Олливер медленно покачал головой.

— Боюсь, что все не так просто. Дело в том, что для выполнения этого задания тебе нужно сначала пройти психокоррекцию.

Если бы скорость мышления Крэга отставала бы от его физических рефлексов, Олливера через пару секунд уже не было бы в живых.

От смерти судью отделяло всего шесть дюймов — именно на этом расстоянии от его лица остановился кулак Крэга, вернее, протез его левой руки. Если бы удар дошел до цели, то женщина умерла бы на долю секунды позже. Три прыжка, отделявшие Крэга от стола, он преодолел с такой стремительностью, что ни судья, ни его жена не успели даже пошевелиться.

От смерти их спасли две вещи. Первое — это то, что руки Олливера спокойно лежали на столе, и рядом не было никаких кнопок и открытых ящиков. Вторая — успевшая промелькнуть мысль, что Олливер не мог иметь в виду то, что сказал. Здесь не было смысла. Психокоррекция уничтожит те самые таланты и навыки Крэга, которые были необходмы для выполнения задуманного судьей плана, в чем бы он ни заключался.

— Подождите, Крэг, — хрипло сказала Джудит. Краем глаза он видел, что она не шевельнулась, и её поза не изменилась. Даже её взгляд был по-прежнему устремлен на стул, где он только что сидел.

— Вы уже сами поняли, иначе мы были бы уже мертвы, что он имел в виду другое.

Породистое лицо Олливера было по-прежнему серым от перенесенного потрясения, а голос слегка срывался:

— Я всего лишь хотел ска…

— Помолчи, Олли, — резко оборвала его Джудит, — я все объясню сама. Ты и так уже сделал большую глупость. Я предупреждала, что Крэг… — она перевела дыхание, и её голос снова стал бесстрастным. — Крэг, не могли бы вы присесть и выслушать мои объяснения? Я обещаю, что никто из нас не будет шевелиться. Олли, держи свои руки на столе и ничего не говори. Договорились, Крэг?

Он не ответил, но вернулся на свое место и сел, не сводя с них глаз. Он присел на самый край стула. Если Олливер пошевелится, то на этот раз он будет ещё быстрее.

Джудит продолжала:

— Вы вовремя сообразили, Крэг, что после психокоррекции потеряете для нас всякую ценность. Но точно также от вас будет мало толку, если вы будете беглым преступником, на которого объявлен розыск. Вы согласны с этим?

— Меня и раньше разыскивали, — ответил Крэг, — причем личности пострашнее полиции.

— Верно, но на этот раз работа предстоит очень необычная и трудная. Кроме того, Олливер обещал вам свободу. Это значит полную свободу, а не свободу преследуемого преступника.

— Вы имеете в виду фальшивый сертификат о психокоррекции?

— Конечно. Начать с нуля, чистая память. Даже ваши враги в преступном мире потеряют к вам интерес.

— От фальшивого сертификата мало толку, — возразил Крэг. — Мы уже это проходили.

— Потому что эти сертификаты были поддельными, а не настоящими, подкрепленными всеми фактами и соответствующим образом зарегистрированными. Разница в том, что вы на самом деле отправитесь к психокорректору, но психокоррекции подвергаться не будете. Здесь — стопроцентная гарантия. Она в первый раз пошевелилась и взглянула на Олливера. На её лице появилось выражение злости. — Даже от таких идиотов, как мой муж, который чуть не убил нас обоих пару минут назад.

Мозг Крэга лихорадочно работал. План в своей безупречности был слишком простым. Еще задавая вопрос, он уже сам знал на него ответ:

— Значит, мне нужно опять попасть за решетку. А что, если полицейские сначала меня пристрелят, а уже потом арестуют?

— Этого не случится, потому что арестуют вас здесь и сейчас, то есть после того, как мы поговорим. Когда я позову полицию, Олливер будет держать вас на мушке. Вы уже будете схвачены, поэтому у полиции не будет предлога начать стрельбу.

Крэг кивнул:

— А моей психокоррекцией вы будете заниматься сами?

— Разумеется. Здесь тоже не может быть осечки. Сейчас я единственный психокорректор. Мой помощник в отпуске. Лучшего момента трудно себе представить. У вас ещё есть вопросы?

— Да, — Крэг посмотрел ей прямо в глаза. — Откуда мне знать, что я могу вам доверять?

Она выдержала его взгляд.

— Вы можете мне доверять, Крэг. Я знаю, что вас смущает, и мне очень жаль. Мне не следовало разговаривать с вами в таком тоне, и я прошу меня извинить.

— Так вы обещаете во время психокоррекции ничего не делать с моим мозгом?

— Обещаю. Подумайте сами, и вы со мной согласитесь. После психокоррекции вы потеряете для нас всякую ценность. И если я изменю хоть что-нибудь, вы меня потом убьете. Я знаю это.

— Но ведь вы можете стереть всякое воспоминание о проделанных коррекциях.

— Нет не могу, Крэг. Этот процесс — не избирательный. Мне придется стереть либо все воспоминания, либо ни одного. Когда-нибудь наука добьется нужной избирательности в коррекции человеческого мышления и памяти, но это — дело будущего.

Крэг кивнул. Олливер, уже полностью пришедший в себя, спросил:

— Так что же ты решил, Крэг?

— Я согласен. Доставайте пистолет.

Олливер открыл ящик.

— Повесьте халат обратно в шкаф, а то могут возникнуть никому не нужные вопросы.

— Погодите. А зачем все это нужно было устраивать? Почему вы не могли рассказать все это в беседе после суда и приговорить меня сразу к психокоррекции? Зачем все эти сложности с побегом и сдачей властям?

— Вы бы не поверили ему, Крэг, — ответила Джудит. — Вы бы подумали, что он пользуется этой уловкой каждый раз, когда приговаривает к психокоррекции, чтобы преступник воспринимал её спокойно и без эксцессов. Или подумали бы что-нибудь другое, но в любом случае, вы бы ему не поверили. То, что мы действительно помогли вам бежать, меняет дело. Чтобы отправить на психокоррекцию, совсем не нужно устраивать побег и потом выдавать властям.

На это было трудно возразить. Крэг ни за что бы не поверил Олливеру, во всяком случае настолько, чтобы добровольно отправиться на психокоррекцию. Он скорее попытался бы бежать без всякой помощи, чем довериться Олливеру.

Он встал, чтобы снять халат, и немного помедлил.

На этот раз Джудит не пыталась над ним подшучивать. Она соскользнула со стола и направилась к двери.

— Я иду за полицией, — сказала она. — Приготовьтесь. Крэг быстро повесил халат на место и отошел к стене. Когда в комнату ворвались полицейские, он стоял с поднятыми руками под прицелом направленного на него Олливером пистолета.

По дороге в тюрьму не произошло никаких событий, но уже в тюрьме случилось нечто неприятное. Полиция передала Крэга охранникам, которые отвели его в камеру и прежде, чем уйти, избили до потери сознания. От сопротивления Крэга удержали здравый смысл и инстинкт самосохранения. Их было шестеро, и помимо резиновых дубинок, которыми они его обрабатывали, у каждого был лучевой пистолет. Крэг мог убить трех или четырех из них, но его шансы расправиться со всеми до того, как кому-нибудь удастся его убить, были не больше одного против тысячи. Если бы ему действительно предстояла психокоррекция, иной возможности испытать судьбу он и не желал бы, но теперь такой расклад его не устраивал.

Сознание вернулось к нему в середине ночи. Все тело страшно ныло от перенесенных побоев, но он все таки сумел подняться с пола и дотащиться до койки. Через некоторое время он заснул.

Утром ему сообщили через динамик в потолке, что судья приговорил его к психокоррекции, и что через полчаса охранники заберут его для приведения приговора в исполнение. Он с трудом поднялся и сел на койке. Он был абсолютно голым — перед тем, как избить, охранники сняли с него всю одежду и бросили её в углу камеры. Превозмогая боль, он оделся.

За ним пришли шесть охранников, причем они явились на десять минут раньше, чтобы опять избить его. Но не так жестоко, как ночью — они не хотели, чтобы он потерял сознание и не мог самостоятельно добраться до психокорректора, и были его в основном по рукам и плечам. Когда раздался сигнал, Крэга отвели на этаж ниже и привязали в креслу в кабинете психокоррекции. Уже в кабинете они снова ударили его несколько раз по голове, а на прощанье один из охранников нанес Крэгу такой сильный удар в живот, что ему оставалось только радоваться, что в то утро он остался без завтрака.