— Ну хорошо, если вы не хотели популярности, то чего же вы хотели?

— Не знаю. — Карев пожал плечами и пристально посмотрел ей в глаза. — Я ведь никакой не убийца.

— То есть как? В каком смысле? А зачем тогда сознаетесь, если не убийца?

— Потому и сознаюсь, что грех с души сбросить хочу. — Дьячок виновато улыбнулся.

— Какой же грех, если вы не убивали? — Клава совсем запуталась.

— Нет, вы не поняли. — Карев вздохнул и опустил глаза. — Я только по натуре не убийца. А все равно убивал.

— Зачем? — Клава вдруг поймала себя на ощущении, что Карев пытается втянуть ее в какую-то непонятную игру. То он убийца, то не убийца.

— Ну как… Я просто хотел… Наказать.

— За что? Да вы говорите уж, раз пришли. — Клава открыла ящик стола и достала пачку бумаги. — Ладно, вот вам ручка, бумага, пишите чистосердечное признание.

— Ага, хорошо. — Карев схватил ручку и листок. — Что писать? Диктуйте.

— Как это? — Клава улыбнулась. — Что я вам должна диктовать? Вы натворили, вы и пишите. Подробно, не упуская никаких мелочей. Все пишите. И про Хабаровск, и про Москву.

— Так я не помню почти ничего… про Хабаровск. Это давно было. Да и писать долго.

— А это не важно. — Дежкина встала из-за стола. — Времени у нас много. Все пишите, что помните, а там будем разбираться.

Дьячок кивнул, погрыз немного ручку и начал писать.

Клава подошла к Кленову, тихонько толкнула его в бок и спросила, чтобы Карев не слышал:

— Ну, что скажете?

— Не знаю. — Николай Николаевич пожал плечами. — Пока ничего сказать не могу. Одно из двух — или это он убивал, или не он. Но вас ведь это не устраивает?

— Но почему он пришел? — недоумевала Дежкина. — Это же какой-то абсурд. И я…

— А вот это зря. — Кленов взглянул на нее мельком и улыбнулся. — От них всего можно ждать. Он ведь по своим правилам играет. И пока недоиграл. Партия пока продолжается.

— Это я заметила.

Дьячок сидел к ним спиной и продолжал писать, склонившись над бумагой, как над сочинением.

— Но хоть что-то вы можете определенно сказать? — спросила Клава.

— А могу я его сам допросить? Могу с ним поговорить с глазу на глаз?

— Что, прямо сейчас? — удивилась Клава.

— Ну почему? Завтра, послезавтра, в любой день.

В дверь постучали. Клава открыла и выглянула. В коридоре стоял Порогин.

— Машина уже готова, чтобы в следственный изолятор везти. И одиночку я ему выбил. А бабки уже разошлись.

— Хорошо. Спасибо тебе. Как только писать закончит, так сразу и повезем.

Карев закончил писать через час. Протянул Клаве несколько листков, мелко исписанных убористым каллиграфическим почерком.

— Вот. Тут все, что я помню.

Клава взяла листки и начала читать. Карев опять сел напротив и сидел тихо, ковыряя в носу, пока она не дочитала до конца.

— Хорошо. — Дежкина положила бумагу в папку. — Сейчас вас отвезут в следственный изолятор. А завтра я к вам приеду. Игорь! Можно везти.

Карев встал и направился к выходу. У двери остановился и вдруг спросил:

— Но я ведь все правильно написал, правда?

— Посмотрим. — Клава пожала плечами.

— Ну что? — спросил Кленов, когда дьячка увели.

— Да, это он, — уверенно сказала Клава и добавила: — Скорее всего.

— Скорее всего? — Николай Николаевич удивленно вскинул бровь.

— Написал он все относительно точно. За исключением мелочей. А остальное, как говорится, дело следствия…

— А с чего начинать, Клавдия Васильевна? — смиренно спросил Карев, когда группа села в автобусы.

Клавдия осмотрелась — вроде все на месте: Порогин, Беркович, Кленов, Веня Локшин с телекамерой, оперативники, адвокат, понятые…

— С начала, Карев, — сказала Клавдия. — Вы нам скажите, куда ехать.

— Ой, боюсь, туда мы так быстро не доедем. Я ведь родился в глухой таежной деревушке…

— Нет, туда мы не поедем. Речь идет об убийствах. Итак, когда случилось первое?

— Пятнадцатого февраля. Вечером.

— Точнее.

— Часов шесть было, кажется, — подумав, сказал дьячок.

— А где?

— В Воронцовском парке.

— Нет, вы начните раньше. Как вы там оказались…

— Понял, Клавдия Васильевна. Я там рядом живу, вот сел на автобус и приехал. Автобус у нас очень интересный — три шестерки номер имеет. Знаете, что это значит?

— Поехали, — махнула рукой Клавдия.

— Это значит — дьявольское число.

Клавдия мельком взглянула на Кленова, тот еле заметно кивнул: мол, это верно, мол, Карев в цифрах разбирается.

До Воронцовского парка доехали довольно быстро. В это время дня машины шли в основном в центр, вот там были пробки, а из центра — свободная дорога.

— Здесь, здесь остановите! — азартно закричал дьячок, когда автобус поворачивал с проспекта Вернадского на улицу Кравченко.

— Это здесь произошло? — спросила Клавдия.

— Нет, здесь мы сели в автобус.

— Не надо останавливаться. Дальше. Покажете, где вы вышли.

— Так возле парка и вышли, — как маленькой объяснил Клавдии дьячок. — Ага, вот здесь!

— Правильно, — шепнул Клавдии Порогин.

— Так, все выходим, — приказала Клавдия.

Карев деловито двинулся в глубь парка, то и дело оглядываясь, поспевает ли за ним группа.

— Подождите, Карев, — остановила его Клавдия. — А почему вы оказались в парке?

Карев соображал только секунду.

— А мы решили сходить в гастроном, на той стороне.

— Подождите… Вы сказали — «мы»?

— Да, мы с Юлькой.

— С Мартыновой?

— Они соседи, — напомнил Порогин.

— А, да-да, продолжайте.

— Только она меня не узнала, она недавно соседствовала, — поправил Порогина Карев. — Я с ней заговорил, и она тоже. А потом мы пошли в магазин. У нас тут рядом только итальянский — дорогу-ущий. А на той стороне — хороший, дешевый. Мне-то много не надо. Даст Бог день, даст Бог пищу…

— Дальше, — поторопила Клавдия.

— А дальше… — Карев вдруг замер, словно прислушивался к чему-то. Словно ждал, что кто-то посторонний сейчас подскажет ему, как было, поведет за собой…

Группа застыла, с какой-то непонятной зачарованностью глядя на дьячка.

Даже Кленов забыл о своем имидже ничему не удивляющегося человека.

— А потом я сказал ей, что нам надо сойти с тропинки. Да, еще был колокольный звон… Это служба в церкви началась, — заговорил Карев словно бы чужим голосом.

Потом он двинулся к ближайшим кустам.

Группа послушно тронулась за ним.

— Вот тут мы постояли, а потом…

Карев медленно повел взглядом вокруг.

«Это он! — вспыхнуло у Клавдии в мозгу. — Это он!!!»

— А потом она сказала… Она что-то сказала, и мы пошли дальше…

Клавдия невольно посмотрела на других. У всех на лице было то же самое выражение угрюмого доверия дьячку.

Редкие зеваки стали подходить к группе, но их никто не отгонял. Это был момент всеобщей тишины.

Карев довел группу до озера и тут остановился.

— Все, дальше мы не шли, — сказал он тихо.

— Что? Повторите, пожалуйста, — попросил Веня Локшин.

Карев обернулся к телекамере и сказал громко, как говорят репортеры:

— Вот на этом самом месте я ее убил.

Клавдия толкнула в бок Порогина, тот очнулся и остервенело отрицательно затряс головой — убитая лежала в другом месте.

— Так, здесь подробнее, — попросила Клавдия.

— Ага-ага… Значит, я стоял вот так, а Юлька — вот… Я достал из кармана… Ну да, я в сутане был. И достал из кармана…

Клавдия замерла. Если он скажет — нож: вранье.

— Какая-то железяка была у меня…

— Какая железяка? — спросила Клавдия.

— Острая. Длинная. Вроде шила. Нет… — Карев внимательно смотрел на Порогина. — Отвертка, ага.

— Дайте ему муляж, — попросила Клавдия.

Кареву сунули в руку резиновый нож.

— Нет, не нож, — сказал он.