Вскоре по возвращении армии в Медину заболел глава «лицемеров», хазрадит Абдаллах ибн Обба, так сильно, что жизнь его находилась в опасности. Хотя Магомету было хорошо известно вероломство этого человека и его тайные замыслы против него, однако он неоднократно навещал его во время болезни, присутствовал при последних минутах его жизни и проводил тело его до могилы. Там, по просьбе сына покойника, он молился об отпущении его грехов.

Оставшись наедине, Омар упрекал Магомета за то, что он молился за «лицемера», и напомнил ему, как часто Абдаллах клеветал на него; но пророк тонко ответил ему текстом из Корана: «Ты можешь молиться или не молиться за „лицемеров“ – как знаешь; но молись ты хоть семьдесят раз, они все равно не получат прощения».

Молитвы на могиле Абдаллаха возносились, следовательно, с хитрым умыслом завоевать благосклонность хаз-радитов и могущественных друзей умершего, и эта цель молитв была достигнута, так как большинство приверженцев покойного стали преданными последователями пророка, всемогущества которого с тех пор в Медине никто уже не оспаривал. Вскоре после этого он возвестил другое откровение, запрещавшее ему молиться у постели умирающих и посещать могилы умерших в неверии.

Но, властвуя так безгранично над учениками своими и народом, Магомету стоило большого труда управляться с женами и поддерживать спокойствие в своем гареме. По-видимому, он поступал вполне справедливо в своих супружеских отношениях, дав каждой жене отдельное помещение, в котором она была единственной хозяйкой и где он проводил сутки по очереди. Но случилось однажды, что, когда он находился у Хафзы, последняя ушла навестить отца. Вернувшись неожиданно, она застала пророка с его любимой рабыней, счастливицей Марией, матерью сына его Ибрагима. Ревность Хафзы не имела границ и выразилась громкими криками. Магомет старался успокоить ее, опасаясь, чтобы крики ее не возмутили всего гарема; но усмирить ее ему удалось только, дав клятву, что он никогда больше не будет иметь сношений с Марией. На этих условиях она простила прошлое и дала обещание никому не говорить о случившемся. Обещания своего она, однако, не исполнила и рассказала Аише о неверности пророка, что вскоре стало известно всему гарему. Тогда все жены сообща разразились на него бурей упреков, так что Магомет, выйдя наконец из терпения, развелся с Хафзой и прервал сношения с остальными женами. Целый месяц он спал один на циновке в отдельном помещении, пока Аллах во внимание к его одиночеству не послал ему первую и шестую главы Корана, освобождавшие его от клятвы относительно Марии, которая тотчас же и стала разделять его уединение.

Непокорные жены тут только поняли свое заблуждение и узнали из того же откровения, что ограничения, предписываемые простым смертным, не обязательны для пророка. Наконец, он вернул раскаявшуюся Хафзу, примирился с нежно любимой им Аишей и постепенно простил и остальных жен, но не переставал любить Марию, прекрасную мать своего единственного сына.

Священный месяц ежегодного богомолья уже приближался, но Магомет был слишком занят общественными и домашними делами, чтобы иметь возможность самому уезжать из Медины. Поэтому он уполномочил Абу Бакра занять его место в качестве эмира, или начальника богомольцев, собиравшихся выступить из Медины в священный город.

Абу Бакр выехал в Мекку во главе трехсот пилигримов и с двадцатью верблюдами для жертвоприношения.

Вскоре после этого Магомет призвал своего зятя и преданного ученика Али и, дав ему самого быстрого из своих верблюдов, ал-Адга («Надрезанные уши»), велел мчаться что есть духу в Мекку и обнародовать там перед толпой собравшихся со всех сторон богомольцев важную суру, или главу из Корана, только что полученную им с неба.

Али выполнил свою миссию с обычным рвением и добросовестностью. Он приехал в священный город во время религиозного празднества. В день жертвоприношения, когда религиозные обряды завершались закланием жертв в долине Мина и когда Абу Бакр проповедовал народу учение ислама и поучал его обрядам, перед громадной толпой, собравшейся в долине ал-Акаба, явился внезапно Али и объявил себя вестником, посланным пророком с важным откровением. Потом он прочел привезенную суру, или главу, из Корана. В этой главе «религия меча» провозглашалась во всей ее силе. Она освобождала Магомета от всех перемирий и союзов с идолопоклонниками и другими неверными, если они по какому бы то ни было случаю нарушали условие или подавали помощь неприятелю. Неверующим давалось четыре месяца свободы вероисповедания со времени настоящего объявления. В течение этих месяцев им предоставлялось право безопасно ходить по всей земле, но по истечении этого времени всякая снисходительность прекращалась и их надлежало преследовать всюду, во всякое время и на всяком месте открытой силой или прибегая к военной хитрости; тогда им останется одно из двух: или принять ислам, или платить дань. Священные месяцы и священные места не будут дольше служить им защитой. «Когда же месяцы, в которые вам запрещено нападать на них, пройдут, – говорит откровение, – вы будете убивать идолопоклонников, где бы они вам ни попадались, или забирать их в плен; осаждайте их открыто или устраивайте засады». Кровные узы и дружба должны считаться ни во что; что касается неверующих, то правоверные не должны поддерживать никаких отношений ни с ближайшими родственниками своими, ни с лучшими друзьями, если они упорно пребывают в неверии. По истечении текущего года ни одному неверному не разрешается попирать ногами священные границы Мекки и входить в храм Аллаха. Запрещение это сохранилось и по настоящее время.

Весьма вероятно, что строгость этой главы Корана была вызвана главным образом поведением некоторых евреев и идолопоклонников-арабов, заключивших с Магометом договоры, но неоднократно обманывавших его и даже изменнически посягавших на его жизнь. Но здесь сказывается вместе с тем и необыкновенная самоуверенность, явившаяся после смерти коварного и могущественного врага его, Абдаллаха ибн Обба, и вследствие быстрого перехода арабских племен в ислам или в подданство Магомету. Действительно, это был шаг к исключительному господству магометанской веры.

По возвращении в Мекку Абу Бакра и Али первый выразил удивление и неудовольствие, что не ему было поручено обнародование такого важного откровения, находившегося в тесной связи с его недавним поручением. Но его успокоили, уверив, что каждое новое пророчество должно быть возвещено самим пророком или кем-нибудь из членов его семьи.

Провозглашение для всеобщего сведения вышеупомянутой главы Корана с угрозой начать опустошительную войну против всех, кто откажется перейти в ислам или покориться власти Магомета, создало множество обращенных или плательщиков дани, так что к концу месяца или в начале десятого года хиджры к воротам Медины стекалось много послов от отдаленных племен и князей. В числе лиц, признавших светскую власть пророка, был и Фарва, наместник Ираклия в Сирии и правитель Аммона, древней столицы аммонитян.

Этот акт подчинения не был, однако, признан императором, а сам Фарва подвергся тюремному заключению.

Магомет все больше и больше сознавал себя всемогущим властелином и действовал так, что и самые смелые планы его как завоевателя всегда освещались рвением апостола. Полководцы его посылались в более дальние экспедиции, чем прежде, но всегда с целью уничтожить идолов и подчинить идолопоклоннические племена, так что его светская власть только шла об руку с распространением его веры. Он назначил в Счастливую Аравию двух наместников для управления ею от своего имени; но так как часть этой богатой и значительной страны выказала неповиновение, то для вразумления жителей послан был туда Али во главе трехсот конников.