Я кинулся в тоннель под бетонную площадку. Прижался к стене, выпустил из автомата все патроны и бегу к Волге. Смотрю, отец тащит к воде какой-то мешок. Догоняю, спрашиваю:
— Чего это ты?
— Манка, — говорит. — В тоннели нашёл.
Отец мой — хозяйственный человек: что пригодится, обязательно поднимет.
— Брось, — говорю, — погибнешь из-за этой манки. Ну её к чёрту!
Меня обозлило, что отец в такой момент о какой-то манке заботится.
А отец на меня накинулся:
— Что же, по-твоему, — говорит, — немцам ее оставлять?
Заспорили мы с ним и забыли, что немцы уже у бетонной площадки.
Тут капитан Шальман бросил нам катушку с телефонным проводом, крикнул:
— Вяжите скорее плот.
Приказано было переправляться через Волгу, кто как может. Немцы стреляли по всему берегу — от устья Царицы вниз. Вся Волга была исчерчена трассирующими пулями. Моряки стаскивали в воду сухие брёвна.
Нас собралось пятеро: мы с Палагушкиными и один раненый моряк, который не мог сам плыть.
Луна всё время светила, но у самой воды, за брёвнами, тень была. Мы связали телефонным кабелем два бревна, сели на них и хотели было уже грести прямо на тот берег, но отец спрыгнул с плота и по грудь в воде погнал его вверх по Волге. Он увидал, что плывущие впереди нас падают с брёвен убитыми, и решил переправляться выше, за устьем Царицы. Это и спасло нас. Выше Царицы Волга почти не обстреливалась.
Вода покрывала брёвна и доходила нам по пояс. Мешок с манкой, чтобы его не смыло, отец себе на спину привязал. Он сидел за рулевого, а мы все гребли дощечками от снарядных ящиков. Разгорячились и не чувствовали, что сидим в холодной воде. Дрожь стала пробирать, только когда вылезли на песчаную косу Голодного острова.
С Голодного острова через старое русло Волги перебрались на понтоне. На том берегу зашли в какой-то пустой домик, затопили печь, разделись догола и стали сушить одежду.
Отец сразу взялся манку варить. В хате нашёлся большой котел, но ухвата не было. Стоим мы у печки, видим, что манка кипит, выливается из котла, а достать не можем. Есть страшно захотелось. Отец говорит мне:
— Ну-ка, возьми!
И Палагушкин-отец подмигивает Юре:
— Ну-ну, молодежь!
Жаль мне манку, а как спасти ее, не знаю: печь жарко горит, весь котел в огне. Отец смеётся, берёт мокрые портянки, обертывает ими руки и вытаскивает котел из огня.
Сели мы вокруг котла голые, наелись манки и тут же заснули. Просыпаюсь, смотрю — отец уже бреется.
— Подымайся, — говорит, — пойдём моряков искать.
Штаб моряков был неподалеку в лесу. Там формировался сводный батальон. Мы прикрепились к этому батальону и в тот же день на бронекатерах вернулись в Сталинград. Высадка произошла в северной части города, где в те дни начались жестокие бои на территории заводов «Красный Октябрь», «Баррикады» и на Тракторном.
НА ЛИНИИ ОГНЯ
Рабочие бойцы
И. 3. Рожков
Уже много рабочих «Красного Октября» ушло в бой, когда началось формирование рабочего батальона из оставшихся на заводе людей для несения службы охраны. В батальон набирались добровольцы. За два дня было принято 303 человека. Вскоре наиболее молодые и боеспособные бойцы батальона были включены в части народного ополчения и ушли на передовую. Осталось 120 бойцов. Они были размерены по подвалам, тоннелям и под мартеновскими печами.
Прежде всего надо было добыть оружие. Это дело было поручено технику коммунального отдела Серёже Шипанову. Он связался с командованием воинских частей, которые держали оборону по соседству с заводом, и достал достаточное количество трофейного оружия, чтобы вооружить весь батальон. Мы получили и винтовки, и пулеметы, и противотанковые ружья, и гранаты. С гранатами возникло некоторое затруднение. Когда вскрыли ящики, в которых они были упакованы, оказалось, что это совершенно незнакомые нам гранаты. В изучении их помог батальону наш боец Костя Метчик. Он взял несколько гранат, пошёл на шлаковый отвал, что за мартеновскими цехами, и на практике установил, как надо с ними обращаться. После этого он ознакомил с действием гранат командиров взводов и отделений.
Первые дни сентября батальон занимался главным образом сооружением в рабочем посёлке противотанковых препятствий: перегородил металлическими ежами перекрёсток дорог у заводского клуба имени Ленина и подступы к нашему заводу со стороны завода «Баррикады», за которым шёл бой. Вокруг территории наших цехов были оборудованы пулемётные точки, установлены посты. На окраине рабочего посёлка, на бугре у конного двора, где был домик одного из бойцов батальона, Феди Залипаева, мы организовали наблюдательный пункт. Он часто использовался и воинскими частями. Отсюда хорошо просматривалось поле за Вишневой балкой и Федоровский сад, уже занятый немцами.
Каждый день, утром и вечером, Федя приходил в штаб и докладывал результаты своих наблюдений. Во время одного сильного обстрела он был убит на своем посту.
В наиболее спокойные дни бойцы нашего батальона вывозили к переправе заводские материалы, а по ночам собирали оставшихся еще кое-где в щелях и подвалах жителей посёлка, помогали им добираться к переправе через Волгу.
Как-то в полуразрушенном подвале ремесленного училища мы обнаружили 14 тяжело раненных женщин и подростков. Оказалось, что их собрали здесь один старичок-врач заводской поликлиники и медсёстры Клава и Нина. Когда поликлиника сгорела, они перебрались в этот подвал и открыли в нём пункт первой медицинской помощи.
Раненых мы переправили с врачом за Волгу, а Клава и Нина остались у нас, организовали в подвале под столовой мартеновского цеха медпункт батальона.
Вскоре у нас появились еще две девушки. Сначала они работали в заводской пекарне; выпекали по ночам хлеб из остатков муки, кормили рабочих, занятых эвакуацией ценностей, каш батальон и комендатуру завода. Когда мука кончилась, они пришли в хозяйственное отделение батальона, в дымоход 14-й мартеновской печи и расположились здесь. Это были эвакуированные в Сталинград украинки. Я предложил им переехать за Волгу, но одна из них мне заявила:
— Никуда мы отсюда не уйдём. Вы здесь, и мы будем здесь, а дело для нас найдётся.
Так они и остались в батальоне. Готовили для бойцов пищу, а потом нашлась для них и другая работа.
Однажды ночью медсестра Нина пошла в посёлок проведать свою мать и оказалась в расположении немцев. Всё же на следующий день она благополучно вернулась. После этого Нина и другие девушки часто ходили ночью «искать маму» и приносили ценные разведывательные данные командованию гвардейских частей, которые в середине сентября расположились на нашем заводе.
К этому времени немцы уже заняли часть посёлка Северный городок и подошли вплотную к заводскому посёлку. Теперь территория завода обстреливалась уже не только из артиллерии и миномётов, но также и из автоматов.
Трудно пришлось нашим медсёстрам Клаве и Нине. На медпункт стали часто приносить раненых бойцов рабочего батальона. Иногда приносили сюда и красноармейцев, раненых где-нибудь поблизости. Девушки спокойно обрабатывали очень тяжелые раны, зачастую выполняли работу хирурга, — извлекали из тела осколки.
Это были самые тяжёлые дни. Хотя рядом находились воинские части, но мы действовали самостоятельно. Кончились имевшиеся на заводе запасы продуктов. Иногда наш заводской катерок «Сталь» доставлял нам из-за Волги печёный хлеб и мясо, но большей частью приходилось довольствоваться одними лепёшками, которые бойцы пекли из толчёной ржи под станками разрушенных цехов и в других укрытиях на железных листах.
В подвале под одним из наших цехов разместился политотдел гвардейской дивизии генерал-майора Гурьева. Однажды начальник политотдела пригласил меня к себе и попросил оказать помощь в минировании посёлка, так как красноармейцам по ночам трудно ориентироваться в разбитых и выгоревших кварталах.