Художник взял в руки нож. Некоторое время он колебался, затем слегка дрожащей рукой ударил рукояткой ножа по соленой корке. Она тотчас же раскололась и рассыпалась по столу. Крик ужаса застыл у нас на губах. Лампа едва не выпала из моих рук. То, что лежало на столе, не было статуей… Это была посиневшая, распухшая, отвратительная мертвая голова человека. От мокрых слипшихся курчавых волос шел пар. Рот, полный соли, был оскален в чудовищную улыбку смерти…

Прошла минута, другая. Мы стояли в каком-то оцепенении перед мертвой головой. Чудовищность сделанного нами открытия все глубже проникала в сознание. Мы были слишком ошеломлены, чтобы вымолвить слово…

— Поздравляю с покупочкой! — внезапно раздался над ухом чей-то громкий голос.

Я вздрогнул. На мгновение мне показалось, что сама мертвая улыбающаяся голова произнесла эти насмешливые слова; однако в следующую же секунду я овладел собой и быстро оглянулся.

Рядом стоял начальник милиции форта. В раскрытую дверь был виден еще один милиционер. Мы были так потрясены случившимся, что даже не слышали, как они вошли в дом.

— Мне донесли о вашей покупке, — сказал начальник, окидывая нас пристальным недоверчивым взглядом. — Такие вещи не покупают и не продают! — Он указал на голову. — Я требую у вас объяснений! Да, граждане, вы сделали бы лучше, если бы предоставили рабочим принести находку прямо в милицию, как они того и хотели, вместо того чтобы пытаться скрыть следы преступления. Или вы думали, что я не узнаю о вашей покупке, про которую теперь говорит весь город?

Начальник опустился на стул возле стола и принялся рассматривать голову.

Нелегко было нам доказать наше заблуждение. Долго не мог начальник понять причину, побудившую Вегина приобрести голову. Все наши объяснения относительно научного значения памятников высокой культуры древних народов казались начальнику прежде всего нелепыми. В форте Александровском никогда не было никаких музеев. Начальник был простой и прямой человек. По-своему, он, конечно, был прав: раз найдена голова, то она, разумеется, не каменная и не золотая, а самая простая, человеческая. Повидимому, и киргизы, нашедшие голову, точно так же нисколько не заблуждались относительно ее природы. Вся беда была в том, что мы не поняли их.

В конце концов начальник милиции понял в чем дело. Составленные Вегиным черновики телеграммы в Академию Наук убедили его в нашей невиновности. Прочитав их, он сбросил с себя официальность и повеселел. Тут настала и наша очередь задавать вопросы.

— Скажите, — спросил Вегин, — вам, как главе здешней милиции, по всей вероятности, уже было известно об этом недавнем убийстве?

— А почему вы думаете, что это убийство было совершено недавно? — в свою очередь спросил начальник.

— Как почему?!.. Потому что голова еще совсем свежая. Мне кажется, она отрублена не более недели назад.

Начальник милиции широко улыбнулся, обнаружив два ряда крепких белых зубов:

— Голова отрублена ровно тринадцать лет назад!

— Что! Тринадцать лет!! — воскликнули мы в один голос.

— Ну, да. Чего же тут удивительного! Пролежи она в соли Казыл-туза еще сотню лет, ей и то ничего бы не сделалось. Да, граждане, быстро время летит! Совсем недавно, кажется, был тысяча девятьсот пятнадцатый год, когда Сулейман привез сюда из Персии эту голову, которую вы нынче чуть не сварили. Лихое тогда времечко было, что и говорить!

Начальник собирался уходить, однако его последняя фраза до такой степени заинтересовала нас, что мы упросили его рассказать нам все, что он знал о страшной голове.

Не многое сообщил нам начальник милиции. Указав на голову, которую заворачивал в рогожу пришедший милиционер, он многозначительно произнес:

— Персидский губернатор из Гассан-кули. Первый и последний человек, который поймал Сулеймана.

— Сулеймана? А кто это такой?

— Как, разве вы никогда не слыхали? Туркмен из аула Амалды, отчаянный контрабандист, равного которому не было на всем Каспийском море. Много денег было обещано царским правительством за его поимку, много раз гонялись в море за Сулейманом полицейские, но никто не мог его поймать, потому что лодка Сулеймана была быстрее ветра, а сам он был ловок, как чорт, и не боялся шторма. Ничего не могла сделать полиция с Сулейманом и на берегу, потому что никто не знал, куда и кому он сдавал контрабанду.

Да, ловкий это был человек, отчаянный. А впрочем, как он ни был ловок, однако, полиция через своих агентов все-таки пронюхала, что Сулейман берет контрабанду в персидском городе Гассан-кули. Здешние власти написали об этом персидскому губернатору, а тот, чтобы угодить русским, решил накрыть Сулеймана. Схватил он его в то время, когда Сулейман грузил на свою лодку товары. Губернатор отнял у Сулеймана не только контрабанду, но и самую лодку, а лодка эта была гордостью туркмена, потому что быстрее и красивее ее не было на всем море.

Один из товарищей Сулеймана, который одновременно с ним прибыл в Гассан-кули, видел, как персидские полицейские вели Сулеймана в тюрьму. Этот туркмен в тот же день покинул Гассан-кули, вернулся в аул Амалды и рассказал землякам о поимке контрабандиста.

Все думали, что храброму Сулейману пришел конец, но каково же было удивление туркмен, когда через три дня после этого сам Сулейман явился в родной аул целый и невредимый, да еще вдобавок на собственной лодке. Все поверили Сулейману, когда он рассказал, будто откупился от персидского губернатора, которому он преподнес богатые дары. Сулейман был богат, потому это никого не удивило.

Сулейман говорил, что ему надоело заниматься контрабандой и жить в вечном страхе, спасаясь от царской полиции.

Он передал своему двоюродному брату деревянный ящик, который попросил срочно доставить самому коменданту в форт Александровский. По словам Сулеймана в этом ящике находился богатый подарок для коменданта. Двоюродный брат согласился доставить подарок по назначению, а Сулейман тут же вышел в море на своей лодке, сказав, что вернется через три дня.

В тот же вечер родственник Сулеймана повез на арбе ящик в форт. Когда он утром проезжал мимо озера Казыл-туз, колесо его арбы сломалось, и ящик упал на камни. Одна из дощечек обломилась, и тут только туркмен увидал, какой подарок посылал Сулейман коменданту. В ящике была мертвая голова. Двоюродный брат Сулеймана бывал раньше в Гассан-кули и сразу же узнал голову персидского губернатора. Туркмен так испугался грозившей ему от царской власти неприятности, что, недолго думая, привязал к губернаторской голове камень, разулся и отнес ее на самую середину озера… Там и пролежала она до самого сегодняшнего дня.

Между тем из Гассан-кули уже дали знать царским властям о бегстве Сулеймана из персидской тюрьмы. Каким образом бежал он из-под стражи и как удалось ему в ту же ночь проникнуть в спальню губернатора, которого нашли утром с отрубленной головой, — никто никогда не узнал.

Сулеймана долго искали, но с тех самых пор никто ни разу не видел ни его самого, ни его черной лодки с огромной мачтой. В ту ночь, когда контрабандист в последний раз покинул родной аул, на море была буря. Многие думали, что Сулейман утонул… А впрочем, про это никто узнать не может.

Двоюродный брат Сулеймана рассказал туркменам о том, как он забросил подарок контрабандиста на середину озера. Среди туркмен пошли разговоры, дошедшие до слуха властей. Полиция производила дознание и даже арестовала кое-кого из земляков Сулеймана, в том числе и его двоюродного брата. Ему приказали во что бы то ни стало отыскать на дне озера губернаторскую голову. Несчастный туркмен под надзором городового в течение недели с утра до ночи шарил ногами по дну Казыл-туза. Ноги его до такой степени были разъедены солью, что покрылись страшными язвами, и в конце концов его пришлось отправить в больницу. Голову же туркмен так и не мог найти, потому что, как вы видели, озеро наше не маленькое. Единственное, что тогда отыскала полиция, — это ящик, в который была упакована голова. При ящике была записка: