Что стали понимать «самые доброжелательные читатели»? Они понимают, г-н Арбитман — тоже, а я — нет. Что «всё куда серьёзнее»?
Аж холодок по коже, как при чтении критиков ждановской эпохи. Что такое я написал? Поведут «куда следует» или ограничатся моральной проработкой?
Но в одном смысле, действительно «всё не так просто, как прежде». Потому что в фантастических повестях о Кристалле я постарался поднять тему о беззащитности (не исключительности, не агрессивности, а именно беззащитности) детей с аномальными способностями и особыми талантами. Ибо, несмотря на умение окружать себя силовым полем и уходить в иные пространства, они не защищены от социальной косности и от жестокостей окружающего мира. Их дар — не только их достояние, но в то же время их трагедия.
И эта тема — не из одной лишь области фантастики. Мало ли примеров, когда необычный талант ребёнка вызывал неприятие и служил причиной всяких бед? Вся наша педагогика до последнего времени была основана на стремлении заставить школьника быть как все, «не высовываться».
Способность уйти в иномир не заменит ребёнку родной дом, любящих отца и мать. А у каждого они есть сейчас?
Если критик считает возвращение к этой теме «обескураживающими повторами», пусть вновь оттачивает перо — от этих проблем я не отступлю.
Обидно только, что всячески изничтожая ненавистного ему Крапивина (а заодно и подвернувшегося под руку начинающего литератора И. Тяглова), критик в сферу своего негодования втягивает совсем ни в чём не виноватых писателей. Ну, за что он обозвал старых наших фантастов (которых любили и любят миллионы читателей) Г. Гребнева и Н. Трублаини авторами «чекистско-фантастических романов»? А маленького Павлика из знаменитой «Тайны двух океанов» фактически возвёл в ранг нештатного агента НКВД.
Подумать только, Павлик помог разоблачить шпиона Горелова! Как он смел, мальчишка! Ну и что же, что Горелов враг?! Всё равно он — взрослый.
По мнению некоторых блюстителей педагогических норм, дети никогда не должны ни в чём подозревать взрослых и, тем более, вступать с ними в противоборство. Или, по крайней мере, должны сначала спросить разрешения у мамы, у классной руководительницы. А может быть, у критиков, всегда знающих, как должны вести себя в книжках юные герои?
Именно такой этики, если верить г-ну Арбитману, должны придерживаться дети в литературе и в жизни. И писатели, разумеется…
А должны ли придерживаться в своих работах каких-то этических норм сами критики?
Укладывается ли, например, в рамки этих норм такой факт, когда критик берётся оценивать у писателя ещё не вышедшее собрание сочинений?
Ругая параллельно В. Крапивина и неполюбившегося И. Тяглова, г-н Арбитман сообщает:
…у Крапивина было, что пародировать: эпигон просто довёл до абсурда реальные тенденции. Боюсь, что ту же роль увеличительного стекла в скором времени сыграет и собрание сочинений самого Владислава Крапивина (когда пишутся эти строки, первый том уже вышел, на подходе следующие). Собранные вместе, его фантастические романы и повести дают основание для вывода, что Крапивин уже давным-давно пишет одну единственную вещь…
Поскольку первый том к тому времени уже вышел, г-н Арбитман мог бы в него заглянуть. А заглянув, мог убедиться, что «основания для вывода» нет. Ибо в собрание вошли далеко не все мои фантастические вещи. А из тех, что вызывают наибольшее негодование критика, нет ни одной. Не потому, конечно, что я испугался негодования, а чисто по техническо-издательским причинам. Право же, следует напомнить г-ну рецензенту, что, прежде, чем писать, надо всё-таки познакомиться с объектом своей критики.
Если бы г-н Арбитман более внимательно читал критикуемые тексты, он мог бы заметить, что и в повести И. Тяглова «Круги магистра» далеко не всё — «эпигонство». Есть там немало и оригинальных моментов, присущих лишь этому автору. А что касается подражания… Но Р. Арбитман, говорят, неплохо знает современную фантастику, и в этом случае ему должно быть ведомо, что среди молодых авторов не только у И. Тяглова можно заметить подражание книгам писателей более старшего поколения. Хорошо это или плохо — отдельная тема. Но возникает вопрос: почему именно «Круги магистра» столь рассердили критика? Уверен — дело не в литературном уровне. Просто там рецензент усмотрел ту же «опасную тенденцию»: дети посмели выступить против взрослых. Караул!
А вот, например, повесть С. Лукьяненко «Рыцари сорока островов», где подражаний можно встретить не меньше, не вызывает у критика негативных эмоций. Почему? Наверное, дело в том, что в книге Лукьяненко есть своя «оригинальность»: там подростки не воюют со взрослыми, вместе этого они старательно уничтожают друг друга. Это ничего, это пожалуйста, лишь бы не трогали старшее поколение. В конце концов, чем меньше подростков, тем меньше проблем — для взрослых…
Желание покрепче отхлестать ненавистного автора заставляет г-на критика обвинить его не только в чисто литературной неполноценности, но и в идеологической ущербности.
В конце своей статьи «Слезинка замученного взрослого» Р. Арбитман приходит уже к прямой фальсификации фактов. Он доводит до всеобщего сведения, что извечная тяга к справедливости, свойственная молодому поколению, потихоньку используется разного рода «гуру» возрастом постарше («красными», «чёрными», «коричневыми»). И далее:
«Не случайно ведь небезызвестный Карем Раш создавал свой подростковый клуб в Новосибирске (тот самый клуб, где тинейджеры должны были учиться пришивать чистые воротнички, палить в супостата и с восторгом замирать на церемонии воинского построения) с оглядкой на „Каравеллу“ В. Крапивина в Екатеринбурге; правда, став, как и И. Тяглов в прозе, не копиистом, а, скорее, пародистом».
Ну, хоть стой, хоть падай! Откуда г-ну Арбитману пришло в голову, что К. Раш, создавая «Викторию», оглядывался на «Каравеллу»? Да ещё и пародировал её! Мы в те годы и не слышали друг о друге! И никогда в жизни друг у друга не бывали. Уже много позже в «Каравелле» узнали из газет, что есть, оказывается, в Новосибирске фехтовальный клуб «Виктория». А «Виктория», возможно, смогла кое-что прочитать о «Каравелле».
С какой стати Карем Раш — человек совершенно самостоятельный в суждениях и с твёрдым характером — стал бы оглядываться на какую-то чужую организацию и тем более пародировать её?
И вообще, что одинакового у «Виктории» и «Каравеллы», кроме фехтовальной специализации? И что г-н Арбитман может знать об этих объединениях? Сколько лет было Роме Арбитману, когда они создавались?
Я совершенно не разделяю педагогических и политических воззрений г-на Раша, однако должен сказать следующее. Всё, что я впоследствии узнал о «Виктории», не даёт никаких оснований утверждать, что там учили «палить в супостата». Там учили спортивному фехтованию, рыцарским понятиям о чести и товариществе, уважению к противнику. Если, к тому же, учили пришивать воротнички, то, право же, в этом нет ничего безнравственного. Так же, как и в «восторженном замирании при церемонии воинского построения» — если это замирание вызвано не казарменной муштрой, а ощущением товарищеского локтя и гордостью за свой флаг.
У г-на Арбитмана немалая способность смешивать правду с неправдой и валить всё в одну тарелку. Так сказать, крошить в один салат ананас и редьку. И потом всё это обливать соусом негативизма. Глядишь, под таким общим соусом читатель проглотит всё подряд, не различая, где горькое, где солёное.
Возникает такой вопрос: к «гуру» какого цвета относит г-н Арбитман меня с моей «Каравеллой» (которой я, правда, уже несколько лет не руковожу). Что он может сказать нового?
Может быть, я «красный»? В этом уже обвиняли. За то, что дети по-прежнему носят красные галстуки — символ алого корабельного паруса кливера (а не большевистского триединства поколений, как это трактовали официальные цековские документы).
Может быть, я «чёрный»? Было и это. Меня и детей клеймили за чёрные морские рубашки — многолетнюю форму «Каравеллы» (естественно, души наши и помыслы обвиняя в той же черноте).