Нельзя было сказать, чтобы рассказ евнуха был особенно связным, но самую суть Саша Николаич понял. Все более и более личность Крыжицкого вырисовывалась в неприглядном свете, и, чем определеннее становилось это, тем спокойнее чувствовал он себя. Разговор с евнухом утешил его…
Глава LV
— Вы знаете, какой сейчас со мной произошел случай? — сказал Тиссонье Саше Николаичу, когда они снова сели в бричку, чтобы ехать домой на мызу. — Представьте себе, что я сошел в общую столовую, оставив вас с этим типом — евнухом, сел за столик и спросил себе газету и кофе, чтобы не сидеть так, без ничего. Вдруг ко мне подходит слуга и говорит: «Господин Тиссонье (меня тут, слава Богу, знают), не можете ли вы оказать нам помощь?» — Я ему отвечаю: «В чем дело, мой друг, и какая вам от меня нужна помощь?» «У нас тут больной постоялец, — говорит слуга, — он иностранец». «Тогда пойдите за доктором, — советую я, — если он болен». Доктор, оказывается, ходит к нему два раза в день, потому что его болезнь очень серьезна и он почти при смерти. Я пожимаю плечами и говорю: «Что же я могу сделать?» Но дело в том, что иностранец может объясняться по-французски и по-русски, а слуга-голландец не может понять его. Больному что-то нужно, он сердится, а понять его не могут. Хозяин, который говорит по-французски, отлучился по делу об убийстве… Так вот слуга просит меня пойти и узнать у больного, что ему нужно. Я, конечно, с удовольствием иду. И представьте себе мое удивление, когда в больном иностранце я узнаю, кого бы вы думали?
Тиссонье замолчал, ожидая, что скажет Саша Николаич, но тот был занят своими мыслями и для него говор француза смешался со стуком колес брички.
— Право, не знаю.
— Вы и не можете знать! Этого угадать нельзя. Иностранец оказался моим петербургским знакомым…
— Даже петербургским? — изумленно воскликнул Саша Николаич.
— Представьте себе, да! — ответил Тиссонье. — Это был господин Кювье, который состоит членом мистического общества. Он с помощью духа указал мне, где найти Александра Никола, правда, его Александр Никола оказался не настоящим… Но все-таки такая встреча!.. Я никак этого не ожидал…
— Как же он попал сюда? — спросил Саша Николаич.
— Знаете, эти члены мистических обществ — их не разберешь!.. Они повсюду путешествуют…
— Но как же он путешествует по стране, не зная языка и не взяв себе переводчика?
— Он сюда приехал со своим приятелем, который до сих пор объяснялся за него…
— А теперь что стало с его приятелем?
— Да его убил Али… — ответил Тиссонье.
— Так приятелем нашего больного господина был Крыжицкий?!
— Вот именно!
— Позвольте! — сообразил Саша Николаич. — Это тот самый, вы говорите, Кювье, который указал вам другого наследника вместо меня?
— О, да!.. При помощи духа, но тот ошибся!..
— И он — приятель Крыжицкого и приехал сюда вместе с ним? — произнес Саша Николаич. — Это очень интересно!
— Он приехал сюда и заболел, — продолжал француз. — Он, действительно, кажется, очень плох… Ему долго не прожить…
— Познакомьте меня с ним?
— Разве он поправится только… А теперь это едва ли возможно…
— Нет, мне надо сейчас, и как можно скорее! — настойчиво произнес Саша Николаич. — Поймите, что если они знают друг друга, то тогда очень важно, что он зачем-то указывал вам подставное лицо как наследника, в то время как Крыжицкий вел со мной дело по поводу какого-то или того же наследства…
— В самом деле, это так! — воскликнул Тиссонье, пораженный таким открытием. — Надо это выяснить… Хотя едва ли, — добавил он сейчас же, — можно будет добраться до чего-нибудь: один уже убит, а второй совсем при смерти…
— Нет, — произнес Саша Николаич, — тут словно бы целая шайка, — я ведь еще и третьего знаю…
— Где же он?
— В Петербурге. Зовут его Андрей Львович Сулима.
— Какие странные у русских бывают фамилии! — покачав головой, произнес Тиссонье.
В то время как француз и Саша Николаич ехали разговаривая, евнух Магомет сидел в гостинице и писал письмо:
«Всемилостивейший благодетель!
Воля Неба свершилась и злодей нашел наказание за свою неправедную жизнь. Сегодня его труп нашли на берегу моря. Его убил тот самый турок, который был старым матросом, взятым с греческой шхуны, о чем я, равно как и об их разговоре, случайно подслушанным Фатьмой, доносил вам в свое время. Старый турок также принадлежал к секте «Исмаилие», как я и предполагал. Он убил Симеона их «священным кинжалом», боролся с ним, ранил себя в борьбе и тоже умер, отравленный ядом. Что мне делать с Фатьмой и куда везти ее? В ожидании ваших приказаний остаюсь здесь.
Предаю себя вашей милости, верный слуга ваш Магомет.»
Докончив письмо, евнух сложил его, запечатал и надписал адрес: «В Санкт-Петербург, господину и кавалеру Андрею Львовичу Сулиме».
Глава LVI
На другой день Саша Николаич с Тиссонье опять отправился в город. Им нужно было там быть по делу об убийстве Крыжицкого для дачи подробных показаний об Али перед следователем, и, кроме того, Саша Николаич рассчитывал увидеть больного Кювье, который, весьма вероятно, интересовал его вследствие своих сношений с Агапитом Абрамовичем.
Тиссонье вошел в комнату больного и появился оттуда с вытянутым, унылым, взволнованным лицом.
— Ну, что? — спросил Саша Николаич, ожидавший его в коридоре.
— Он очень плох. У него только что был доктор. Он совсем умирает…
— Значит, мне нельзя его видеть?
— Напротив, он просит, чтобы вы как можно быстрее навестили его. Он просил, чтобы я оставил вас с ним одного, так как хочет с вами поговорить…
— Тогда пойдемте…
Они вошли в комнату больного. Занавески на окнах были задернуты. Стоял полумрак, и Саша Николаич, войдя со света, не мог разглядеть сразу, что было кругом.
Тиссонье подвел его к большой кровати, выдвинутой на середину комнаты так, чтобы можно было подойти к ней со всех сторон.
— Вот тот настоящий Александр Никола, который получил в наследство мызу, — сказал Тиссонье и, исполняя желание больного, сейчас же удалился, оставив Сашу Николаича с ним наедине.
На постели лежал, сползши головой с подушек, бледный, исхудалый человек, похожий на скелет, обтянутый кожей, тонкой и почти прозрачной. Он смотрел на Сашу такими тусклыми, но, вместе с тем, такими проницательными глазами, которые бывают только у умирающих и которые, кажется, видят больше, чем обыкновенные, здоровые люди. Впоследствии Саша Николаич никак не мог забыть этот взгляд.
— Тяжело! — с трудом шевеля губами, произнес Кювье.
— Так вы бы лучше не разговаривали, я подожду, посижу тут…
Саша Николаич опустился на стул, с искренним соболезнованием взглянув на больного и уже забыв о своих делах. Ему хотелось лишь одного: сделать сейчас что-нибудь такое, чтобы Кювье стало легче.
— Надо говорить, — опять произнес Кювье, — ждать некогда. Времени мало! Я не доживу до завтра!
— Отчего же? Кто может знать это! — попробовал утешить его Саша Николаич.
— Мне доктор прямо сказал, чтобы я сделал свои последние распоряжения, но я, главное, и сам это чувствую. Вы, может быть, удивлены, что я просил вас прийти ко мне…
— Нет, располагайте мною! — ответил Саша Николаич.
— Я просил вас прийти, чтобы расстаться с жизнью хоть немножко примиренным, — заговорил Кювье. — Вы знаете, зачем мы приехали сюда — я и убитый Крыжицкий?
— Наверное не знаю, но, кажется, догадываюсь по некоторым данным… — ответил Саша Николаич.
— Вероятно, ваши догадки справедливы, — продолжал больной. — Мы явились сюда, чтобы так или иначе воспользоваться состоянием, перешедшим к вам… Ведь, кроме мызы, вы получили большое богатство, спрятанное на ней…
«А вдруг все это — комедия? — пришло в голову Саше Николаичу. — И он притворяется, чтобы узнать у меня наверняка, нашел я на мызе деньги или нет?»