— Да помню я! Это техника безопасности…
— Вот именно, безопасности! Заставляешь меня ходить за тобой, ребят нервируешь. Смотри, будут бить, вступаться не буду!
Я обиженно-виновато шмыгал носом, но на следующий вечер опять убегал к ограждению станции, предварительно проверив связь. Если не забывал. Зато натренировался автоматически надевать свою вторую кожу. Вообще мой скафандр являлся скафандром высшей защиты, в нём так же комфортно в космосе, как и на планете типа Венеры.
Внутри он был из такого же белкового материала, как и я, следующие слои постепенно переходили в кремнийорганическую структуру.
Когда я спросил, почему мне легко работается на раскопках, и тяжело в спортзале, мне объяснили, что мне помогает скафандр. При желании, он может принять на себя очень большую нагрузку, но после этого его надо хорошо накормить, иначе начнёт высасывать силы из начинки, то есть, из хозяина. Скафандр питается в шкафчике. Можно кормить его собой, но тогда надо часто кушать самому.
А если без экстремальных нагрузок, то система регенерации позволяла находиться в нём очень длительное время без пополнения запасов. Я, правда, ещё не рискнул ни разу проверить регенерационные способности моей второй кожи, один раз только, по-маленькому. Всё просочилось, как в песок.
Вода, которую можно было пить, не снимая шлема, была похожа на родниковую. Ребята не знали, но я-то помню, какова настоящая вода на вкус. Разве что вкус у моего нового тела другой?
Тогда я рад за это тело, потому что всё, что предлагают на завтраки, обеды и ужины, доставляет мне искреннее удовольствие. Вася говорит, что до моего помешательства у меня был отвратительный аппетит. В отчёте? Если напишет правду, у наставницы отминусуют баллы, могут поставить незачёт по практике.
За мою смерть она уже что-то получила. Воскрешение не компенсировало наказание, как бы не повлекло ещё больше штрафных баллов. Там же думают, что Вася хотела заморозить живого, не заражённого человека, по ошибке. Только хорошее отношение Васьки ко мне спасло меня от окончательной гибели.
Это замечание насторожило меня: что значит «хорошее отношение»?
Шла вторая неделя моего пребывания на станции. Я уже привык к своему статусу ребёнка.
То, что я перестал интересоваться ископаемым мусором, мало кого удивило или рассердило, определённо такие находки никого не радовали. Ростик говорил, что некоторые ребята во время практики, находили настоящие захоронения, с действительно ценными экспонатами, которые даже выставляли в музеях, а по этим черепкам можно было лишь узнать, когда они были изготовлены, или разбиты.
В этот день мы, как обычно, позавтракали, стали собираться на привычные раскопки.
Мы с Ростиком и Катей уже прилично углубились в тупичке, нам помогала напарница Ростика, Лена, тоже очень приятная, неконфликтная девочка. Я с удовольствием трудился с ними, мы весело болтали в перерывах, ребята иногда подтрунивали надо мной, называя «дедом». А я?
Когда моюсь в кабинке, выхожу и смотрю на себя в зеркало, на свою тощую детскую фигурку, силюсь представить, что мне под шестьдесят, и уже не могу. Новая жизнь властно начала захватывать моё сознание. Если сначала я думал, что не сегодня, так завтра проснусь, то теперь кажется, что сном была прошлая жизнь.
Мальчишки и девчонки, в полном составе, бывало, собирались в кают-компании, послушать мои рассказы. Я сразу предупредил, что мои рассказы, не что иное, как истории из давних — давних времён, когда люди только выходили на орбиту Земли, и то, что сейчас является рутинным и скучным делом, в то время было смелой фантастикой.
Так вот, когда мы начали собираться на выход, у Василисы прозвучал сигнал связи с куратором группы. Наша начальница удалилась в свою каюту, вышла бледная, с пожатыми губами.
На немой вопрос ребят, Вася глубоко вздохнула, и сказала:
— Объявили эвакуацию. Сейчас прибудет «призрак», ждём корабль, и переодеваемся в скафандры.
Кроме Тоника и Кати. Тоник и Катя остаются.
В кают-компании воцарилась звенящая тишина.
— Я не знаю, почему! Сказали, их заберёт к себе прибывающая экспедиция, они будут работать со взрослыми.
— Так никогда не было! — сказал Мишка.
— Я сама ничего не понимаю, — развела руками Вася, — но не могу не подчиниться приказу. Со мной говорил Первый заместитель губернатора колонии системы Морской Звезды Дмитрий Колодезный.
Сами понимаете, насколько это серьёзно. Приказ обсуждению не подлежит. Ждём прибытия борта, и сразу переодеваемся.
Ждать пришлось недолго. В иллюминаторы было видно, как заколыхался воздух, вспыхнул сиреневыми сполохами, порыв ветра поднял песчаную метель, и на посадочной площадке материализовался громадный конус «призрака», меж пространственного корабля.
Ребята зашевелились и в полной тишине отправились облачаться в свои скафандры.
Мы с Катей остались стоять посреди кают-компании. Вася подошла к нам, взяла меня за плечи, и неожиданно, крепко поцеловала в губы.
От неожиданности я стал вырываться, сучил ножками, но Вася была сильной девушкой, мои попытки вырваться из её объятий потерпели фиаско. Наконец Вася отпустила меня. Я стал плеваться и вытирать губы рукавом.
— Ты с ума сошла! — воскликнул я.
— Ну что ты бесишься? — дрогнувшим голосом спросила Вася, — Я же не виновата! Я люблю тебя!
— Упаси господь от такой любви! — крикнул я со слезами на глазах. Вася закусила губу и вышла.
Мы с Катей бросились к иллюминатору, стали наблюдать, как вышли наши друзья, сопровождаемые Василисой, дошли до корабля, исчезли в нём. Потом силуэт корабля заколыхался и растворился.
Теперь опять стали видны песчаные дюны.
Мы остались одни.
Глава четвёртая. Одни
Мы отошли от иллюминатора, Катя посмотрела на меня и закатила мне пощёчину. Моя голова метнулась влево, Катя треснула по левой щеке, потом, с плачем, обняла меня за шею.
— Катя, успокойся, — гладил я её по спине.
— Я ударила тебя, Тоник, где больно? — отстранилась она от меня. Я пальцем показал на левую щёку.
Катя поцеловала эту щёку. Тогда я показал на правую щёку, Катя поцеловала правую.
Я показал на губы. Катя засмеялась и неумело ткнулась своими губами в мои губы.
— Я не виноват, Катя, — пытался оправдаться я.
— Глупый, я ударила тебя за то, что ты целовался с Васькой!
— Я не целовался с ней!
— Всё равно. Наконец-то мы одни, Тоник!
— Что же тут хорошего? — удивился я.
— Как мне все надоели! Мне только с тобой было хорошо.
— Катя, я не понимаю, что здесь происходит, но мне это не нравится.
— Тоник, давай об этом подумаем завтра? Сегодня будем с тобой вдвоём.
— Ты уверена, что завтра будет?
— Что значит «завтра будет»? Куда оно денется?
— Не знаю, Катя, что-то случилось, возможно, связанное с моим появлением. Я боюсь за тебя.
— Я никому тебя не отдам, — Катя сдавила меня изо всей силы, я чуть не задохнулся.
— Сегодня пойдём на раскоп? — спросила она меня.
— Я бы пошёл, мне там нравится. Скучно будет, наверно, одним.
— Не будет, мы же вдвоём. Вот если бы тебя оставили одного! Но одного запрещено оставлять.
— И поэтому пожертвовали тобой?
— Что значит, «пожертвовали»? Ма с тобой пара. Если бы меня отправили куда-нибудь на край Галактики, ты последовал бы за мной. Или ты был бы против?
— Нет, Катя, теперь мы связаны.
— Вот видишь!
Мы решили сходить на раскоп. Чем ещё заниматься? Отдохнуть успеем вечером, тем более, что я надеялся подольше понаблюдать за Городом.
Придя на наше место, решили прокопать у стены поглубже. Сначала набирали носилки, потом относили на курган.
— На обед пойдём? — спросил я, когда заурчало в желудке, и тут почувствовал, что моя лопата во что-то упёрлась. Расчистив грунт, увидел небольшую статуэтку, сантиметров пятнадцати длиной.
Изображала она стилизованную женскую фигурку. Такие фигурки у наших предков считались хранительницами очага.