсо как благородный человек счел своим долгом предупредить его о последствиях такой женитьбы. Я велела ему уйти. Он поклонился и вышел.

Лизон говорила, что поделом мне, не понимала, глупенькая, что нет и не будет у нее жениха, о каком она мечтает, перевелись на свете благородные рыцари — бароны Чандос и графы Альтамира. Остались доны Алонсо и Диего, алчные до чужого добра и ревниво его стерегущие.

Я вежливо выпроводила всех своих гостей под предлогом того, что еду в столицу на королевский совет. Хватит, пусть веселятся в столице, а не у меня дома и не за мой счет.

Короля по-прежнему не было, принц Вердер правил один, королева-мать болела. Королевский совет в этот раз созывали, чтобы одобрить повышение налогов, пэры многие хотели, воспользовавшись случаем, увеличить и свои подати, но многие были и вообще против повышения, в том числе и я. Принц Вердер говорил о том, что денег в казне не хватает, много расходов связано было со свадьбой короля, да и столь частое сообщение между государствами обходится недешево. Еще нужны деньги на армию и флот, на усмирение мятежников на Черной Пантере. Пэры возражали, что деньги на борьбу с мятежниками впору бы взыскивать с подданных короля на Черной Пантере. Принц молчал, и лицо у него было утомленное. Ни к какому решению совет не пришел, принц велел не разъезжаться и через неделю созвать новый совет.