— Неужели Ксанка до коммутатора добежать успела? — сомнением в голосе произнес майор. — Рановато вроде…

Гаркая шлепанцами, Гриша направился в прихожую, снял трубку. — Марков слушает!

Дальше последовала не очень длинная пауза: Гриша слушал то, что ему говорили. Через дверь кухни Валерия видела, что лицо у майора хмурится, должно быть, речь шла о вызове на службу.

— Так точно, товарищ полковник. А машина будет? Пешком трудно уложиться… Ясно. Есть!

Невнятно выматерившись, Гриша вернулся в кухню, налил мацапуру в небольшую стопку, залпом выпил, захрустел соленым огурцом, а затем сказал:

— Что бог ни делает — все к лучшему. Сегодня полетишь, если успеем до аэродрома добраться. Вылет через час, а пешком до аэродрома — если тропу не замело! — минут сорок пять.

— Я же на машине! — напомнила Лера.

— О, это другой коленкор! Одеваемся!

Майор за пять минут успел все: и переодеться в форму, и «тревожный чемодан» прихватить, и раздать ЦУ своим детишкам, и даже бросить в рот горсть чайной заварки, чтоб зажевать самогонный душок. Лера тоже успела одеться и побежала к цигелевой «девятке», оставленной у подъезда. Сердце у нее так и колотилось от волнения — неужели ее мечта вот-вот осуществится?

Когда Гриша уселся рядом с Валерией и «девятка» покатила по слабоосвещенным улицам к выезду из городка, Лера рискнула спросить:

— А с чего это такое изменение в рейсах? И время, похоже, другое. До полуночи еще ого-го сколько…

— Ты у меня спрашиваешь? — сердито хмыкнул майор. — Я человек маленький, мне приказали: «Сегодня!» — значит, сегодня и никаких вопросов быть не может. Все чисто по-военному. Кстати, куда борт идет, мне не сказали. Возможно, вовсе не туда, куда обычно…

— Приятно слышать! — вырвалось у Валерии. — Стало быть, к тем корешкам, которые тебя приютить, если что, обещали, мы можем и не попасть?!

— Запросто, — подтвердил майор.

— Так какого ж хрена ты меня решил отправить? — взъярилась Валерия.

— А такого! — рявкнул Гриша. — Не хочу, чтоб завтра к нам в квартиру менты или, того хуже, братки завалились. Если машина твоя у наших дверей ночь простоит — глаза намозолит. Здесь все тачки наперечет. Ты как хотела сначала, на «Буране» ехать? И между прочим, собиралась сделать так, чтоб его кто-то домой отогнал? А теперь что? Все эту машинку за сутки приметят, и если ее около аэродрома найдут, то сразу Поймут, кто, кого и куда отправил!

— Короче, ты меня решил побыстрее с рук сбыть, куда подальше?! — взревела Валерия, нервно дернула руль, и «девятка», проезжавшая в этот момент по невысокой насыпи, соскочила с дороги, но не перевернулась, а, пролетев несколько метров по воздуху, по самый радиатор нырнула в рыхлый снег…

— Сели… — констатировала Валерия, отдуваясь и унимая дрожь в руках.

— И хрен кто вытащит, — пробормотал Марков. — В это время тут почти никто не ездит. Впрочем…

Впереди, всего в сотне метров от «девятки», там, где находился поворот к аэродрому, мелькнул свет фар. Один за одним в сторону аэродрома сворачивали тяжело груженные бортовые «КамАЗы». Но надеяться на то, что хоть один из них проедет мимо поворота и задержится, чтоб вытащить «девятку», не приходилось. К тому же это были те самые таинственные «КамАЗы» Сенсея, которые везли на якобы законсервированный военный аэродром некий нелегальный груз. А у Леры были веские причины не желать встречи с людьми господина Сенина. Поэтому Валерия даже порадовалась, когда шесть дизельных монстров без проблем свернули туда, куда следовало. А вот седьмой, к ее великому сожалению, поехал прямо, развернулся через осевую и оказался рядом с тем местом, где сидела влипшая в снег «девятка»…

Седьмой «КамАЗ», как это ни странно, принадлежал вовсе не Сенсею и вообще, строго говоря, не должен был находиться в этом месте и в это время. Это был тот самый грузовик, на котором Степаныч и Валя Кузовлев собрались подбросить Лену до Москвы.

Сначала их путешествие протекало, выражаясь космическим языком, «штатно». В кабине места на троих хватило, Степаныч рулил, Лена скромно сидела в серединке, держа на коленях свою опасную сумочку, рассчитывая, что при первой остановке «мальчики — налево, девочки — направо» вытряхнет все ее содержимое в ближайших кустиках. Ну а Валентин сидел справа от нее, у дверцы, наверно, для того, чтоб девушка случайно не выпала из машины.

Конечно, Степаныч почти всю дорогу растолковывал Валентину, который здешнего города толком не знал, куда какая улица ведет и как на какую дорогу выехать. Лена осталась как бы в стороне, но она особо не печалилась от того, что ей внимания не уделяют.

Первым пунктом, куда они должны были заехать, был какой-то склад, находившийся километрах в пятнадцати от города. Туда же подъехали еще три грузовика от той же фирмы, куда Валентин устроился работать. Все шоферюги были злые, потому что у них на сегодня никакой поездки не планировалось, и даже то, что за этот рейс обещали заплатить по повышенному тарифу, никого особо не грело. А грузчики на складе, которых тоже вызвали на сверхурочную в дополнение к дежурным, оказались поддатыми и больше матерились, чем работали.

Конечно, Валентин все порывался помочь грузчикам, но Степаныч его осаживал:

— Ты, паря, этот комсомольский задор брось! Нынче, брат, рынок. Мы на хозяина пашем, а он нам только за перевозку платит, понял? На хрена тебе пуп рвать, если ты за это бабки не получаешь?

Когда погрузка наконец завершилась, четыре «КамАЗа» собрались в некое подобие колонны и стали выбираться на Московское шоссе по каким-то проселочным дорожкам, более-менее расчищенным от снега бульдозерами. Степаныч покатил вторым, следом за головным. И вот тут-то произошло первое непредвиденное событие, которое сильно повлияло на все дальнейшие.

Сперва несколько минут чуялось, что Степанычу как-то не по себе. И физиономия у него стала какая-то озабоченная, и разговорчивость куда-то улетучилась. Похоже, он явно пытался заглушить какую-то физическую боль, возможно, привычную, но все равно досадную. В конце концов он неожиданно остановил машину, скорчился и схватился за живот, пробормотав еле ворочающимся языком:

— Язва! Вот где достала, зараза прободная… Пересаживайся, Валюха! В Сидорове, райцентр такой по дороге будет, больница есть… Жми!

Две машины, шедшие сзади, обгонять остановившийся грузовик не стали, там сразу забеспокоились, загудели, потом подбежал мужик, числившийся бригадиром, и спросил, бросив неприязненный взгляд на Лену:

— Чего у вас?

— Концы отдаю, Паша, — вяло улыбнулся Степаныч. — Язва продралась…

— Ох, е-мое! — вздохнул Паша, почесывая в затылке. — Точно, блин, баба на борту — к несчастью! Ладно, Валентин. Езжай сейчас в Сидорове, а потом в город, обратно на базу. Пусть тебе там напарника дадут. Один ты до Москвы не доедешь, заснешь где-нибудь. И бабу в Сидорове высади! Считай, что я у вас ее не видел! Степаныч, если все не так страшно, постарайся оклематься, а? Может, это и не прободение, а просто так прихватило?! Доедь хоть до Москвы, если сможешь?

— Навряд ли, — помотал головой Степаныч. — Я знаю, когда просто, а когда

— не просто…

Валентин вылез в правую дверцу, Лена передвинулась на его место, Степаныча пересадили в середину. Валентин ухватился за баранку, тронул с места в карьер, лихо догнал и обогнал ушедшую вперед головную машину.

— Вон оно, Сидорове, — прокряхтел Степаныч. — Сворачивай, покажу, где больница. Недалеко тут…

Больница оказалась действительно довольно близко от дороги, и минут через пять «КамАЗ» уже вкатил на ее территорию через ворота, одна из створок которых вообще отсутствовала, а другая висела на одной петле, к тому же намертво приваленная сугробом. Сам больничный комплекс состоял из десятка приземистых деревянных бараков и облезлого-облупленного грязно-желтого двухэтажного особнячка, около которого стоял старый «рафик» с надписью «Неотложная помощь». У особнячка было в древности два подъезда, один был крест-накрест забит досками, а над крылечком второго имелась надпись: «Приемный покой». Вот туда-то Валентин с Леной и повели скорчившегося Степаныча.