В первые дни моего пребывания в Травнике, в ста километрах южнее от Баня-Луки, немецкий оккупационный отряд расстрелял на месте одного монаха, с крестом в руках подзадоривавшего отряд, которым он сам командовал…

— Итак, средневековье?

— Разумеется, средневековье… В худшем варианте, поскольку используются пулеметы, гранаты, канистры с бензином, динамит и т. д. Сербов, которых убивают, называют четниками, бунтовщиками, а на самом деле, это народ, восставший против планового тотального истребления…”

Итальянский полковник Коррадо Золи, очевидец усташских злодеяний, в той же газете пишет: “Первый францисканец из Ассизи назвал птиц братьями и сестрами, тогда как все его ученики и духовные последователи, живущие в НГХ, преисполненные ненависти, убивают безвинных людей, братьев своих во Христе, родившихся на одной с ними земле, говорящих на одном с ними языке, одной с ними крови… убивают, закапывают живьем и бросают мертвых в реки, в море, в пропасти (loro fratelli nel Padre dei cieli, nella stessa lingua, nella stessa sangue, nella stessa terra d'origine… Ucidono, seppelliscono i vivi e buttano i morti nei fiume, nel mare о nei abissi)”

Уже упоминавшийся командир четнического отряда в Боснии, Ездимир Дангич, 30 октября 1941 г. обратился с письмом к “Командующему хорватскими войсками в Зворнике” (НГХ), в котором, в частности, говорится: “Во время последней мировой войны маленький сербский народ отдал 1 200 000 жизней за наши общие идеалы, за правду, за свободу и равенство — как на фронте, так и в тылу. И в это время хорваты проявили себя как наши настоящие недруги, в особенности, боснийские шуцкоры.[3] Кладбища по оврагам, в горах и боснийских лесах, возле концентрационных лагерей — яркое свидетельство того, что нам пришлось вынести в тылу от наших недругов. Все же в 1918 г. (когда было создано объединенное государство. Королевство, хорватов и словенцев. Р. П.) мы переступили через это и даже приняли своих палачей как братьев, наивно веря, что вы проявите понимание и вместе с нами приложите все силы, чтобы построить наше общее государство во имя лучшего будущего для всех нас…

На нашу любовь вы ответили ненавистью, за наше братское уважение вы отплатили нам злодеяниями, равных которым не знал даже мрак древности и средневековья.

По официальным данным, которые нам сообщили немцы из Белграда, до конца августа (1941 г.) на вашей территории убито и сожжено 280 000 сербов. Здесь не учтены позднее замученные жертвы, а также те офицеры, солдаты и гражданские лица, которые уничтожены в период с 6 апреля до нашей капитуляции. Вы истребляли нас повсюду. Новые поколения будут рассказывать об этих злодеяниях, а историки напишут о них самые кровавые и страшные страницы…

Вы убивали наших беззащитных людей самым жестоким образом. Нами обнаружены непогребенные тела мучеников. У них перебиты ноги и руки, ножом выколоты глаза, отрезаны язык, уши, губы и нос, головы проткнуты насквозь железными прутами, их подковывали как лошадей и пилили живых пилами, у них заживо вырезали сердце… У многих мясо порезано на кусочки, и я уж не говорю о бесчисленном множестве изнасилованных женщин и девушек, тела которых были потом распороты, груди разрезаны, и в раны продеты руки с отсеченными пальцами. В одном селе мы нашли зажаренные в печи в посудине две женские головы. Они выставлены, чтобы их могли видеть все, и будут сохранены так же, как многочисленные фотографии, служа доказательством всего того, что до сих пор пережил сербский народ. И я уже не говорю о множестве наших домов, сожженных вместе со своими обитателями.

Да неужели после всего этого может идти речь о том, чтобы мы доверяли тем, кто еще предводительствует хорватским народом? Неужели и теперь мы проявим наивность, как это было на протяжении всей нашей совместной жизни в несчастной Югославии, и поверим, что палачи сербского народа подвергнутся наказанию? Это невозможно, господа и недруги…”

12 ноября 1941 г. группа видных мусульман из Баня-Луки (Босния), обеспокоенная убийствами, окатоличеванием и изгнанием сербов, которым они подвергались со стороны усташей — хорватов и мусульман, — направила письмо протеста своим представителям-мусульманам в правительстве НГХ, вице-премьеру д-ру Джаферу Куленовичу и министру Хилмие Бешлагичу. В этом письме, в частности, говорится:

“Со дня провозглашения нашего НГХ мы, мусульмане, с огромной обеспокоенностью следим за тем, как некоторые усташи и другие ответственные и не несущие ответственности лица совершают грубейшие ошибки и даже преступления. Без зазрения совести попираются самые элементарные права человека. Право на жизнь и личную неприкосновенность и неприкосновенность жилища, право на свободу совести и религиозных убеждений — к большой части проживающих здесь людей это теперь не относится.

Убийство священников и видных деятелей без суда и следствия, массовые расстрелы, истязание ни в чем не повинных людей, женщин и детей; массовое выселение из домов целых семей с предоставлением им от одного до двух часов на сборы и их депортация в незнакомые края; грабеж и присвоение их имущества, насильственное окатоличевание — все это факты, которые потрясли всякого, кто может называться человеком, и которые и на нас, здешних мусульман, произвели самое неприятное впечатление.

Мы никогда не ожидали, а тем более не желали, чтобы в наших краях использовались такие методы управления и предпринимались такие действия. В период нашего бурного прошлого мы не прибегали к подобным средствам и не только потому, что нам это запрещает ислам, но и потому, что мы верили и верим, что такие методы приводят к нарушению общественного спокойствия в каждом государстве и ставят под угрозу его существование. Мы считаем, что такое насилие не должно совершаться даже над злейшим врагом, ибо того, что происходило у нас, несомненно, не знает история ни одного другого народа. Результаты подобной политики, если такие действия можно назвать этим словом, просто ужасны…

Определенная часть католического духовенства полагает, что настало его время, и беззастенчиво этим пользуется. Пропаганда католичества достигла такого размаха, что вызывает в памяти испанскую инквизицию. Под ее давлением и при попустительстве общественных органов власти проводится массовое окатоличевание иных христиан… Нам известно немало примеров, когда усташи устраивали резню [сербов] с фесками на голове. Так было в Босански-Новом, куда на четырех грузовиках прибыли усташи с фесками на голове. Они объединились с мусульманским отребьем и совершили массовые убийства христиан. То же самое произошло в Босанска-Костайнице, когда таким же образом в один день было убито 86 христиан. И в Кулен-Вакуфе усташи проделали то же самое. Особенно отличился Мирослав Матиевич из Врточа. Здесь убито 950 христиан…

Мы обращаемся к вам, господа министры, а также к нашим представителям в правительстве НГХ и к первым советникам главы правительства, с просьбой известить обо всем происходящем главу правительства. В это трудное время, которое мы переживаем, используйте все свое влияние, чтобы как можно скорее положить конец столь недопустимому отношению к происходящему…”

Когда в 1941 г. Германия оккупировала часть Словении, она намеревалась переселить в Сербию 260 000 словенцев. От этого плана затем отказались, и в Сербию их было переселено всего 10 000. Среди этих словенцев было несколько “словенских католических старейшин”, которые, узнав об усташском геноциде сербского народа, о преследованиях и окатоличевании сербов в НГХ, написали письма белградскому католическому архиепископу Йосипу Уйчичу с просьбой передать это письмо Святейшему престолу в Риме. В этом письме от 1 марта 1942 г., в частности, говорится:

“На протяжении многих месяцев мы с болью в сердце следим за гонениями, которым подвергаются наши сербские братья в НГХ. В этой войне мы, словенцы, и сами пережили трагедию, которой еще не знала история… Однако, если мы хотим быть справедливыми и правдолюбивыми, мы должны признать, что судьба, уготованная сербам их кровными братьями-хорватами, хуже всего того, что вынесли словенцы на своей земле. В Словении не убивали епископов и священников и не бросали их тела в буйные реки.