И теперь мы видим небывалый сдвиг в истории цыганской народности. Во многих районах СССР уже осело на землю большое количество цыган. Выросли уже даже десятки цыганских колхозов. Цыган, покинувших таборы, можно встретить у станка на фабрике и за учебой на рабфаках. Цыганский молодняк уходит из табора. Старый уклад кочевой жизни рушится. И этот отживающий старый уклад кочевой жизни цыган верно, художественно-правдиво и впервые в советской литературе дал в рассказе «Бессчастные мирикля» тов. А. Герман.
Рассказ этот прочтется с интересом не только широкой читающей массой, но и городскими цыганами, давно порвавшими связь с кочевниками.
СОВЕТСКАЯ МАШИНА ВРЕМЕНИ
Этнографический рассказ
Рисунки худ. П. Староносова
Автором настоящего рассказа, присланного на литконкурс «Всемирного Следопыта» 1928 года код девизом «20102/24342» оказался Александр Михайлович Линевский (из Ленинграда). Рассказ получил IV премию—250 руб.
Герберт Уэллс в своем романе «Машина времени» хотел сказать, что человечество, преодолев пространство во времени (скорость аэроплана—300 километров в час), сможет в будущем преодолеть и время в его пространстве. Советская политика по отношению к национальным меньшинствам разрешило эту проблему, создавая в несколько лет из полудиких выходцев северных окраин — культурных работников. «… Я счастлив, что наконец-то, через сорок лет, исполнилась мечта моей жизни. Выходцы из чукчей, гиляков, тунгусов и прочих «дикарей» (по царской терминологии) теперь, в советское время, превращаются в источники культурной силы!» — так закончил свою речь на одном из заседаний Северного Комитета проф. В. Г. Тан-Богораз.
К лопарям Никольского погоста лет двадцать назад пришел неизвестно откуда самоед, еле живой от голода и усталости. Он прижился в погосте и вскоре даже женился на лопарке, войдя в дом одного бедного лопаря. Через некоторое время эпидемия скосила всю семью; остался один мальчик, сын самоеда и лопарки, по имени Вылко, которого приютили зажиточные соседи, у которых были свои дети.
Лет с двенадцати Вылко стал работать. Дело было не сложное: мальчика учили рыбачить, разыскивать и сгонять в одно место оленей, ставить силки на дичь и пушного зверя. Такая работа со временем сделала бы из Вылки истинного лопаря.
Но случилось иначе. Однажды пошел Вылко со своими сверстниками в лес сгонять оленей. В болтовне, между прочим, сын председателя сельсовета упомянул, что его отец получил приказ сообщить в волисполком, кто из молодежи поедет учиться в далекий город.
— Пустое! — сказал самый старший из мальчиков. — Отец говорит, в городе люди живут как связанные на убой олени.
Все мальчики высказались о городе весьма неодобрительно. Вскоре они разбрелись по лесу. Одному Вылке запали в голову слова об учении. Жизнь в чужой семье не связывала заботами Вылку. Терять ему было нечего, а приобретать — много. Поэтому, вернувшись домой, он заявил приемному отцу — Никау (Николаю) — о своем намерении ехать учиться в город.
Приземистый лопарь с узкими слезящимися глазами быстро залопотал, размахивая руками; в пылу красноречия он то отскакивал от Вылки, то наступал на него. Дело в том, что Никау принял сообщение о наборе желающих учиться за новую обязательную разверстку — в роде сбора оленей. Когда года четыре назад белые наложили разверстку на беговых оленей, Никау пришлось почему-то отдать больше всех оленей. Помня это он был уверен, что и теперь у него уведут кого-нибудь из его детей. Он с жаром ухватился за мысль сплавить Вылку и спасти тем самым одного из своих сыновей.
Дрожа от волнения, Никау напрягал все свое воображение, чтобы соблазнить Вылку. И чего-чего не наговорил детолюбивый отец! И стены домов из хлеба, и кучи оленьих мозгов на полу, и крыши из сушеной рыбы!.. Много чудес насказал старик про город и, чтобы окончательно убедить Вылку, притащил груду сушеной рыбы и мяса на дорогу. Вылко, чей желудок никогда не ощущал той пресыщенности, о которой мечтают лопари в сказках, решил ехать.
Перед уходом из селения Вылко зашел к своему другу, который когда-то был колдуном, но затем от цынги потерял все зубы. Известно, что колдуны, потеряв зубы, вместе с тем лишаются и колдовской силы. Бывший колдун жил в бедноте, придавленный всеобщим презрением. Один Вылко время от времени навещал колдуна. Рассказав ему о своем желании уехать, Вылко сильно огорчил старика.
— Трудно узнать, трудно понять. Твой отец, Вылко, был чужого племени, из далекой стороны. Пойдем, спросим у ветра!
Через час приятели дошли до высокой горы с лысой гранитной вершиной. Поднялись. Колдун тихо шепнул:
— Твое счастье, тебе польза — ветер дует туда, откуда пришел твой отец.
И что-то забормотал, визгливо растягивая слова. Вылко почти ничего не мог понять. Старик оживился от собственных выкриков, высоко подскакивал, перебирая ногами; наконец, с судорожно сжатыми у груди руками начал быстро-быстро носиться по вершине скалы, оставаясь лицом к востоку, куда дул ветер…
Наступила ночь, тихая, темная, с редкими крупными звездами. Затих ветер, умолк и колдун. Сел скорчившись, прижав подбородок к коленям. Вылко, никогда не видевший такого колдовства, понимал, что надо молчать и ни о чем не спрашивать старика. Повеял ветерок, стал быстро крепчать. Не прошло и десяти минут, как разразилась буря. Свист и вой ветра, многоголосое эхо, стон деревьев слились в сплошной грохот…
Буря начала стихать. Колдун попрежнему неподвижно сидел; издали он казался Вылке огромным черным камнем. Взошло солнце и, когда оно озарило долину жидким золотом холодных лучей, старик встал и, глядя пустыми, словно невидящими глазами на Вылку, сказал каким-то чужим голосом:
— Иди! Иди! Они уберегут тебя!.. Велели мне помочь тебе…
Дома колдун дал Вылке зуб, коготь и высушенное сердце медведя. «Духа-покровителя» он велел Вылке сделать самому.
Получив от председателя сельского совета сопроводительную бумажку и ни с кем не простившись, Вылко захватил полученные от Никау припасы и отправился в село, где находился волисполком. Войдя в накуренное помещение, битком набитое людьми, Вылко сел на лавку и начал размышлять, как ему изложить сущность своего дела. Задача была не легкая: ведь Вылко даже не знал, в какой город ехать, где и чему учиться. Самое слово «учиться» Вылко понимал лишь в смысле — получить навык в плетении сетей или настораживании силков…
Наконец Вылко увидал сотрудника волисполкома, своего односельчанина. Сотрудник подошел к Вылке, который держал наготове бумажку, полученную от сельского начальника. Прочитав бумажку, он потер затылок и начал копаться в папках. Вылку обступили служащие волисполкома. Один из них стал задавать ему вопросы: «Кто? Откуда? Сколько лет? Кто отец? Чем занимался?» и т. д.
Немногое смог ответить Вылко на эти вопросы. По поводу одного из пунктов анкеты между служащими возник спор, и они пошли в другую комнату для справки.
У Вылки мелькнула мысль, что бумага, которую разыскал в папке и читал служащий, предназначена для него судьбой. Почему-то вспомнились слова колдуна о том, что он сам должен сделать себе «духа-покровителя». У старых лопарей и женщин Вылке не раз случалось видеть такого рода «сокровища». Это были камешки, деревяшки или косточки какого-нибудь животного. Вспыхнула уверенность, что эта бумага принесет ему больше пользы, чем любой камешек или корешок. Вылко быстро вырвал могущественный листок из дела и, сунув его за пазуху, вышел из вика.