Лорд Уинчингем гневно и раздраженно под писал брачный контракт, и мистер Грейчерч высыпал на бумагу песок, чтобы промокнуть чернила. Лорд Уинчингем встал и со странным выражением лица посмотрел на документ. Сэр Маркус Уэлтон щедр, очень щедр. Вне всякого сомнения, его жена в финансовом отношении будет очень счастливой женщиной.

— Кажется, это все, милорд, — произнес мистер Грейчерч. — Я пошлю этот документ на хранение вашему поверенному.

Он взял документ, стряхнул с него песок и собрался выйти из комнаты, но лорд Уинчингем резко его остановил:

— Положите! Оставьте на месте!

— Простите, милорд, но я обещал…

— Мне нет дела до ваших обещаний, Грейчерч, — вспылил лорд Уинчингем. — Делайте, что вам говорят, оставьте документ на месте!

Мистер Грейчерч прикусил губу — верный признак, что он уязвлен в своих чувствах.

— Как вам угодно, милорд, — натянуто проговорил он и вышел из комнаты, всем своим видом демонстрируя оскорбленное достоинство.

Лорд Уинчингем не заметил неудовольствия мистера Грейчерча. Он Продолжал смотреть на брачный контракт и вдруг, с абсолютной уверенностью человека, достигшего конца пути, понял, что нужно делать. Ему хотелось разорвать документ; ему хотелось отослать его обратно сэру Маркусу и отобрать у него Тину!

Он не имел понятия, куда им сбежать и как жить дальше, и знал лишь одно: без нее ему не жить! Лорд Уинчингем знал это еще неделю назад, возможно, и раньше, но полностью убедился в этом в тот момент, когда вчера вечером целовал ее в порыве гнева, ярости и ревности. Он чувствовал, как ее губы отвечали на его поцелуи, и в этот момент ясно осознал, что они оба охвачены пламенем страсти и желания.

Он боролся с этой любовью. Видит бог, как сильно боролся, но она его сокрушила! Надо Тину увезти. Они убегут от его долгов! В свете их будут презирать и смеяться над тем, что лорд Уинчингем не сумел вернуть Ламптону долг чести, но это не важно. Единственное, что имеет значение, — их взаимная любовь.

На мгновение Стерн подумал об Уинче, но тут же отбросил эту мысль, потому что это тоже не имело значения по сравнению с тем, что он видел в глазах Тины, когда она отвечала на его поцелуи. Ощутив внезапный прилив радости, лорд с улыбкой подумал, что когда-то он полагал, будто знает о любви все, что только можно знать. Глупец! Он никогда не испытывал чувства, подобного тому, которое завладело им сейчас.

Ему не терпелось рассказать Тине о своем решении. Он был совершенно уверен, что она тоже готова пожертвовать всем ради него.

Им придется бежать из страны. Возможно, позже, когда скандал, шум и крики улягутся, они смогут потихоньку вернуться и поселиться в какой-нибудь маленькой рыбацкой деревушке в Корнуолле или в другом месте, где их никто не узнает и никто не догадается об их тайне.

— Тина, Тина, — почти неслышно шептал лорд Уинчингем.

Надо немедленно поделиться с ней своими мыслями. Они должны составить план и уехать сегодня же вечером, а завтра, когда ни сэр Маркус, ни кто-либо другой не сможет их найти, пусть разразится буря!

Лорд Уинчингем отвернулся от стола, собираясь взять с камина колокольчик и позвонить, но тут ему стало не по себе от ощущения, будто за ним наблюдают. Он оглянулся, думая увидеть мистера Грейчерча или кого-нибудь из лакеев, ожидающих, пока на них обратят внимание, но в комнате, кроме него, никого не было. Лорд посмотрел в окно, и ему показалось, что он видит голову человека, выглядывающего из-за кустов в дальнем конце сада.

Это обстоятельство вызвало у него что-то среднее между удивлением и раздражением. Ведь слугам и конюхам категорически запрещено появляться в саду. Даже садовники выполняют свою работу, когда весь дом спит.

Голова исчезла, и лорд уже решил, что это ему все привиделось, как вдруг по саду пробежал какой-то мальчишка. Стерн никогда не видел его раньше. На мальчишке не было ливреи, которую носили все конюхи в его конюшне.

Но прежде чем Уинчингем успел потребовать объяснения, мальчик закричал:

— Скорее, милорд! Произошел ужасный несчастный случай! Сюда, сюда, скорее!

— Несчастный случай? Где? — забеспокоился Стерн.

— В конюшне, милорд! Все действительно очень плохо… нет времени объяснять… пожалуйста, скорее!

Лорд Уинчингем широко распахнул французское окно и выбежал в сад. Он хотел расспросить мальчика, но тот бежал далеко впереди него. Стерн обратил внимание на его босые ноги и удивился, что в его ухоженной и невероятно дорогой конюшне работает такой оборванец, но продолжал бежать за ним, продираясь через кусты, закрывающие ход к конюшне.

Мальчик уже добежал до середины узкой аллеи, а когда лорд Уинчингем вдруг услышал за спиной шаги и обернулся, в этот миг сокрушительный удар по голове сбил его с ног. Второй удар лишил его чувств, и он без единого звука провалился в глубокую темноту…

Прошло много, очень много времени, прежде чем он медленно пришел в сознание. Ему показалось, что он находится в тоннеле, в конце которого брезжит слабый свет. Голова невыносимо болела, и это мешало ему думать.

Его куда-то несли.

Прошло еще немало времени, прежде чем Стерн понял, что он связан по рукам и ногам и лежит на полу кареты, которая с головокружительной скоростью несется по очень неровной дороге.

Должно быть, он застонал, потому что от внезапного толчка почувствовал в голове резкую боль, словно в мозг вонзили иглу, и тут услышал грубый голос с каким-то странным акцентом:

— Он что-то сказал?

— Сомневаюсь, — ответили ему. — Я думал, ты убил его, а он оказался живучим!

— А если бы и убил, что с того? — угрюмо заметил первый. — Его милость говорил, что этот тип все равно должен умереть.

Лорду Уинчингему стоило больших усилий не открыть глаза и не шевельнуться. Ведь тогда его похитители сразу поймут, что он жив и слышит их.

Карета вдруг накренилась и покачнулась при резком повороте дороги. Двоих говоривших отбросило в разные углы сиденья.

— Так и перевернуться недолго! — воскликнул один из них.

— Сумасшедший он, больше никто, вот что я тебе скажу, — пробубнил другой. — Я никогда не доверял этим Джорджам!

В памяти лорда Уинчингема что-то щелкнуло, он вдруг вспомнил и слово, и акцент. Люди, которые везут его в карете, — цыгане. В детстве ему доводилось разговаривать с ними, когда их табор останавливался в Уинче, на своем излюбленном месте. Местные жители боялись цыган и, не решаясь отказать, давали им воду и покупали их прищепки. Но их с Клодом завораживал табор, темноглазые женщины с заплетенными в косы волосами, полуголые дети, играющие на траве, пегие пони, расписные кибитки, стоящие кружком вокруг костра, на котором в горшке тушилось ароматное мясо.

Да, цыгане! — подумал он. Но зачем им убивать его? Но прежде чем смог ответить на собственный вопрос, цыгане снова заговорили.

— Не нравится мне все это, — произнес один из них.

— Тебе, кажется, за это платят? — спросил другой.

— Он ничего не говорил, что надо его убить…

— Забудь об этом, — посоветовал второй. — Это работа, а нам нужны деньги.

Воцарилась тишина, если не считать стука камней о дно кареты, дребезжания колес и топота конских копыт.

Карета неслась с такой скоростью, что казалось, вот-вот перевернется, и лорд Уинчингем надеялся, что это не его лошадей гонят ударами кнута по таким плохим дорогам.

Он чуть не терял сознание от боли в голове, а когда карета внезапно остановилась, испытал почти шок.

— Где мы? — спросил один из цыган.

— Я еще не понял, — ответил другой и тут же добавил: — А, узнал! Это старая мельница, в которой, говорят, обитают привидения. Ты же помнишь, мы здесь когда-то плавали, но вода была слишком холодной.

— Да, помню, — последовал ответ.

Лорд Уинчингем тоже это помнил и теперь понял, куда его привезли, — к старой мельнице, расположенной милях в трех от Уинча. Догадывался он и зачем. Мельница стояла на отшибе от остальных владений, вдали от всех ферм и уже много лет не работала. Ее окружала глубокая, темная, тенистая запруда, на дне которой, по местным поверьям, обитали дьяволы, время от времени требующие в жертву молодого человека или красивую девушку, грозя навести порчу на всякого, кто приблизится к мельнице.