— Пришли, братва!.. Отдыхать! — сообщал Рогожин, пробегая вдоль колонны.

Сбросив вещевые мешки, бойцы с любопытством оглядывали окружавшую местность, перебрасывались короткими фразами.

— Да-а, в таком месте не очень-то разгуляешься, — заметил Сосульников. И натянул на голову капюшон маскировочной куртки.

— Гулять тут, Андрюша, некогда будет, — заметил Иван Келишев.

— Это верно. А вот как мы тут шалаши будем ставить, кругом вода…

— Что ты — в таком лесу и не устроиться?

— Эй, Леха! — Голохматов подошел к Андрееву, прислонившемуся спиной к толстой сосне. — Ты, кажется, опять дрыхнешь?

— Да брось ты, — ответил Андреев, с трудом разлепляя сонные глаза. Не мешай людям отдыхать.

Голохматов, казалось, никогда не уставал так сильно, как другие. И теперь, видя уставших, измотавшихся парней, решил продолжить шутку, чтобы взбодрить их.

— Ты вот что, Леха, не темни. Я же насквозь тебя вижу, — подмигнул Николай ребятам. — Это ты со мной не желаешь разговаривать. А если бы вдруг на моем месте оказалась Машенька, а?

— Какая Машенька? — с интересом спросил Андреев.

— Ты что, забыл?.. Да та блондиночка, что в деревне Алексино живет.

Но продолжить розыгрыш не удалось.

— Отставить шум! — строго оборвал весельчаков Галушкин, подходя к ним. — Маркин, Келишев, Мокропуло! В разведку!

Отряд разошелся по отделениям, приступил к устройству лагеря. Выбирали посуше места для шалашей. Тащили жерди, ветки елей и сосен, кору деревьев, хворост, заготавливали дрова.

Радист отряда Валентин Ковров распаковал свою „Белку-1“. Дежурный по лагерю помог ему подвесить антенну на ветви деревьев. Надев наушники, Ковров настроился на нужную волну и передал в Москву:

„Товарищу Андрею. Прибыли на основную базу благополучно. Ведем разведку района расположения отряда и объектов противника. Завтра приступаем к выполнению задания“.

В этой же радиограмме он передал и координаты вражеского военного аэродрома, на который мы случайно наткнулись в пути. Может, наши летчики, думали мы, при случае сбросят пару бомбочек.

Было 5 апреля 1942 года.

Кончалась восьмая ночь нашего перехода от линии фронта. За спиной остались девяносто километров пути. Эти километры мы считали напрямик по карте, а сколько прошагали в обход, проползли? Но как там ни мерь, а мы были на своей „основной базе“, и это нас ободряло.

Теперь за работу!

Наш лагерь расположился в 15–20 километрах юго-восточнее местечка Бабиновичи, недалеко от станции Красное, что на железнодорожной магистрали Смоленск — Орша.

Шалаши, сооруженные нами, кое-как спасали от мокрого снега, дождя. Тепла же от костров было чуть. Сидя в своих промозглых жилищах, мы не раз вспоминали подмосковную землю, где можно было построить сухую и теплую землянку.

На „железку“ пока еще не ходили. Мы понимали, что первая же случайная встреча с немцами расшифрует нас как воинское подразделение. А это немедленно вызовет усиление охраны объектов, активизацию карательных действий против партизан. Поэтому решили прежде разведать как следует подходы к железной дороге, доставить в лагерь оставленные в лесу мины и ВВ.

Перед заходом солнца седьмого апреля 1942 года Владимир Крылов, Иван Мокропуло, Георгий Иванов, Михаил Лобов, Николай Ананьев, студент института физкультуры Владимир Кунин под командованием Бориса Галушкина построились перед штабным шалашом. Задача у них была ясная и сложная: как можно быстрее доставить груз взрывчатки, оставленный в пути, и добыть в окрестных деревнях продовольствие, в котором мы уже остро нуждались.

— Товарищ Крылов, вы единственный коммунист в группе. Учитывая важность и сложность похода, назначаю вас комиссаром отряда. Надеемся, что задание вами будет выполнено. Берегите людей, — сказал я на прощанье.

И группа ушла…

Отправив отряд Галушкина за ВВ, минами и продовольствием, мы собрали бойцов, ознакомили их с планом работы, каким он был задуман в Москве. Напомнили о методах и средствах нашей деятельности, как это мыслилось еще дома. И сообщили, что план этот нами уже нарушен, поскольку до установки десяти МЗД на „железке“ мы не должны были появляться на глаза даже местным жителям, а теперь Галушкин вынужден пойти на контакт с ними.

— План не догма, — заметил командир отделения Сергей Корнилов (мастер спорта, чемпион Москвы по фехтованию и штыковому бою, за первый поход награжден орденом Красного Знамени), — главное — успешное выполнение боевых задач.

— Это так, — отозвался Бажанов, — поэтому будем действовать, исходя из местных условий, стараясь быть максимально осторожными.

И на совещании решили не ждать возвращения группы Галушкина, а начать активную работу. Ведь, кроме оставленного по пути тола и мин, у нас было еще несколько сот килограммов ВВ, МЗД, противопехотные мины и вся подрывная техника.

Вечером в тот же день Голохматов, Келишев и Секачев ушли на рекогносцировку. Они должны были разведать подходы к железнодорожной магистрали, установить интенсивность движения поездов и автотранспорта по шоссе, идущему параллельно с „железкой“, изучить силу и режим охраны этих объектов.

Разведчики возвратились утром, промокшие до нитки: дождь лил не переставая. Оказалось, что движение поездов не прекращалось всю ночь. С интенсивностью примерно по два эшелона в час. По шоссе за ночь прошло всего четыре грузовика и две легковые автомашины. Стараясь установить наличие охраны и ее систему, разведчики прошли вдоль линии с километр. Однако никакой охраны не обнаружили. Это нас обрадовало, но и удивило. Как-то не верилось, что немцы настолько беспечны.

Мы знали, что где-то недалеко должен действовать отряд второго полка ОМСБОН под командованием лейтенанта Озмителя. Но, видимо, никаких боевых акций отряд Озмителя еще не предпринимал, иначе охрана на „железке“ была бы…

— Вот это законспирировались! — хохотнул кто-то из ребят.

— У них совсем другая задача, — строго оборвал Бажанов. — И вообще, нечего болтать, если не в курсе дела.

А я вспомнил, что еще в Москве нам говорили, что с отрядом Озмителя радиосвязь потеряна, а почему — неизвестно.

Парни притихли, а Моргунов предположил:

— Наша разведка могла и не заметить охрану. Вдруг она скрыта? Замаскирована?

— Верно, Алексей, — согласился Василий Широков. — Может, у них там специальные наблюдательные гнезда устроены, щели вырыты или еще чего-нибудь. Они же, сволочи, хитрые.

— Конечно, — уже спокойнее заметил Бажанов. — Вот обоснуемся тут, наладим работу, а потом начнем Озмителя искать. А сейчас решим вопрос первой операции.

Вечером на второй день (восьмого апреля) на линию послали четыре боевые группы, по три человека в каждой с заданием установить по одной МЗД. Это были мощные мины последнего образца с зарядом по десять килограммов тола.

Каждой боевой группе выделили определенный участок на железнодорожной магистрали. Расстояние между группами меньше километра.

Примерно через час-полтора со стороны железной дороги вдруг долетели приглушенные звуки стрельбы.

Пальба длилась всего пять-шесть минут. Мы не знали причины, но понимали, что просто так наши стрелять не будут. Через полчаса опять затрещало, забухало, но уже в другом направлении. И снова томительная пауза.

По лагерю дежурил Николай Голохматов. После первых же выстрелов он появился около нашего с Бажановым шалаша.

— Чего маешься? — спросил Бажанов.

— Да ведь два раза прошли туда-обратно. И никого, ни души, а сейчас вон пальба…

— Успокойся. Иди. Неси службу, — строго сказал командир отряда.

— Есть нести службу!

Дежурный ушел сутулясь. Он тяжело переживал случившееся. Но все понимали: разведка не виновата; возможно, охранение пришло сегодня. Случай, который не запрограммируешь.

Рано утром в лагерь возвратились три боевые группы. Две из них установили на „железке“ по МЗД. Сергей Корнилов, возглавлявший третью группу, доложил, что они напоролись на вражеский патруль, были обстреляны. Сами не отвечали: ушли в противоположную сторону от базы, чтобы запутать следы. Мину установить не успели. От преследователей оторвались, войдя в болото.