— Сегодня они нанесут решительный удар, я это чувствую, они хотят отбить у нас обратный тоннель для своих гнезд, выставите двойной кордон.

Человек затянулся добротной сигаретой, и, наконец, поднял на нас глаза. Что-то холодное, неуловимо-знакомое проскользнуло в его серо-голубых глазах.

— Полковник? — слегка прищурившись, спросил я, — Теря, ты?

Он кашлянул, для порядка затушил сигарету, шуганул сопровождающих, и широко раскрыл объятья навстречу мне.

— Жив, курилка?

— А то!

— Алексис говорил, что якобы до тебя дозвонился, и Сыч говорил, что ты ему звонил…

У меня случилось легкое головокружение, однако чьи-то заботливые руки усадили меня на стул, я смотрел из-под ресниц на то, что происходило вокруг, до конца не веря, что мы дошли. Что мы, наконец, сумели!

На своем плече я почувствовал невидимую руку Дарка, как ни странно он передавал мне часть своей энергии.

Полковник разливал по бокалам мутноватую жидкость. Я пил самогон впервые за все годы, которые провел вдали от Москвы. Так получилось, что в «Бункере» между ходками мы с Лемуром нередко потягивали кислое пиво — когда у Сторожа было плохое настроение, и свежий «Holstein», когда хорошее. Я никогда бы себе не позволил себе выйти на маршрут не трезвым. Тоже к счастью, касалось и Лемура. Но в Москве совсем другие реалии.

Обжигающая жидкость огненной волной прокатилась по горлу, и раскаленной каплей упала в желудок. Стало тепло, и разум очистился от лишних мыслей.

К нам зашли Сыч и Алексис. Изможденные, но с непоколебимой решимостью в глазах. Решимостью бороться за жизнь, за человечество. Оба при оружии. Как быстро Зона меняет людей! Еще когда я с ними говорил, я до конца не верил, что они доживут до встречи. Все получилось лучшим образом. Оба сразу узнали меня. Крепкие рукопожатия, суровое: «Где ты так долго шлялся?», и смех; мне кажется, что впервые за очень много лет я слышал настоящий смех, искренний, радостный, который невозможно перепутать ни с каким другим.

— Ну, что тут у вас, — спросил я нарочито деловым тоном.

— Бюрреры, правда, не только они, и других проблем хватает. Позавчера эти твари прорвали нашу оборону… мне кажется, они в каком-то смысле понимают нас.

— Правильно кажется, — перебил я Алексиса, — они менталы второго уровня. Хотя это весьма условно, когда бюрреров много, то их очень сложно победить, огнеметы — это вы выбрали правильно, и еще: когда вы будете стрелять в них прицельно, они будут изо всех сил стараться отвести удар, потому что они способны предугадать направление, в котором вы будете стрелять. Если вы думаете, что они не понимают вас, вы заблуждаетесь. На самом деле бюрреры делятся на два подвида. Условно говоря, разумеется. Одни еще сохранили связь так сказать с нашим миром, они более опасны, а другие, ушли вглубь земли, с людьми в разборки вступают редко. Но общее у них одно. Наша социальная система, если можно так сказать, совершенно для них непонятна, чужда и враждебна. Кроме того, мы для них — пища. Не лучшая, но весьма питательная.

Люди слушали меня, не перебивая.

— Ты должен рассказать об обитателях Зоны всем, — хрипло сказал Полковник, — к нам приходят сталкеры, по их словам из той самой Зоны, но мое мнение, что они либо недолго там пробыли, либо врут. Я думаю, ты знаешь больше, чем все то, что нам рассказали сейчас, тебе стоит идти наверх, на радио. Путь этот не легкий. Эдрадикал обосновался в Останкино, его офис, если можно так выразиться охраняют самый отъявленные головорезы, жестокие и беспощадные, лишний раз едва ли станут интересоваться кто ты и откуда. И, не стоит забывать о том, что есть еще и военные, тут у нас дилемма получается. Какие-то части вроде бы на стороне выживших людей, помогают, чем могут, а кто-то слепо следует присяге правительству, которого не существует.

— БЮРРЕРЫ НАПАЛИ!

Закричал кто-то, и все сдвинулось и зашевелилось.

Оперативно доставались боеприпасы, жилища превращались в надежные блок-посты, я услышал, как заработал пулемет. Да у этого есть шанс, хоть кого-то да заденет по косой, вот снайперка — плохой союзник в борьбе против любого ментала, тут надо стрелять рассеянными очередями. Бюрреры не люди, у них другая логика. Что совершенно не уместно для человеческой войны — тут самое то. Я схватил автомат, и припал к ближайшему окну, задавая тон своей импровизированной боевой группе. Стараясь не думать и не целиться, я уложил с десяток тварей, а они все лезли и лезли из дыры, проделанной ими же в полу. Вот почему заливают цементом! Я не предполагал что все настолько серьезно.

И я стрелял, стрелял и стрелял… даже когда карлики с ревом утекли вниз, забирая тебя павших собратий — это являлось для них так же неплохой пищей, как и человечина. Тут же к дыре прикатили небольшую бетономешалку и стали закидывать ход припасенным заранее мусором, всем, что попадалось под руку и заливать цементом. Как только пробка схватилась — ее заложили сверху деревяшками, и еще раз залили цементом.

После, казалось бы, недолгого боя, я чувствовал себя очень усталым. Помимо всего прочего бюрреры — были неплохими энергетическими вампирами. Не могу сказать, чтобы это очень сильно меня удивило. Я сделал мысленную пометку. «Об этом тоже нужно рассказать на радио».

Новая цель была ясна.

Глядя на лица Сыча и Алексиса, я понимал, что они стали совсем другими людьми, и в то же время, я понимал, что они стали ими не по своему собственному выбору. Я читал в их лицах усталость наряду с решимостью. Зона не была их миром, и миром их семей.

Полковник говорил, что всех, кого удалось спасти — переправили поближе к центру. Там больше запасов пищи и воды, там безопаснее, а сами остались на дальних подступах, чтобы охранять тех, кто дорог. Все очень просто, и дело в том, что если монстры станут смыкать «круг» метро все плотнее, а потом для людей ничего не останется.

Но они не слышали Зоны, я мог сказать, что и я начал прозревать лишь пустившись в это путешествие, а до того я был сталкером, наверное, не самым плохим. Я умел в основном, брать. Не больше, чем мне было нужно, нет. Я придерживался строгих правил, но все это были выдуманные мной ступени… ступени к достижению чего? Я пытался ответить себе на этот вопрос, но не мог.

На Кантемировской рацион был более скудным, но более питательным, мы подкрепляли силы, в то время как радиотехники готовили аппаратуру к тому, чтобы прослушать очередную передачу с поверхности, а позже подключить микрофон к динамикам.

Можно сказать, мне предстоял почти что концерт. Всего-то рассказать людям об обитателях Зоны, их нравах, повадках, происхождении. Поведать об «итаках», о пра-Зоне современного мира.

История писалась на наших глазах, и теперь я понимал, чьи имена, а вернее даже не имена, а прозвища, будут написаны на ее первых страницах.

Когда я был моложе, иногда я воображал себе, а что если мир погрузиться во мрак. Во мрак веков. Вдруг человечество утратит все достижения прогресса и вернется в первобытное состояние. Я всегда думал, что это произойдет после атомной войны. Что и сказать? Пропаганда работала что надо. И я думал, интересно, вот минет закат человечества, рассыплются в прах города и горы, сгниют поезда и самолеты, превращенные, возможно в места поклонений нашими далекими потомками…

А что же останется?

Все те же египетские пирамиды? Стоунхендж? Или обрывки истории, ну там, сталинские высотки, некоторые новостройки, где не разворовывали стройматериалы. Кремль… останется? Или великая китайская стена…

И вот придет новое поколение отважных археологов, и будут производить раскопки на месте наших теперешних городов. Где болота захватят верх, скорее всего предметы быта сохранятся лучше всего. Не будут ли шокированы те первопроходцы тем, что скажем, в высокотехнологичной ракете найдут палку-копалку или гребень, сделанный из рыбьего хребта?

Или это будут совсем другие люди, или вовсе не люди, существование и организацию которых нам с нашим мозгом совершенно не возможно представить. А вдруг это будут дети Химеры. Мне кажется, это вполне логично. Говорят, у нее не только мозга два, но и для большей так сказать, живучести все органы продублированы. Я не знаю, стоит ли верить рассказчикам или нет, ведь сам я никогда Химеру не препарировал.