И, если вам кажется, что я только что описала какую-то ненормальную, не имеющую возможность существовать сделку, то вы глубоко ошибаетесь.

Продажа предмета за женский чулок – дело тонкое. На него пойдет не всякий.

Из всего, что я пока узнала об аукционе, я твердо поняла одно: здесь ценят не столь деньги, сколь эфемерное понятие человеческого достоинства. Я не ошиблась. Лицитатор вызвал меня расплатиться сразу же. Перед всеми. Я этого ожидала. Чтобы расплатиться чулком, я должна была его снять. Дальше объяснять не буду. В конце-концов, аукцион был задуман нашими королями как суд. А на любом суде ты больше теряешь, чем можешь получить.

Я подошла к постаменту. Слегка приподняла юбку. Плавно, аккуратно сняла чулок.

Лицитатор с почтением взял его и положил в ту самую коробочку, из которой только что извлек мой новый ежедневник.

Я пошла обратно. До самого конца, где сидел Александр, я не дошла. Вместо этого я присела на тот же ряд, что и Курт Хьюгсон.

-Много пишите? – подмигнул мне тот.

-Просто я приехала сюда играть, - очаровательно улыбнулась ему я.

Курт кивнул и вернул свое внимание к торгу.

А действительно, так ли я много пишу? И нужен ли мне этот ежедневник. Даже из кожи дракона? Нет. Но мне нужно влиться в общество. Нужно завести контакты. А для этого лучше всего привлечь внимание людей. И мне это удалось. Сэлвер смотрел на меня с игривым огоньком. Курт подмигнул. Грейс чуть не ахнула. Ее отец нахмурил брови. Фредерик довольно скрестил руки на груди. Даже Генри слегка улыбнулся. Меня заметили. На Александра я старалась не смотреть. Он, наверняка, ценит женскую честь больше любого дела. Но, увы, я на работе. Здесь я не милая лэди. Я – детектив. И я буду повторять это себе, пока не вырвусь из жизни, которой жила до этого.

Глава 8

Я часто повторяю и повторяю себе, что не хочу обратно. Я не хочу печь пирожки. Не хочу сидеть на кухне и обсуждать последние городские новости. Не хочу белого платья и свадьбы с главным кондитером.  Я просто не хочу смотреть на то, как яркая и полная жизнь протекает мимо меня. Но это не все.

Жизнь в доме моей тети – вовсе не такой уж и ад. Тетя добра ко мне. У меня отличная комната. На пекарне мне платят достаточное жалование. Люди в городке – спокойные, трудолюбивые крестьяне. Могло пройти несколько лет, и моя юность погасла бы. Я бы смирилась со своей жизнью. Возможно, я бы даже полюбила ее. Но, увы, судьба (как я ненавижу это слово!) распорядилась иначе. Я полюбила человека, намного раньше, чем я успела полюбить свою жизнь. Смешно? Тогда слушайте.

Когда мне было двенадцать лет, мы с родителями поехали на ярмарку. Было шумно. Красиво. И весело. Очень весело.

Отец выпил винца. Мать разговорилась с подругой – случайно встреченной и давно не виденной. А я, оставленная сама себе, просто потерялась среди всего этого балагана. Но меня нашли. Не родители. Это был мальчик, лет пятнадцати. Он отыскал в толпе мое испуганное лицо. Он взял меня за руку. Он был таким красивым, добрым, заботливым…Я никогда еще не видела таких людей. Когда мы нашли моих родителей, он остался с нами смотреть салют. До сих пор я помню нас, сидящих на отцовской повозке. Помню его глаза, глядящие в небо. Помню отражающиеся в них искры пламени.

Тогда я была еще мала, и громкие взрывы, вместе с громогласными людскими выкриками то тут, то там, пугали меня. Я нервно подпрыгивала и озиралась по сторонам. Тогда его рука нашла мою. Наши пальцы – липкие от ярмарочных сладостей – сплелись. И весь салют мне казалось, что мы приклеены друг к другу. Смешно, абсурдно это звучит от двенадцатилетней девчонки – но тогда я поняла, что наши пальцы должны быть так переплетены всю нашу жизнь.

Мне повезло. Или нет: скорее я была проклята. Но мой «спаситель» жил в поместье совсем недалеко от деревни, где жили мои родители. Мы стали поддерживать огонек детской дружбы. Зря. Через шесть лет случился пожар.

Летом, когда мне исполнилось восемнадцать, было жарко. Очень жарко. Я до сих пор помню его горящие глаза, и то, как он признался мне в любви.

Увы, даже в волшебных королевствах, у дочки пекаря и сына аристократа очень мало шансов на счастье.

Слишком долго и, наверное, скучно, говорить обо всем, что приключилось с нами тем летом, но в его последний день мы расстались навсегда.

С тех пор прошло десять лет. Мой мальчик уже забыл меня. Но я помню его. И потому так хочу вырваться из своего привычного мира. Я хочу стать детективом. Хочу получить право обладать магией. После я найду его. И тогда я буду печь ему пирожки по утрам. Мы будем сидеть на кухне и обсуждать городские новости. У меня будут платье и свадьба. Но только с тем, кого я люблю. А до этого момента, я буду делать все, чтобы приблизиться к своей цели.

Вечером, за ужином, я была звездою шоу. Даже шикарное декольте и полуобнаженные плечи не помогли Аманде Освальд затмить меня. Курт Хьюгсон беспрестанно шутил и рассказывал мне о своих путешествиях по королевству. Сэлвер подливал мне вина (бедняга наверняка мечтал опоить и воспользоваться, но дочь пекаря очень сложно перепить). Фредерик сидел рядом и потягивал свою новоприобретенную трубку. Генри улыбался, глядя куда-то вдаль, и, когда я провожала его до комнаты, сказал, что я – самая сумасшедшая из всех, кого он знает, и Александр будут дураком, если я и вправду его родственница. Я ответила, что Александр и так дурак по многим другим причинам. После я удалилась к себе, с облегчением сняла корсет и оставшийся чулок, и принялась делать записи из того, что мне удалось узнать о новых «друзьях».

Курт Хьюгсон. Маг, о достоинствах которого я уже много писала свыше. Это его первый аукцион. Он считает, жизнь – это игра. Ты или в ней, или вне. И закрытый аукцион – отличный способ быть в самом центре игры. Верю ли я Курту? Отчасти. Он говорил с улыбкой. Ставил акценты на нужных словах. Но в момент, когда мы обсуждали сам аукцион, пальцы его руки слегка дрогнули. Возможно, ему предстоит лично пройти через вторую часть. Скоро мы это узнаем.

Сэлвер Освальд. Наследник семьи Освальдов. Крупнейших добытчиков и разработчиков горного хрусталя. Они с сестрой приезжают на аукцион уже в четвертый раз. Покупают для удовольствия. Но в основном – их ставка на продажу. Горный хрусталь – материал мистический. Он многогранен. Семейство Освальдов вот уже много лет занято не только добычей, но и познанием секретов хрусталя. То, что они представят в этом году – будет ошеломительно. По крайней мере такими словами Сэлвер набивал себе цену.

-Но почему вы выбрали закрытый аукцион, а не ярмарку изобретений, проходящую каждый год в Серебряных Горах? – спросила я.

-На ярмарке – узнают все. О нас будут говорить. На аукционе – мы лишь подразним. О нас пойдет слух. Люди будут шептаться. Разве это не лучше? – подмигнул Сэлвер.

Не знаю, что они там изобрели, но могу сказать одно: Сэлвер Освальд – самонадеянный дурак. Кстати, со мной, похоже, согласна и его сестра. По крайней мере она все время разговора смотрела на брата так, будто хотела его прирезать. Надо будет завтра подружиться с Амандой.

Фредерик. Без фамилии. Самый темный тип всего аукциона. Его знают все, но о нем ничего не узнать. Когда Фредерик покинул нас, я спросила у Курта Хьюгсона, давно ли они знакомы. Ведь они там хорошо беседовали в начале аукциона… Но Курт ответил, будто он встретил Фредрика лишь вчера вечером на пути в поместье. Сэлвер тоже лишь скривил рожу: он, как очень богатый и очень надутый индюк, не переносил простолюдинов.

Мои догадки о Фредрике разнятся: он может быть старьевщиком – конкурентом Генри. А может и сторонним детективом. Нет, не тем, кого нанял Александр. Учитывая две смерти на предыдущих аукционах, детектива могли нанять родственники погибших. В этом случае мое дело печально: я не люблю конкуренцию.

Генри Соквел. Слепой наследник антикварной империи. Он уже три раза был на аукционе. И по нему видно, что аукцион он не выносит. Странное выражение отвращения промелькивало по его лицу, каждый раз, когда речь заходила непосредственно о деле. Отчего такая реакция? Надо будет копнуть глубже в его историю.