— Они у нас широкого профиля.

— Выходи за меня замуж, тетка Паша.

Поварихи в белых колпаках и халатах стояли в кузове грузовика, который медленно, с краткими остановками двигался вдоль автоколонны. Анька звенела алюминиевой миской по борту, наливала в нее окрошку, совала туда ложку и с куском хлеба на тарелке опускала через борт шоферу — кушайте на здоровье. Тот ставил еду на подножку своей кабины и торопился к тетке Паше за вторым.

— Посуду вернешь чистой, когда поеду взад, — предупреждала она, подавая блюдо.

— Как чистой? У нас мойка своя, что ли?

— Оближешь, не барин. — И грузовик отъезжал к следующей машине.

Шофера смеялись, жаловались врачу Илиади, и тот обещал принять меры, но тут же объяснял и причину такого распоряжения поварихи. Столовая-ресторан «Очевидное — невероятное» еще не достроена, мойки нет, поэтому придется потерпеть такие лишения. Впрочем, Заботкин обещал уже нынешним вечером этот ресторан открыть.

С работающими на берегу залива слесарями и плотниками, к которым примкнули пожарники и связисты, конфликт вышел серьезней. На довольствие они были прикреплены к кафе «Лукерья», и Клавка Маёшкина предложила им на обед хека отварного, хека жареного и бутерброды с хеком. У нас же рыбное кафе, объяснила она, улыбаясь с усмиряющей приветливостью. Рабочих эта улыбка, однако, не смирила. Ты сперва покорми как надо, а потом улыбайся сколько хочешь, милашка. Что толку в твоей-то красоте, в зазывности. У шоферов вон старуха с толстухой, зато шашлыки привезли да окрошку, а нам один хек безголовый.

— Да что мне, себя, что ли, изжарить! — рассердилась Клавка. — Вот сейчас растелешусь и лягу на сковородку, ждите! — И засмеялась, сделавшись сразу вульгарной, глупой, крикливой бабой.

Рабочие — под ветлу, к Межову. Мы не в кабинах посиживаем, как шофера, мы эту рыбную страхуилу с утра таскаем то на транспортер, то на желоб, поливали раз десять, под ее сволочной ток попадали, а нам хек за это! Извините, мы вон наполовину перевязанные от ее брыканий, она к вечеру сделает нас инвалидами социалистического труда.

Хладнокровный Межов, сняв радионаушники, сразу успокоил рабочих, крикнув Клавке, чтобы она отпустила им по две бутылки пива на брата. Вместо окрошки. А вечером ужинать поедем в новый ресторан «Очевидное — невероятное». Все без исключения.

Зря продержал на солнцепеке своих артисток Анатолий Ручьев. Это уж как водится: если с утра для тебя день не задался, то и дальше его не выправишь. Музыкальная артель Столбова после «Реквиема», желая исправиться, грянула «Свадебный марш», и Балагуров прогнал гудошников, а насчет эстрадного, концерта велел решить Межову. Тот сказал, что до обеда еще далеко, а когда настал обед — отменил: для этого надо людей собрать в одном месте, а времени и так не хватает. Мы должны сегодня пройти половину пути, не до концертов.

После обеда необычные рыболовные работы возобновились и на проселке стало тесно от машин. Кроме колонны грузовиков, связанных с рыбой, здесь постоянно курсировали, заняв полосу встречного движения, пожарные машины, трактора с зеленой травой, автоприцепные бочки с квасом, грузовики с досками для желобов, «скорая помощь» Илиади, мотоциклы милиции и ГАИ. Въезд постороннему транспорту на проселок был запрещен.

Все шло хорошо, и вдруг все разом встало: кончились грузовики. Мытарин, ехавший на подножке головной рыбовозки, связался по рации с Межовым и был озадачен его сообщением. Жаль, сказал Межов, но во всем Хмелевском районе грузовиков больше нет. Ни в одном хозяйстве. Оглянись назад и прикинь, сколько вы прошли. Мытарин оглянулся и не увидел красного флага на вершине ветлы, под которой сидел Межов со своим радистом — ближний бугор заслонил ретроспективу движения.

— От залива до бугра три километра, — подсказал сообразительный Витяй.

Мытарин кивнул. Значит, все правильно, грузовиков не должно быть: на каждом километре стояло по сотне машин. Что же теперь делать?

— Начальство дало разрешение подключить соседние Суходольский и Березовский районы, — ответил Межов. — Балагуров не слезает с телефона, выжимает все. Суходольцы сразу после рабочего дня начали формирование своей колонны и обещают до утра перегнать ее к Ивановскому заливу.

— Значит, стоять? А до заката больше двух часов, мы могли бы запросто прикатить к Барскому кусту. До этого колка метров шестьсот осталось, новый ресторан видно.

— Неужто построил? Ну Заботкин!..

— И даже покрасил в зеленый цвет. В защитный. Так ровно вышло, не сразу отличишь от древесной зелени. Будто спрятал. Правда, вывеска ярко-оранжевая, крупная, отсюда читаю: «Очевидное — невероятное».

— Ну ты скажи! Не Заботкин — Наполеон! Пошли-ка узнать, успеют ли они с ужином. И шоферов собери у головной машины, надо поговорить.

Минут через двадцать шофера собрались у дороги на клеверном поле. Ближние пришли, дальних подвезли на тракторных тележках. Пока они рассаживались на траве и курили, подъехал на милицейском мотоцикле Межов, встреченный приветливо. Его уважали за твердость и уравновешенность, молодые ребята копировали его раскачивающуюся «матросскую» походку.

Мытарин сделал краткий разбор хлопотного сегодняшнего дня, указал на погрешности и ошибки отдельных водителей, но в целом похвалил: тринадцать часов вкалывали на такой жаре и выдержали, дай бог другим. Настоящая трудовая вахта. Правда, прошли чуть больше трех километров, скорость далеко не космическая, но ведь и дело-то у нас необычное, особенное.

Межов поддержал его:

— Такой дружной работы я еще не видел. Поблагодарить бы, поклониться в пояс, да я не хозяйчик какой-нибудь, не для меня работаете. И все же спасибо. Приятно тянуть с вами в одной упряжке, делать общее дело, улаживать различные конфликты и недоразумения. А упряжка у нас в самом деле особенная. Всесоюзное радио не раз уже сообщало о нашей чудо-рыбе, через час телевизионщики, которые утром нам мешали, передадут из области ваши улыбки — можете полюбоваться, если поедете в Хмелевку. Но прежде подумайте о завтрашнем дне. Двигатели не глушили почти весь день, баки, наверно, пустые, есть, вероятно, и неполадки у кого-то. Посмотрите, подумайте. «Техпомощь» и бензозаправщики скоро будут.

Вопросов оказалось немного, по делу, в Хмелевку ехать отказались — пусть у ресторана поставят телек, на воле поглядим — и разошлись к своим машинам.

Такое же летучее совещание прошло на берегу залива, но там рабочие потребовали двухсменку, аккордную оплату плюс страховку за безопасность (организм неизвестный, электрический), кормить не хеком, на ночевку возить домой, у нас кабинок нет.

Условия были приняты, но всю дорогу до Хмелевки Мытарин размышлял и поглядывал на Межова. Потребуются дополнительные бригады слесарей, плотников, грузчиков, понадобятся добавочные деньги, продукты, автобусы… Но утро вечера мудренее, что-нибудь придумаем.

Всю ночь на районном проселке шумели моторы и размахивали лучи автомобильных фар — это из Суходольска шли на помощь грузовики, а у кафе «Лукерья», под светом уличных лампочек плотники сбивали усовершенствованные Сеней желоба.

Дежурил у залива сам Парфенька и с ним Федька Черт с Иваном Рыжих, которые приехали на моторке к нему в гости. Они откровенно хотели погреть руки у сказочной добычи старого приятеля, не верили, что она неделима — такая-то длинная, может, бесконечная, на всех хватит. Парфенька, однако, отказал с непонятной для «его решительностью.

— Нельзя, — сказал, — не допущу ни за какие коврижки. А самовольно захотите — убьет.

— Мы же в резиновых, Парфень, — не отставал Черт. — Ты же говорил, изоляция… Нам попробовать только.

— Ну чего канючишь! Сказано по-русски!

— Парфеньк, а тебе дадут за нее что-нибудь? — спросил Иван Рыжих. — Говорили, будто премию.

— Чего?… За что?… — Он не понимал их забот. — Не знаю, не спрашивал.

— Вот же — не спрашивал! И таким простодырам везет, прямо волокет без меры.