Старик монотонно тянул:

— Сейчас он тронется! Ааа-хооо-оо…

В следующую минуту тяжелый корпус «Тюленя» закачался на волнах. Криставер поблагодарил остальные артели за помощь, поднес несколько рюмочек, и вся толпа с фонарями тронулась к следующему судну. Один за другим боты были спущены в море. Старика от многочисленных рюмок водки прошибали слезы, и он пел все громче и громче свою дикую древнюю песнь…

Артели спешно разместились каждая в своем боте и готовились к отплытию. На берегу столпилась группа женщин. Они зябко кутались в шали и платки. Прощальные приветы дрожали в морозном воздухе.

Мария, жена Криставера, худощавая бледная женщина с огромными беспокойными глазами, неотрывно следила за каждым движением мужа и сына. Дул ледяной ветер, ее губы посинели, она топталась на месте, чтобы согреть ноги, и все не хотела уходить.

Ларс в одежде рыбака налаживал что-то на носу бота. Лицо его сияло. Даже разлука с матерью не омрачала его восторга. Он едет с отцом на далекие сказочные Лафотены! Как завидуют ему Олуф и другие мальчики поселка, еще не доросшие до высоких рыбацких сапог и зюйдвестки! Криставер возился на корме, насаживая руль. Потом он грузно опустился на скамью, на свое место рулевого, и, повернувшись лицом к берегу, взглянул на жену. По ее белому, как пена фиорда, лицу ползли крупные слезы…

— Ход вперед!

Раздался резкий звук каната, тершегося о клюз, — это втаскивали на борт якорь; скрипнул блок, широкий тяжелый парус поднялся по мачте, наполняясь ветром, «Тюлень» всколыхнулся и начал медленно скользить по морю.

— Прощай, Криставер! Прощай, Ларс!.. Береги себя, мой мальчик! Счастливого пути!..

— Прощайте!.. Удачной вам ловли!.. — неслись с берега женские голоса.

Криставер снял зюйдвестку и махал жене. Порывистый ветер будоражил бухту. Парус на «Тюлене» перевели на другой борт. Белая пена вскипала у носа; за кормою тянулась полоса взбаламученной воды. Красный вымпел так и плясал на верхушке мачты.

Исчез знакомый берег с родными маленькими домиками. Свежий ветер быстро гнал суда по наморщенной поверхности моря. В глубине фиорда виднелись четырехугольные паруса и топселя[3]), — это выходили в море жители других поселков. Все они направлялись по знакомому фарватеру на север. Рыбакам предстояло проделать сотни миль в мороз и метель по тому же морскому пути, по какому ходили и предки их в незапамятные времена…

На борту «Тюленя» старые товарищи Криставера — Элезеус Гюлла и Генрик Раббен — возились на корме: один из них держал шкот, другой разыскивал черпак на случай, если поднимется буря. На носу стоял Канелес Гомон. Это был статный ловкий парень. Он славился необычайной зоркостью и, как кошка, мог видеть в темноте.

Рядом с Ларсом сидел Арнт Осей, бледный парень с жидкой ржавой бороденкой и серебряными сережками в ушах. Он был уроженец горной долины, но нужда заставила его взяться за морскую работу. На Лафотены он отправился в первый раз и, держался робко и неуверенно. Ларс взял его под свое покровительство и тоном знатока сообщал ему названия и назначение различных снастей и частей бота. Рыбаки жевали табак и наслаждались. Под ними качалась палуба бота, над головой поскрипывали реи; они снова на море, снова на воде! «Тюлень» игриво резал волны. Приятели поглядывали друг на друга, поглаживали бороду и смеялись.

Ослепительное солнце заливает море. На востоке тянутся горы, подобные неровной серой каменной стене. Тут и там белеют на них полосы снега; розовато-серые облака цепляются за вершины. Стаи темных и пятнистых морских птиц качаются на волнах, несмотря на мороз и ветер, и наслаждаются чудесной погодой. Зеленовато-фиолетовой пеленой необозримо расстилается море. Искристая пена окружает черные рифы, вздымающиеся из пучины. Две голубовато-белых чайки несутся навстречу «Тюленю». Сквозь ветер слышны их пронзительные жалобные крики.

Три соседских лодки идут, придерживаясь друг друга, а четвертая, Андреаса Экра, «Бешеная», ухитрилась по своему обыкновению пробраться вперед. За ней вдогонку несется «Огонь морей». Его хозяин, Пер Сюцанса, стоит на руле, широко расставив ноги, и улыбается яркому солнцу. Немного позади, окруженная пеной, летит «Морская Роза» на заплатанных парусах. На руле стоит крепкий коренастый рыбак Яков Колченогий. На его черных волосах вместо зюйдвестки красуется красный колпак.

Когда волна обдает ему голову, он Снимает колпак, отряхивает его о борт и снова надевает.

Ветер крепчает, волны растут, порывы ветра срываются с гор и ударяют по ботам, и суда, обнажая киль, шарахаются в сторону.

— В чем дело там у вас на носу? — кричит Криставер, нагибаясь, чтобы лучше видеть из-под паруса.

Сквозь ветер до него долетают слова Ларса:

— Арнт Осей просится на сушу. Струсил…

Криставер напряженно следил за ботом, стараясь понять его характер. Он чувствовал, что бот не совсем в порядке: нет правильного соотношения между реями и остовом. У женщин и лошадей — свои капризы, у бота — также свои, и он, Криставер, должен во что бы то ни стало укротить бот.

«Тюлень» чутко слушается руля. С каждым порывом ветра, с каждой большой волной Криставер узнает новое в боте. Далеко отплюнув сквозь зубы слюну, он подставляет «Тюленя» под напор ветра и тут же пропускает ветер мимо паруса. Ему кажется, что он без конца настраивает незнакомую скрипку.

— Ну, как тебе нравится твой новый бот? — крикнул ему Яков, когда «Морская Роза» поравнялась с «Тюленем».

— Пока еще ничего не могу сказать о нем.

Но вот «Морская Роза» и «Огонь Морей» начинают ускользать от «Тюленя». Кажется, они неподвижно стоят по обеим сторонам бота, то поднимаясь, то опускаясь на волнах. Однако незаметно оба соседских бота уходят все дальше вперед. Лицо Криставера мрачнеет, он всем телом подается вперед, словно надеется увлечь за собой ленивого «Тюленя».

— Кланяйтесь от нас Лафотенам, парни! — кричит Канелес Гомон вдогонку уходящим ботам.

Криставер топает ногой о палубу:

— Попридержи-ка язык, болван!

Волны растут. Ватерборт то-и-дело обдает водой, и рыбаки принуждены ее вычерпывать.

— Что там опять на носу? — кричит Криставер.

Ларс отвечает сквозь ветер:

— Арнту Осену плохо.

«Огонь Морей» и «Морская Роза» значительно опередили «Тюленя», но понемного Криставеру снова удается их нагнать. Внезапно он соображает, что товарищи из сострадания не хотят уйти от него. Криставер приходит в такое бешенство, что начинает задыхаться. Для рулевого ничего не может быть позорнее такого сострадания…

Боты проходят между шхерами, входят в пролив, где на сваях у самой воды расположены небольшие поселки. Но вот пролив расширяется. На сером скалистом берегу бухточки виднеются жалкие лачуги с дымящимися трубами.

«Как хорошо, что матери не приходится жить в такой гнилой лачуге! — думает Ларс. — Бедная мама! Хотя бы Олуф получше помогал ей без нас…»

Они снова входят в проливы, где ветер свирепо бросается им навстречу, так что поминутно приходится переводить парус и лавировать. Боты собираются вместе и идут парус к парусу. Лавировать в фарватере, шириной всего в несколько ботов — дело нелегкое.

Несмотря на дурноту, Арнт Осей во что бы то ни стало хотел помогать, но только мешал товарищам, постоянно хватая не тот канат.

— Беги на нос, Генрик! — крикнул Криставер. — Им там нужна, как видно, нянька.

Генрик Раббен нырнул под парус и пробрался на нос.

Ветер переменился и подул с запада, как только фарватер расширился. Смеркалось, и путь был таков, что легко было сесть на мель. Тут Ларс понял, что лафотенский рыбак — нечто большее, чем простой человек: у него совершенно особые слух и зрение и еще чувства, которых нет у других людей. Маяк где-то на западе яркой молнией освещал полосу моря, но там, куда свет не доходил, становилось еще чернее. Вскоре ничего нельзя было разглядеть, кроме белых столбов брызг у шхер. Тем не менее рыбаки продвигались вперед и находили дорогу. Канелес перегибался через борт и подавал знаки рукой в белой рукавице, а отец стоял у руля и заставлял «Тюленя» мчаться на всех парусах.