Очень непростые отношения по СДБ складывались между МАП и ВВС. Воинские части принимали самолеты, осваивали их эксплуатацию. Одновременно руководство ВВС «дожимало» Мясищева в вопросе увеличения дальности полета СДБ без дозаправки в воздухе…
Пришло время всенародного показа СДБ 103М: 1 мая 1954 года стратегический корабль В.М. Мясищева в сопровождении четырех истребителей пролетел над Красной площадью Москвы во время военного парада. Его фотографий увидел весь свет, точнее — весь авиационный мир. Не меньший интерес зарубежная пресса проявила и к самолету 201М. А.Н. Пономарев в книге "Советские авиационные конструкторы" пишет: "На авиационном параде в Тушино на самолете "201"
впервые была продемонстрирована заправка топливом в полете. Присутствовавшие на параде главнокомандующие военно-воздушными силами США. Великобритании и Франции выразили удивление в связи с появлением воздушных гигантов В.М. Мясищева. В первомайском параде 1956 года также принимал участие этот огромный флагман, возглавлявший группу грозных воздушных кораблей. Печать всего мира опубликовала снимки этих самолетов и их предполагаемые летные данные. Не меньшую сенсацию вызвали сообщения о рекордах, а их было 19, установленных на самолетах этого типа. Такому количеству мировых рекордов мог бы позавидовать каждый конструктор. В одном из полетов самолет с грузом 10 тонн поднялся на высоту 15 600 м, а с грузом 55 тонн — на высоту 13 000 м".
В той же книге А.Н. Пономарев отмечает новаторский стиль работы В.М. Мясищева и его ОКБ. которое своевременно занялось проектированием тяжелых стратегических самолетов со сверхзвуковыми скоростями полета.
Да, в ОКБ-23, опережая заокеанских «коллег», энергично развернули научно-исследовательские и проектно-конструкторские работы по сверхзвуковым стратегическим самолетам.
"Главное, что у нас создавалась рабочая методика проектирования сверхзвуковых машин различного назначения, определялись основные пути и принципы создания таких самолетов", — запишет позднее в своем дневнике заместитель Мясищева по проектам Л. Л. Селяков.
Раскрытие темы «конструктор» требует показа творческого пути как отдельных конструкторов, судьбы которых, естественно, индивидуальны, так и процесса становления, творческого роста ОКБ в целом — коллективного конструктора — автора сложнейших техничес-. ких объектов. Этим объясняется и значительное число действующих лиц этой повести, и рассказов об их делах. А точкой отсчета начала деятельности многих из них является создание ОКБ Мясищева в памятном многим 1951 году.
… Первое, на что обратил внимание будущий сотрудник проектного отдела Д.Ф. Орочко, придя оформляться на работу, были признаки повышенно жесткого режима работы. В двери, ведущей в отдел, имелся кодовый замок, а над ним табличка: "Сотрудников вызывать". Он нажал кнопку звонка.
— Вам кого? — спросила открывшая дверь девушка.
— Мне начальника, — отвечал Орочко, показывая приемную записку из отдела кадров.
— Минуточку обождите, я его вызову, — сказала девушка и закрыла дверь.
"Ну и ну", — только и успел подумать новенький, как дверь вновь открылась и вышел плотный мужчина в белой безрукавке.
— Здравствуйте, я — Селяков Леонид Леонидович, — представился он и крепко пожал руку новичку. Он взял приемную записку Орочко и пригласил его присесть к небольшому столу около входной двери. "22 июня 1951 года, Орочко Дмитрий Федорович", — вслух начал он читать приемную записку, — "инженер, окончило МАИ в 1950 году, переведен из ЛИИ"…
— Значит, вы один из учеников Владимира Михаиловича Мясищева? — спросил он.
— Да, — отвечал Орочко.
— Как же вы оказались в ЛИИ? — поинтересовался Селяков.
— Был там на преддипломной практике. — отвечал Орочко, — заместитель начальника ЛИИ тогда преподавал в МАИ. Он предложил мне у них же делать и дипломную работу под его руководством. После зашиты оставлен там для работы.
Селяков молча слушал, пристально и даже сурово глядя на новенького.
— А потом приехал в ЛИИ Владимир Михайлович, — продолжал Орочко, — и предложил мне работать в ОКБ…
— Это я знаю, он мне говорил, — перебил новенького Селяков, — идите, заканчивайте оформление, — расписался он на приемной записке, — а завтра прошу на работу.
Он снова крепко пожал руку Орочко, пожелал не опаздывать утром и вдруг улыбнулся так, что на его лице не осталось ни малейших признаков недавней суровости…
Работали в проектном отделе, как и во всех других подразделениях ОКБ, весьма напряженно. Ни о каком нормированном рабочем дне, окончании работы по звонку не было и речи. Не только плановые, но и новые задания и вопросы, требующие немедленной проработки и решения, возникавшие у проектировщиков непрерывно, необходимо было так же быстро решать…
Ежедневно сюда приходил главный конструктор. Он обходил рабочие места, иногда присаживался к тому или иному конструктору — смотрел, спрашивал, советовал. А затем, в кабинете Селякова они разбирали и текущие вопросы, и новые проблемы. Особенно много внимания Владимир Михайлович уделял комнате, где работали трое: О.А. Сидоров, Н.Г. Колпаков и А.И. Турпаев. Там оттачивалась основная компоновка самолета СДБ 103М (по внутреннему обозначению проект "25").
Параллельно с этим проектом в отделе прорабатывались различные его варианты под индексом «26», «27», «28». Под индексом «26» шел проект транспортного самолета большой грузоподъемности < турбовинтовыми двигателями. Орочко получил задание на проработку компоновки грузового отсека этого самолета.
Ветераны вспоминают, что, несмотря на чрезвычайно большую нагрузку, а может быть и благодаря ей, в отделе установилась удивительно дружная рабочая обстановка. Этому в значительной степени способствовал Леонид Леонидович Селяков. Внешне суровый, даже замкнутый (что так смутило Орочко при первом знакомстве), Леонид Леонидович на самом деле был душевным, увлеченным своим делом человеком. Работать с ним было легко и приятно. Никогда никто из его сотрудников не слышал от него резкостей, ни на кого он не повышал голоса. В трудные минуты для каждого у него находились добрые слова, дружеская поддержка. Он не давил своим авторитетом и опытом. Рассматривая то или иное предложение своего конструктора, даже в том случае, когда оно требовало существенных поправок с его стороны, Селяков старался сделать это так, чтобы сохранить уверенность конструктора в его авторстве, не только не погасить, а усилить заинтересованность конструктора в успешном завершении своей разработки.
Благодаря всему этому и несмотря на очень напряженную работу, в отделе не было атмосферы нервозности, не было «дергания». Дело успешно продвигалось.
… Ранее упоминавшийся ученик В.М. Мясищева, выпускник МАИ Г. Д. Дермичев пришел в ОКБ-23 в середине июля 1951 года сразу после окончания института. Получив от начальника отдела кадров В.И. Левицкого направление в модельную бригаду Некрасова, Дермичев, идя по заводскому двору, неожиданно встретился с Мясищевым.
— Здравствуйте! Вы что здесь делаете, товарищ Дермичев? — поинтересовался главный конструктор. — Насколько я помню, вас распределили на работу в ЦАГИ, как вы просили.
— Потом меня перераспределили к вам, Владимир Михайлович, — показал приемную записку ученик.
— Это очень хорошо. Тогда зайдемте ко мне, — взяв под локоть молодого человека, пригласил Мясищев.
Оказалось, что кабинет главного конструктора размещался как раз в том двухэтажном невзрачном домике, возле которого они встретились…
Войдя в кабинет и усадив Дермичева за стол, главный конструктор начал разговор по телефону. — Леонид Леонидович, вы все ворчите на меня, что я плохо помогаю вам кадрами. Так вот, я исправляюсь и направляю к вам молодого способного работника. Зовут его Геннадий
Дмитриевич Дермичев. Сейчас он у меня в кабинете, скоро придет к вам, встречайте.
— Я разговаривал с начальником проектного отдела Селяковым Леонидом Леонидовичем, — пояснил новенькому Мясищев. — Предлагаю вам поработать там. Думаю, что у Селякова вы найдете себе занятие по душе. Желаю вам творческих успехов, до свиданья. Хотя подождите, — остановил Дермичева главный. — А как решился ваш вопрос с жильем?