Роберт задумчиво склонился над телефоном. Одна его рука лежала на аппарате, а другая висела вдоль тела. В таком положении его застала удивленная мать.

— Эй, что это значит? — с улыбкой поинтересовалась она. — Не знаешь, кому позвонить?

Роберт повернулся к ней, и Линда прочитала в его глазах нерешительность.

— В чем проблема? — спросила она уже серьезнее. — Скажи мне, может быть, я смогу помочь… Впрочем, — ее лицо прояснилось, — я, кажется, догадываюсь. Ты не можешь решиться позвонить Лауре, верно?

— С чего ты взяла? — спросил Роберт, пораженный догадливостью своей матери.

— Сложно было не понять… Весь вчерашний вечер ты смотрел на нее так, будто все звезды вселенной сверкают на ее лице… Ты любишь ее, Роберт. И мне кажется, ты ей очень симпатичен. Она пришла поддержать тебя, а это многое значит…

— Для Лауры я друг. Не больше… И то, что она поддержала меня, было данью дружбе.

В голосе Роберта было столько горечи, что Линде стало жаль сына.

— По-моему, ты ошибаешься…

— Не будем об этом, мама. Лаура с семьей едет в Принфилд. И Рита Луни предложила мне поехать с ними.

— Ну так за чем же дело стало? Езжай. По крайней мере, ты отдохнешь и развеешься… Давай, Роберт, было бы глупо упускать такую возможность…

— Пожалуй, ты права.

Роберт наконец снял трубку и вопросительно посмотрел на Линду. Не будет же он разговаривать с Лаурой в присутствии матери. Линда улыбнулась и вышла из гостиной. Роберт набрал номер. В трубке раздались длинные гудки.

Он напряженно ждал, пока кто-нибудь снимет трубку. А вдруг они уехали? Несколько минут назад Роберт не был уверен, стоит ли ему ехать в Принфилд. А теперь… Теперь мысль о том, что Лаура уехала и он не увидит ее несколько дней, вспыхнула внутри очагом боли. Гудки впивались в его уши раскаленными щипцами. Уехала, уехала, уехала, чеканило сердце. Уехала…

Он оторвал трубку от уха, не в силах больше слышать противные гудки. Но вдруг, из телефонных недр вырвался знакомый женский голос:

— Алло! Алло! Я слушаю вас… Роберт поднес трубку к уху.

— Лаура, это я, — произнес он срывающимся голосом.

— Роберт…

В трубке повисло молчание. Роберт не знал, что сказать. Все слова растерялись, пока он слушал эти ужасные гудки. Лаура молчала и, кажется, ждала, когда он начнет говорить.

— Я поеду с вами в Принфилд, — наконец решился Роберт. — Если ты, конечно, не против…

— Конечно, нет, — радостный голос Лауры подтверждал ее слова. — Мы выезжаем через два часа. Ты успеешь собраться?

— О да. Времени достаточно. — Сердце Роберта прыгало, как резиновый мячик, брошенный на асфальт ребенком. — Да, — повторил он, — я успею.

— Мы тебя ждем.

— Я скоро…

Лаура положила трубку первой. Но гудки в телефонной трубке уже не обжигали уши Роберта. Он попросту не слышал их. Он слышал только радостный, взволнованный голос Лауры. Она ждет его. Она хочет, чтобы он поехал. Она обрадовалась тому, что он позвонил.

Роберт всегда был скуп на проявление эмоций. Но сейчас ему хотелось петь и танцевать. Такого с ним никогда не случалось. Он чувствовал невероятный подъем внутри. И мог свернуть горы, достать с неба луну, делать самые невообразимые вещи, на которые способны только влюбленные люди. И все это — благодаря голосу Лауры.

Услышав шорох позади себя, он обернулся. На пороге стояла улыбающаяся Линда. Кажется, мать не удержалась и подслушала разговор. Он улыбнулся ей.

— Да, — сказал он, пытаясь убедить себя в том, что все это — не сон. — Я еду в Принфилд.

Небольшой двухэтажный домик, окруженный осенним садом, сразу же понравился Роберту. Уют, тишина, спокойствие, о которых он успел позабыть в большом городе, нахлынули на него, как приятные воспоминания. Деревья, покрытые оранжевыми, рыжими, желтыми, пурпурными одеждами, радовали глаз и привносили в душу Роберта спокойствие и гармонию, которых ему так недоставало. В глубине души вызревало ощущение тихой грусти, робкой меланхолии, свойственной ранней осени. Но это не тяготило его, а, напротив, радовало. Он перестал чувствовать себя автоматом, частью огромного движущегося колеса, как это было до того, как он повстречал Лауру в "Нитях Ариадны". Теперь он чувствовал себя живым человеком со своими горестями и радостями, бедами и удачами. И все это благодаря тому, что Лаура Луни вновь появилась в его жизни.

— Вот наш домик, — не без гордости сказал ему Бартоло Луни, отец Лауры. — Скромный, но милый…

— Отличный дом, — поддержал его Роберт. — И великолепный сад…

— Особенно здесь красиво осенью и весной, — улыбнулась Лаура. — В то время, когда просыпаются надежды, и в то время, когда они растворяются в холодном воздухе…

— Поэтесса, — улыбнулся ей отец. — Разве осенью у тебя нет надежд?

— Не знаю, — пожала плечами Лаура. — Иногда кажется, что нет. Иногда — наоборот. Осень — странное время года…

— А почему вы назвали ее Лаурой? — неожиданно поинтересовался Роберт.

— Видите ли, — вмешалась Рита Луни, разливающая дымящийся чай по чашкам. — Наш Бартоло — наполовину итальянец. И горячий поклонник сонетов Петрарки. Если вы помните, он посвящал свои гениальные творения…

— Лауре, — закончил Роберт. — Честно говоря, у меня было такое предположение. Но ей действительно подходит это имя. Лаура Луни — звучит, как песня…

— Хоть в чем-то я — итальянец, — улыбнулся польщенный Бартоло. — Итальянские имена — единственная дань предкам, которую я могу отдать.

Лаура даже покраснела от комплимента, сказанного Робертом. Ее немного смущало, что он говорит о ней с ее родителями. И не просто говорит, а говорит так, как будто собирается просить у них ее руки… Ну что за бред порой лезет в голову…

Большую часть ночи Лаура не спала и думала о том, что было между ней и Робертом вчерашним вечером. Они стояли, окруженные мглой, почти не видя друг друга. Он обнимал ее плечи, гладил ее по лицу… Что это было? Скорее всего, он хотел утешить, подбодрить ее. Но, может быть, это было чем-то большим, не просто попыткой утешить… И все-таки, не стоило тешить себя напрасными надеждами. Ведь у него уже есть любимая, есть Рейчел…

Но когда Лаура вспоминала об этих прикосновениях, все ее тело погружалось в сладкую истому, наполнялось желанием. Она вновь и вновь прокручивала в голове моменты этой странной близости и переживала их заново. Она чувствовала его теплое дыхание на своих щеках, чувствовала ласковое касание дрожащих пальцев. Это было, как сон, в котором чувства обострены и все происходит, будто наяву…

— Лаурита, дочка, ты не простудилась? озабоченно поинтересовалась Рита.

Лаура вынырнула из вчерашнего мрака и смущенно поглядела на мать.

— Нет. С чего ты взяла?

— Щеки горят, глаза затуманены. В Ныосаксе холодно, а ты ходишь в тоненьком плаще.

Лаура опустила глаза. Ох, если бы ее мама знала, отчего так горят ее щеки и затуманены глаза…

День прошел изумительно. Роберт нашел общий язык со всеми членами ее семьи, даже с неугомонной Бьянкой, по характеру и внешности напоминающей сестру. Лаура удивилась перемене, произошедшей с Робертом за последние несколько дней. Если раньше он предпочитал слушать, то теперь охотно говорил и сам. Куда подевался тот молчун, с которым она училась в школе? Тот молчун, которого она встретила в "Нитях Ариадны"?

Правда, он все еще не избавился от привычки постоянно носить костюмы, даже в загородный домик приехал в элегантной темно-серой паре. Бартоло одолжил Роберту свитер, но видно было, что тот чувствовал себя в нем неуютно. Лаура уговорила бы Роберта распрощаться с костюмами, хотя бы вне офиса. Но ведь гардеробом мужчины должна заниматься любимая им женщина. То есть Рейчел…

В Ньюсаксе Рейчел отошла на задний план. Роберт не говорил о ней, а Лаура не спрашивала. Работники "Джубер Паблик" молчали, за все это время Лаура не приняла ни одного звонка, ни одного сообщения. Возможно, все было в порядке и никто не хотел беспокоить Роберта по пустякам. Но это молчание немного настораживало Лауру…