Переехав, мама тем не менее продолжала, как могла, пытаться меня воспитывать. Однако ее родительские навыки были далеко не на высоте, а потом и вовсе превратились в один огромный и неизбежный провал. Но что бы там ни думали люди, она искренне любила меня. Просто в большинстве случаев вела себя скорее как моя подруга, а не как мать. Через три дня после переезда, она позвонила мне под впечатлением от шоу Опры и сказала, что нам надо сделать нечто символическое, что установило бы между нами более тесную связь. И предложила сделать одинаковые татуировки. Пришлось напомнить ей, что мне еще двенадцать, и все это незаконно. За годы она подарила мне столько справочников «Исцеление души. С любовью к матери/дочке бла-бла-бла», что хватило бы открыть свой собственный книжный, а на ее страничке в фейсбуке висело множество наших совместных фотографий с подписью «Я и моя лучшая подруга!».

Люди считали наш образ жизни странным, но нас все устраивало. Отцу не приходилось слушать, как мать проедает ему плешь за то, что он никуда ее не возит, а она была вольна делать все, чего ей хочется, при этом оставаясь в крепких родственных отношениях с нами. Просто некоторым людям не суждено жить вместе. Мои родители ладили лучше на расстоянии.

Наряду с советами, почерпнутыми из ток-шоу, мама пользовалась книгой «Воспитание с идиомами». Все ее советы мне преподносились в форме шутки, прочитанной в книге или услышанной у Паулы Дин на кулинарном канале. К сожалению, смысл в них отсутствовал, и они никогда не использовались в правильном контексте. Когда тебе шесть, и ты говоришь маме, что в школе тебя доводят до слез, а она отвечает «Не ссы, прорвемся», то ты учишься со всем справляться сама и перестаешь спрашивать совета.

Я, впрочем, не увлекалась мечтами о независимости и равноправии женщин и не относилась к тому типу людей, которые говорят: «Я не брею свои ноги потому, что не подчиняюсь мужчине», и полностью настраиваются все делать самостоятельно без чьей-либо помощи. Я не мученица. Забеременев, я – какой бы упрямой и самодостаточной ни была – поняла, что мне понадобится помощь.

Как только я использовала одиннадцать биллионов домашних тестов на беременность – выпив в процессе галлон молока, чтобы было чем писать, – то поняла: надо выследить этого парня. Это, понятно, случилось уже после того, как я вбила в строку поисковика фразу «молоко и тесты на беременность», чтобы убедиться, что я не просто так провела тридцать семь минут своей жизни, в ужасе вглядываясь на положительные тесты, разбросанные по полу ванной, которые могли (или не могли) быть верными, потому что пастеризация смешалась с гормонами в теле и выдала ложноположительный результат.

Если вам интересно, то нет. Ничего подобного не бывает.

Мне был двадцать один год, я училась в колледже на дневном отделении и, по словам моей матери, «денег мне было тянуть не с кого». Мой отец Джордж работал с восемнадцати лет и зарабатывал достаточно, чтобы оплачивать свои счета и помогать мне с проживанием и питанием. Слава богу, лучший друг моего папы Тим оказался прав. Я была умнее, чем казалась, и училась в Университете штата Огайо за казенный счет, поэтому на мне не висело груза в виде студенческих займов. Увы, это означало, что я усердно училась, взяв двойную курсовую нагрузку, и у меня не было времени, как у прочих студентов, на подработку.

Странно, но мы с мамой были похожи. Я тоже хотела от жизни чего-то большего, нежели обслуживать столики в гриль-баре Фостеров, где я подрабатывала во время учебы в школе. Я хотела путешествовать, упорно трудиться и в один прекрасный день открыть свой собственный бизнес. К сожалению, жизнь не разбрасывается подарками, а стоит тебе отвернуться, бросает тебе в лицо ребенка весом в три с половиной килограмма. Жизнь – мстительная маленькая сучка. Мне хватало сообразительности, чтобы понять: в одиночку у меня ничего не получится, и больше всего на свете я хотела как можно дольше скрывать громоздкость своей ошибки от своего отца.

Наверное, любая другая на моем месте позвонила бы мамочке, чтобы поплакаться и попросить о помощи, как только на палочке появились две черточки, но на тот момент я была не в настроении выслушивать нечто вроде «Рим строился не с двумя журавлями в небе». Просьбы о помощи предназначались тому, кто поставил меня в это положение. К сожалению, я понятия не имела, кем я переспала. Мои действия той ночью привели меня в такой шок, что на повторное представление меня не хватило, и я знала точно – папочкой был Мистер Пиво-Понг. Надо просто найти его. Кто, черт побери, отдает свою девственность парню и даже не озадачивается вопросом, как его звать?

А, да. Это же я.

Первым делом я отправилась в дом, где произошла та вечеринка, и опросила всех тупых качков до единого, но никто из них понятия не имел, о ком я толкую. Вероятно, это каким-то образом было связано с тем фактом, что все мои собеседники воняли, как пивоварня, и пялились на мои сиськи. А может, потому что я не владела языком тупоголовых. Любой из вариантов был в равной степени вероятен. Возвращаясь в квартиру, которую я делила с Лиз, мне хотелось отпинать свой собственный зад. Проснувшись тем утром, я глупо призналась себе, что ощущение его рук вокруг моей талии заставило меня немножко вздохнуть. Мне надо было остаться. Дождаться, когда он проснется, поблагодарить за проведенное вместе время и забить его номер в свой сотовый. Но, как бы сильно мне ни хотелось запустить пальцы в его волосы или провести рукой по его щеке, я знала, что не могла.

На том этапе я не могла позволить себе отвлекаться, а он именно таким отвлекающим моментом и был. Я знала, что могу легко потерять голову и забыть обо всем, над чем работала всю свою жизнь. И потому я решила, что проще будет дать ему отставку свалить все на алкоголь, чем признать совершенную ошибку. Но ошибкой было не то, что я переспала с ним, а мое бегство наутро. Вместо того, чтобы остаться, я выбралась из-под его руки и тепла его тела и подумала, как было бы кошмарно, проснись я рядом с каким-нибудь уродливым троллем.

Но он и при свете дня оказался горяч, как ад, и мне не пришлось играть роль гадкого койота и отгрызать себе руку, чтобы выбраться из-под него. Как можно быстрей я оделась и оставила его голым и крепко спящим на кровати. Никто не шевельнулся, пока я переступала через безжизненные тела, лежащие по всему дому, и с позором выбиралась на залитую ярким утренним светом улицу.

Я раз шесть порывалась вернуться и дождаться, когда он проснется. И каждый раз отговаривала себя одинаковым аргументом. Я использовала его, чтобы избавиться от своей тупой девственности. Надо ли выяснять, зачем это сделал он? На вечеринке я точно была не самой красивой девушкой. Люди говорят, что я милая, и наверное в чем-то правы, но что именно он увидел, когда взглянул на меня? Может, просто какую-нибудь легкодоступную девицу. Я запомнила его, как милого, смешного, горячего парня, который избавил меня от девственности и заставил смеяться. Мне не хотелось разочаровываться, узнав, что на самом деле он мерзкий бабник, который переспал со всем студенческим городком и случайно пропустил одну второкурсницу.

Когда я пришла домой, Лиз заставила меня пересказывать все снова и снова, чтобы как следует навизжаться от радости за меня. Она потерпела неудачу с его накаченным другом, но это было неважно, так как потом она познакомилась с парнем по имени Джим, который был на вечеринке без пары, и это была любовь с первого взгляда.

Ее визги и хлопки по спине длились до тех пор, пока через пять недель она не пришла из колледжа и не нашла меня на полу ванной в окружении белых пластмассовых палочек, на которых было написано «Беременна», всю в соплях, истерически плачущую и несвязно говорящую о молоке и коровах, делающих тесты на беременность.

Два месяца Лиз помогала мне в крестовых походах, направленных на поиски этого парня. Она не спросила, как зовут его друга потому, что встретившись глазами с Джимом, «весь мир померк» или еще какое-то дерьмо. Мы связались с приемной комиссией и изучили дюжину ежегодников в надежде, что сможем узнать его на какой-нибудь из фотографий. Даже попытались определить местонахождения той жуткой кошелки Ники, которая врезалась в меня, но все было зря.

Они что, материализовались из воздуха? Почему, черт побери, нет ни одной записи об их пребывании в университете?

Прихватив Джима, Лиз тоже попыталась поговорить с парнями из дома братства, но, как и я, потерпела полную неудачу. Правда, она пришла оттуда пьяной в хлам, потому что парни, с которыми она разговаривала, заставляли ее и Джима выпивать шот всякий раз, когда они говорили слова «козьи яички». Честно говоря, понятия не имею, как эти слова всплывали в их разговоре столько раз. Вы представляете, насколько бесят пьяные люди, когда ты сама обязана оставаться трезвой? Особенно влюбленные пьяные люди, которые фонтанируют эмоциями и цитируют друг другу Уолта Уитмана5, пока ты опухла от слез, не мылась четыре дня и тебя только что вывернуло от рекламы о золотых рыбках (о крекерах, а не о настоящих рыбках). Но чертовы крекеры так напоминали настоящих рыбок, что ты только и могла думать о том, как глотала живую, скользкую золотую рыбку, пристально смотрящую своими маленькими бусинками-глазами, как я кладу ее на язык.

Я знала, шансы найти его равнялись нулю. Не могла же я переехать в дом братства и поселиться там в надежде на то, что он вернется до того, как его ребенок, которого я вынашивала, пойдет в колледж и сам поселится в этом месте.

И еще я больше не могла скрывать свою новость от папы. Я встретилась с медсестрой кампуса, и после анализа крови она подтвердила, что я беременна и нахожусь – исходя из даты моего первого и единственного секса – на тринадцатой неделе беременности.