Где померанец и олива

Свой развевают аромат

И где вдоль сонного залива

Октавы Тассовы звучат,

Тебя природа сотворила.

И эти огненные взоры

И южная твоя краса

Печальные развеселили горы

И пасмурные небеса.

Став женою А. В. Паткуля, товарища детских забав наследника престола, красавица сразу же стала и любовницей наследника - будущего царя Александра II, который одарил женщину великолепным домом в Царском Селе на Средней улице, а мужа ее (товарища детства) сделал впоследствии обер-полицмейстером Санкт-Петербурга. тут все ясно! Мария Паткуль скончалась в 1900 году, оставив нам интересные мемуары, которые, как вы догадываетесь, и лежат сейчас передо мною, раскрытые.

Овдовев в 1877 году, она оставалась до старости очень интересной женщиной, устраивая у себя по вечерам журфиксы для царскосельского общества. У нее было немало детей, но я поведу речь лишь об одном из ее сыновей - Владимире Александровиче Паткуле, которому и досталась лужская Романщина по наследству, как прямому правнуку морского министра, а вместе с усадьбою досталось и неразгаданное завещание.

Сам же Владимир Паткуль ничего собою не представлял, удалившись в отставку еще в чине поручика. Зато вот жена его Юлия Николаевна, урожденная Вараксина, была натурою впечатлительною, внешне похожею на таборную цыганку, которой бы ворожить на вокзалах или гадать по руке на счастье.

Что сказать вам еще? Были дети, была устроенная жизнь в старинной усадьбе, дом Паткулей был полной чашей, но Юлия Николаевна все же настырно внушала мужу:

- Ты бы вот не сидел сложа руки, словно чурбан, а взял бы да еще раз проглядел завещание своего прадеда.

- Зачем, душечка? И так все ясно.

- Ясно, да не совсем-то ясно. Может, что-то откроется новое в тексте для разгадки клада? Поверь, я всем довольна, наши дети не рыдают от голода, сидя на лавке, но, имей мы миллион, разве бы я не блистала в высшем свете?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Грозный XX век неумолимо накатывался на людей, суля им тревоги, смятение и разочарование, а здесь, в тишайшей Романщине, еще витала скорбная тень маркиза с Мартиники, опять жалобно хрустела пожелтевшая от ветхости бумага, и оживали призраки мертвецов, оскаленных в едкой усмешке презрения к своим алчным потомкам.

Дело о кладе снова возникло до 1902 года, ибо еще был жив сенатор Николай Борисович Якоби, именно в этом году умерший. Окружной прокурор столицы, сын знаменитого ученого, Якоби любил навещать Романщину ради приятного отдыха подалее от городской суеты. Паткули решили посвятить его в тайну завещания, и Якоби, как опытный юрист, вник в фамильные бумаги маркизов де Траверсе, а потом развел руками:

- По закону вы имеете право на обладание этим кладом, - сказал он, но. Как вы его сыщете? Наверняка ведь и до вас, милейшие, тут копали. Нашли?

- Нет, - ответила Юлия Николаевна. - Ничего не нашли, а в семейных преданиях упоминалось, что там была целая куча старинных бриллиантов. Может, во времена Екатерины Великой они могли бы украсить руки торговки, но в нашем нищенском веке, согласитесь, их ценность безмерно возросла.

- Не спорю, - согласился Якоби, деликатно зевнув в румяную ладошку. Только в успех поисков мне плохо верится. А как, господа, быстро свечерело. Не пойти ли нам спать?

- Пора, - охотно поднялся из кресла Паткуль.

- Стойте! - вдруг задержала их Юлия Николаевна, и горячечной рукой она долго массировала свой лоб. - Нет, нет, нет, - бормотала женщина, почти вдохновенная. - Я теперь начинаю догадываться, что нам делать. Ведь обо всем, что нас мучает, может рассказать сам маркиз.

- Какой? - удивился муж.

- Твой прадед. Иван Иванович, который уже попал в лексиконы и энциклопедии, как историческая персона.

Якоби задумался, а Паткуль сказал жене:

- Юлия, в уме ли ты сегодня? Иди в спальную, ложись и как следует выспись, чтобы к утру вся дурь из головы вылетела.

Мадам Паткуль обвела черными глазами мужчин:

- Нет, теперь я не усну.

Только сейчас сенатор Якоби догадался о том, что угнетает хозяйку дома, и вдруг он серьезно одобрил ее решение:

- Попробовать можно. Чем черт не шутит!

- Я вас не понимаю, - сознался отставной поручик. - Вы хоть объясните мне, что вы подразумеваете?

Юлия Николаевна четко и строго растолковала мужу:

- Нам остался последний способ - вызвать дух маркиза, и вряд ли покойник станет теперь скрывать от нас то место, где он зарыл драгоценности, паче того - на том свете никакие бриллианты уже не нужны.

Именно в те годы было очень модно "столоверчение", или общение с духами посредством спиритизма, и Якоби кивнул:

- Стоит ли удивляться? Английский профессор Оливер Лодж не сомневается, что эфир есть духовная среда, поглощающая души усопших, и вызвать из эфира своего предка возможно.

Спать уже расхотелось, от слов сразу перешли к делу.

Якоби, бывавший на спиритических сеансах, разграфил круг на бумаге, в центре его положили чайное блюдечко, вокруг которого хозяева и гость водрузили свои пальцы, а Юлия Николаевна, обратившись в угол потемнее, спрашивала:

- Иван Иваныч, это мы. не пугайтесь, мы плоть от плоти ваши потомки. Ваша светлость, мы ждем. явитесь! Умоляю.

Но морской министр, сохранивший свое имя в анналах истории и в "маркизовой луже" на морских картах, не желал покидать эфир, чтобы заглянуть в Романщину, блюдце даже не колыхнулось от нервической силы пальцев, и тогда Якоби сказал:

- Мы, конечно, жалкие профаны, а здесь требуется очень опытный медиум, ибо маркиз опочил не вчера, а очень давно. Так и быть - я поговорю с "навозным жуком".

- А это еще что такое? - удивился Паткуль.

Якоби разъяснил, что в высшем свете Петербурга "навозным жуком" принято называть министра земледелия А. С. Ермолова, который изобрел телегу для удобной доставки навоза.

- Алексей Сергеич давненько связан с потусторонними силами, и он не откажет мне, если я попрошу его подсказать мне хорошего медиума. Мне как раз завтра надо побывать в городе.

Утренним поездом сенатор отъехал в Петербург, а через день-два, усталый, вернулся в Романщину, обмахиваясь шляпой:

- Ну и жарища сегодня. Поздравляю. Успех обеспечен.

- Да что вы? Уверены, Николай Борисыч?

- Вполне. Ермолов сказал, что в Царском Селе есть такой частный фотограф Анисимов, у которого немало поклонников в самом интеллектуальном обществе столицы. Недавно, говорят, ему даже во время сеанса удалось не только вызвать дух графа Бенкендорфа, но он даже заснял его на фотокарточку, а теперь торгует шефом жандармов по трешке за штуку. Вот и адрес этого Анисимова, только прошу вас, Юлия Николаевна, не афишировать свой визит, все должно быть шито-крыто.

- Не сомневайтесь в моей скромности.

Мадам Паткуль даже не позволила мужу провожать ее до станции Луга, но визит в Царское Село слишком затянулся, она не возвращалась день, два, три. пошел пятый день!

- Я начинаю волноваться, - говорил Владимир Паткуль сенатору Якоби. Знаете, сама обстановка интимеса. гасят свет, голоса. шуршания. как бы чего не вышло!

- Не волнуйтесь, - утешил его Якоби, - Анисимов женат, и ни одна его клиентка еще не писала на него жалоб.

Наконец Юлия Николаевна вернулась, еще от калитки усадьбы она расстегнула жакет, сбросила шляпу и перчатки, решительно устремленная вперед, вперед, только бы войти в дом.

- Не подходите ко мне! - крикнула она. - И чтобы никаких больше вопросов. Все скажу потом. Только не сейчас.

Женщина стремительно прошла в спальню, одним рывком опустила на окна плотные шторы, ничком рухнула на постель и мгновенно уснула как убитая.

- Странно, - заметил сенатор Якоби.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В доме все ждали ее пробуждения, Юлия Николаевна проснулась ближе к полуночи и вышла к чайному столу оживленная.

- Ну, вот и все, - заявила она, - а маркиз Иван Иваныч шлет своим потомкам самый сердечный привет.