— Да, бледно-розовый. Зверь будто понял, что он опасен, завыл и убежал в лес, — добавила я, Джи дернулся, порываясь скинуть меня с рук, но я вцепилась в него.

— Куда? — новая волна страха чуть не поднялась.

— Лес! Ты убьешь весь лес! — руки сами отпустили его рубаху, стало обидно и горько. Я хотела сказать, что ничего не случилось, что цветок погас, даже опалив траву, но он уже выбежал из дома.

Его не было около часа, дойти до того места, где я встретила зверя минут пятнадцать, а шагом Джи и того меньше, совсем бегом минут пять. Где он провел целый час, я даже подумать не могла. Плевать! Он обидел своим недоверием.

Джи вошел со странным выражением на лице, но подходить ко мне не стал, остановившись на пороге. Он молчал, а я не понимала, как он может молчать?

— Я не монстр, — прошептала я, ладонью вытирая льющиеся слезы.

— Прости, я не должен был сомневаться, — он подошел к столу и устало опустился на лавку.

— Когда зверь убежал, цветок осыпался лепестками и погас. Я даже подумать не могла о том, чтобы причинить вред лесу, — я села на кровати, поплотнее запахнула одеяло, зябко передергивая плечами, — и мне было очень страшно.

— Я почувствовал, точнее почувствовали все и не известно как далеко докатилась твоя волна, — мне сложно было не отвести глаза, но я не ощущала вины за собой.

— Я не воин Джи, — горько усмехнулась я, смахивая последние слезы, — мне было страшно, и я боялась. Мир, в котором я жила опасен, но опасности в нем знакомы каждому. Здесь же, я хожу по минному полю с завязанными глазами.

— Прости, — еще раз сказал Джи, я кивнула.

— Ты не знал, никто не знал, он мог прийти сюда из другого места. Я не верю в твою легкомысленность, если ты без страха оставлял меня одну в лесу, значит, он был безопасен.

— Спасибо, — он грустно улыбнулся и поднялся, — я сварю тебе восстанавливающий отвар, мы хочешь спать? — Меня действительно клонило в сон, — потерпи.

— Хорошо, — я откинулась на спинку кровати.

Джи сходил за водой, развел огонь в очаге и подвесил котелок с водой, когда она закипела, бросил туда горсть травок из мешочка. Когда Джи закончил возиться с отваром, я едва справлялась с собственными глазами.

— Пей, — передо мной оказалась чашка с дурно пахнущим отваром.

Минуту спустя мне полегчало, больше не тянуло пристроить голову на подушку. Я непонимающе уставилась на спокойно сидящего рядом Джи.

— Опять? — он молча кивнул.

Да и что тут скажешь? Я готова бороться с хандрой, но как? Ответа я не знала.

— Почему это снова происходит? — Джи протянул ко мне руку, откинул в сторону свесившиеся на лицо пряди волос. Он смотрел на меня с непонятной для меня нежной грустью. Я подалась навстречу ему. Джи не двигался, я заметила, как засветились его глаза, но как он ошибался в своих мыслях. Его дыхание коснулось лица, а уголки губ дрогнули, обозначая улыбку. Как ты скован в своих эмоциях Джи.

— Почему? — я вложила в свой вопрос столько спокойствия и холодности, сколько нашла в себе.

— Я расскажу, — Джи улыбнулся так, что во рту пересохло, — но только пообещай что выслушаешь.

— Обещаю.

Его теплые объятия укутали меня, губы коснулись моих губ бережно и настойчиво.

Выслушай! — прозвучало у меня в голове, когда костер внутри начал тихо петь, разбрасывая яркие искры.

Выслушай! — словно колокольный звон, и губы от поцелуев горят огнем, а тело льнет к другому гибкому и желанному.

Выслушай! — нас уже двое: одна стонет, извиваясь в объятьях мужчины, а другая раскрывает огненные крылья-руки в бесконечной попытке объять весь мир своим счастьем. Теперь мы принадлежим миру, теперь мы не чужие, не гостьи, теперь все будет как должно!

Когда я перестала быть огнем, я стала собой. Ощутила настойчивые движения, от которых кружилась голова, и не хотелось открывать глаза, чтобы понять, сейчас я и Джи одно целое. Но страстный поцелуй вернул мне уверенность, я распахнула глаза, встретившись с потемневшими до черноты глазами Джи.

— Я слушаю тебя, — прошептала я охрипшим голосом, в кратком промежутке между поцелуями. Его губы заскользили по шее медленно, как если бы старались причинить максимально острое наслаждение. Он знал, что делает со мной, и твердо вел в этом танце. Мне лишь оставалось подхватывать темп его движений, идти вместе изгиб к изгибу, с переплетенными пальцами, сбитым рваным дыханием. Идти, крича, и глотая слезы счастья, чтобы в последнее мгновение раствориться друг в друге, сжечь все преграды, тайны и косые взгляды. Я чувствовала новое такое же горящее сердце, чувствовала что-то другое, то, что было скрыто за занавесов упавших прядей, неверных теней и длинных ресниц, но сейчас самым важным был он, а остальное потом…

Он заставил открыть глаза, до боли прикусив губу, я увидела, как он едва сдерживается. Я лишь сильнее подалась на встречу, улыбнувшись той улыбкой, которую можно подарить только на пороге наслаждения, когда тебя уже подхватывают острые до сладкой боли волны наслаждения. Сильные руки оторвали меня от кровати, секундное головокружение, и я сижу сверху, понимая, что сейчас он решил подарить мне то большее, чем мог позволить себе. Я запрокинула голову, крик сам собой вырвался из горла, по телу прокатилась дрожь, передаваясь тому, что так страстно вглядывался в мое лицо. Он держал меня взглядом, хотел показать, как хорошо быть вместе, знать о том, как желает близости не только телесной, но и духовной. Мы как единое целое, пылали огнем, разливая вокруг себя волны страсти.

Мне долго не удавалось вернуть себе реальное восприятие, я будто существовала сразу в двух плоскостях, здесь рядом с обнимающим меня Джи, и там: высоко над землей, над всем миром, растворенная в лучах солнца, отраженная от волн быстрых рек и бушующего океана.

— Лиля, — тихий голос Джи помог собрать себя воедино.

— Ты чувствуешь это? — "странно было спрашивать, вдруг я сошла с ума?"

— Да, феникс. Теперь ты мир, а мир в тебе, — "как глупо, но я счастлива!"

— Я не чувствую Содзи… — рука Джи на моей талии напряглась.

— Она не смогла слиться, слишком много в ней корысти, — в его голосе засквозила насмешка.

— Мне жаль ее, — сонно пробормотала я, а Джи рассмеялся.

— Спи, у нас будет еще время все обсудить, — моего плеча коснулись его губы, а на месте прикосновения вспыхнул маленький костер. Я захотела развернуться, но Джи только теснее прижал меня в себе. Сон тот час же напомнил о себе, веки сомкнулись, и я сонно пробормотала:

— У тебя такое же пылающее сердце…

Из сна меня вытолкнуло совершенно ирреальное чувство страха. Когда я открыла глаза, в домике царили серые предрассветные сумерки, камин уже догорал, но еще не погас, освещая небольшой кусочек пола.

Руки Джи все также крепко обнимали, а тихое размеренное дыхание шевелило волосы на макушке. Мне захотелось увидеть его лицо, понять, что он чувствует, я осторожно перевернулась, боясь потревожить его сон неуклюжим движением.

Его лицо скрывала тонкая занавесь из упавших прядей, я осторожно, едва касаясь кончиками пальцев, откинула их в сторону, замерев на вдохе, рука задрожала. Пришло трусливое желание забиться в истерике, оттолкнуться от его рук, ставших вдруг такими горячими. Лицо Джи, нет не Джи… раньше покрытое золотистым загаром, теперь почти светилось в темноте белым, некогда мягкие черты лица стали резче.

Только сейчас я поняла всю глубину обмана, прониклась, насколько тонко меня обыграли. В голове крутились совершенно безумные мысли, но неожиданно распахнувшиеся глаза мужчины, заставили меня замереть.