Он сунул пузырек и коробочку в прозрачный полиэтиленовый пакет.

– Слушай, Саша, – обратился он к одному из ментов. – Сходи посмотри, если судмедэксперт еще не уехал, пусть придет сюда.

Через некоторое время эксперт появился, глянул на протянутую ему капитаном коробочку, кивнул:

– Очень может быть, что это и есть то самое кристаллическое вещество, которое мы обнаружили в бутылке.

– И оно могло вызвать смерть? – спросил капитан. – Это же лекарство.

– При передозировке многие лекарства становятся ядами, не мне вам это объяснять. Вот этот феназепам, – врач кивнул на коробочку, – один из сильнейших стимуляторов сердца. Как кофеин, только в десятки раз сильнее.

– Для умирающих, что ли? – поинтересовался капитан.

– Ну, вроде того, – медэксперт кивнул. – Но если умирающему этот препарат может продлить жизнь, то у здорового человека передозировка в сочетании с трахом может вызвать разрыв сердца.

– А он растворяется в коньяке?

– Запросто! – ответил врач. – Слушайте, я сейчас вспоминаю, – он потер ладонь, – у этого феназепама один из лучших показателей растворимости в воде и в спирту. И если он в бутылке растворился не до конца, значит, туда не одну такую коробочку высыпали...

– И получился убийственный раствор, ста граммов которого достаточно, чтобы в сочетании с трахом вызвать разрыв сердца.

– Пожалуй, что так, – согласился судмедэксперт. – Только пока что это все наши предположения. А точную причину смерти я смогу назвать только после вскрытия.

Судмедэксперт ушел, а капитан сел составлять протоколы. Длилось это долго, потому что протоколов было много, допрашивали не только нас с Юлькой, но и Нину Петровну, и двух наших девочек, ставших понятыми при обнаружении коробочки с лекарством, и еще двух, тех, что водили наверх, показывали труп Кости (разумеется, еще до того как его увезли, это делал один из криминалистов, но все протоколы писал капитан), и затем самый длинный, многостраничный протокол – осмотр места происшествия.

Писал капитан медленно, подолгу подбирая нужные слова, зато почерк у него был разборчивый, видимо, натренировался за годы службы. Было уже около восьми утра, когда его попросили к телефону. После разговора капитан вернулся чрезвычайно довольный, тут же сел писать еще один протокол и только потом объявил нам:

– Так, девочки! Вскрытие и экспертиза полностью подтвердили нашу версию: причина смерти – разрыв сердца, в крови большая доза феназепама, и в бутылке с коньяком также найден именно он. Так что, – он усмехнулся, глянув на Юльку, – собирайся, моя красавица, поедем с нами.

Юлька, все это время сидевшая безучастно на своем любимом диване в углу, посмотрела на капитана пристально, и ужас отразился в ее глазах.

– Ну, не сиди, как дура! – рявкнул вдруг на нее капитан. – Собирайся, пошли! Наручниками тебя пристегнуть для красоты?

Юлька вздрогнула, вышла из оцепенения, вскочила, в ужасе глядя на капитана.

– Но я, – проговорила она, – я не убивала его!..

– Ты феназепам в коньяк насыпала?

– Нет, я не сыпала.

– Откуда же он тогда взялся? Откуда у тебя коробка из-под лекарств в плаще?

– Я не знаю. Да поймите же! – воскликнула она в полном отчаянии. – Зачем мне нужно было его убивать? Он мне ничего плохого не сделал.

– Хрен тебя знает зачем, – невозмутимо ответил капитан. – Чтобы денег заработать, мать у тебя больна, денег нет. Тебе сказали, подсыпь порошок в коньяк, помрет, получишь хорошие деньги.

– Да не было ничего такого.

– Так, собирайся, – теряя терпение, сказал капитан. – Посидишь в СИЗО, подумаешь, может, по-другому заговоришь. В СИЗО люди знаешь как умнеют.

Юлька обвела всех беспомощным взглядом, но не увидела на наших лицах сочувствия. Нина Петровна стояла столбом у стены со злобным и презрительным видом. Девочки прятали глаза, стараясь не смотреть на Юльку.

– Света, ты хотя бы, – проговорила наконец Юлька, и мне стало вдруг до безумия ее жаль.

Вдруг Юлька схватила со стола свою сумочку и стала судорожно рыться в ней.

– Тихо, тихо, тихо! – воскликнул капитан. – В чем там дело? – Он бесцеремонно отобрал сумочку у Юльки и вытряхнул содержимое на стол.

– Мне нужна ручка и листок бумаги! – Видимо, Юльке уже было на все наплевать.

– Держи, – ухмыльнулся капитан. – Вот ручка, вот бумага. Что дальше?

Юлька, не обращая на него внимания, стала что-то быстро писать.

– Так, тихо, – сказал капитан, заглядывая в листок. – Что это такое?

– Адрес моей матери, козел ментовский.

Капитан снова ухмыльнулся. Казалось, Юлькины грубости доставляли ему удовольствие.

– Света, – Юлька робко посмотрела на меня, – вот адрес. – Она протянула листок и связку ключей. – Это от дома, к матери моей зайди, объясни ей все. Она ничего не знает, ты ей расскажи. Скажи, что это поклеп на меня, никого я не убивала. И, если сможешь, помоги ей немного.

Юлька потупилась. Я поняла, что должна буду на свои деньги покупать для ее матери лекарства. Но я не Джордж Сорос, едва на себя хватает. А тут еще чужая мать. И как она к этому отнесется, эта мать, если я, гостиничная путана, буду ей морфий покупать? Ругаться еще начнет, оскорблять, стыдить. Да ну, на фиг мне все это нужно. Пословицу не зря придумали: «Не делай добра, не наживешь врага».

– Ладно, хватит, – властно сказал капитан. – Попечалились, и будет. Пошли, – сказал он Юльке. – Руки за спину, выше голову, не сутулиться. – Он ухмыльнулся, крайне довольный своим остроумием. – Прощайте, красавицы. Как-нибудь обязательно загляну к вам в гости. – Он громко расхохотался и вышел из комнаты.

Я пошла посмотреть, как будут Юльку сажать в милицейскую машину. Больше никто не сдвинулся с места.

Когда я вернулась, обсуждение случившегося было в самом разгаре. Девочки говорили все разом, стараясь перекричать друг друга. Казалось, они вот-вот подерутся. Впрочем, в нашей комнате всегда стоял шум, когда там оказывалось больше трех девочек сразу.

При моем появлении воцарилась полная тишина. Все уставились на меня. В другое время я бы возмутилась: «Какого хрена, мол, таращитесь», но сейчас не чувствовала ничего, кроме безразличия и усталости. Прислонилась в полной растерянности к дверному косяку, не зная, что делать дальше.

– Ни за что не поверю, чтобы Юлька, такая честная и порядочная, могла убить, – сказала Наташа.

Наташа была одной из старейших путан. Ей перевалило за тридцать пять. Но благодаря массажу и питательным маскам, на что уходила львиная доля заработка, ей удавалось выглядеть вполне привлекательной. Некоторые клиенты, особенно юные, предпочитали ее тем из нас, кто помоложе, чувствуя с ее стороны, наверное, что-то вроде материнской любви. Но при ярком солнечном свете и без косметики Наташа выглядела облезлой кошкой, и не знаю почему, но мы с ней друг друга терпеть не могли и по возможности не упускали случая обменяться колкостью. Она и еще Лилька, дама тоже за тридцать, закадычная подруга Наташки, были моими непримиримыми врагами.

– Конечно, на Юльку такое совсем не похоже, – вторила Лилька подруге.

– Но коробочка с ядом оказалась в кармане ее плаща, – возразила Лена, считавшаяся у нас русской красавицей, – огромного роста, полная, с круглым, как луна, лицом. Многие мужчины были от нее без ума. Специально приезжали в нашу гостиницу, чтобы снять Лену.

– Коробочку мог кто угодно подсунуть, – невозмутимо возразила Наташа. – Классический способ кого-нибудь подставить. Переложить вину на другого.

Наташа в свободное от работы время зачитывалась детективами, причем самыми пошлыми и самыми глупыми.

– С коробочкой вообще какой-то блеф, – произнесла я задумчиво. – Медэксперт сказал, что в бутылке растворили несколько таких упаковок. Почему же в плаще нашли только одну?

– Остальные наша Юленька успела выбросить, – заметила Наташа, криво усмехнувшись.

Я почувствовала досаду и раздражение. Вечно она мне противоречит и в большом, и в малом.