РЕТРОСПЕКТИВА
Валерия несказанно удивилась. Интеллигентного, вежливого и добродушного Аркадия Андреевича, преподававшего в здешнем университете, было почти невозможно представить в компании с гражданином Курбатовым. Конечно, бывший майор-афганец тоже не выглядел записным уголовником, но в криминальных кругах вот уже пять с лишним лет ходили легенды о его жестокой разборке с командой Вовы Черного, состоявшейся чуть ли не во дворе «Русского вепря», принадлежавшего госпоже Иванцовой. Не то пять, не то шесть машин, в которых сидело не то пятнадцать, не то двадцать бойцов, были расстреляны из автоматов и гранатометов, а наутро ни самих машин, ни убиенных, ни даже осколка стекла или стреляной гильзы не обнаружили…
— Ты это серьезно? — приподняла бровь Валерия.
— Не считай меня психом, — криво усмехнулся Чеграшов-младший. — Да, я близок к тому, чтобы свихнуться, но я еще не сошел с ума. По крайности, я не разучился читать, а на помойках полно газет. И способности к анализу я не потерял даже при хроническом голодании и недостатке витаминов. Когда я прочитал совершенно случайно рекламно-заказную статью о том, что акционерное общество «Белая Куропатка» вo главе с госпожой Элиной Портновской вот уже шесть лет спонсирует исследования в области экологии, ведущиеся в областном университете, мне все стало ясно, как дважды два. Портновская — это зиц-председательша, унаследовавшая фирму от супруга, который был таким же зиц-председателем при Курбаши. Кто там сейчас всем вертит, я не знаю, но тогда, в девяносто пятом, это был господин Юрий Курбатов. Вскоре, правда, его убили, но контора сохранилась. И здесь, на рынке, они хозяева…
— Подожди, подожди, — перебила Валерия. — С чего ты все-таки взял, что твой отец был как-то связан с Курбаши?
— Лерочка, — мягко произнес Вячеслав, будто обращался к несмышленой девочке, — мой отец — заведующий экологической лабораторией. Так что спонсорские средства шли на его научные нужды. Теперь подумай, будет ли «Куропатка», которая вроде бы торгует товарами бытовой химии, а заодно, возможно, и наркотиками, просто так вкладывать деньги в экологические исследования? Вчера я из мусорной урны вынул свежие «Губернские вести» и прочитал про то, что в результате взрыва в собственной квартире погиб доцент Шипов. А он, между прочим, возглавлял группу, которая в лаборатории моего отца занималась генетическими исследованиями… Ну с чего, скажи на милость, полунищего провинциального доцента станут взрывать? Да еще подбрасывать на место гибели шесть красных роз? Это же фирменный знак того, что убийство совершено «Лавровкой». То есть криминальной группировкой, которая всегда была на ножах с конторой, основанной Курбаши. Правда, говорят, будто они теперь помирились и чуть ли не союз заключили, но какие там у бандитов могут быть прочные союзы? «Боливар не выдержит двоих…»
— Да, Славик, — искренне изумилась Лера, — вот уж не знала, что в тебе такие таланты погибают!
У нее даже чувство голода ослабело. Разгорелось любопытство. Тем более что таинственный сверток, который она до сих пор не решилась развернуть, все еще лежал у нее в рюкзаке. Она-то думала, будто Шипов сам по себе и совсем недавно пристроился к Сенсею, а тут, оказывается, дело куда более давнее, еще со времен Курбаши тянется. И он, через Портновскую, начал свое «спонсорство» еще шесть лет назад.. То есть, возможно, все эти научные труды уже дали результат, и то, что лежит в ее рюкзачке, есть конечный продукт, о котором мечтал еще покойный Курбаши…
Вслух Валерия спросила:
— А как ты думаешь, что твой отец мог разрабатывать по заказу Курбаши?
— Ты знаешь, — ответил Вячеслав, — я не утверждаю, что Курбаши был основным заказчиком. Возможно, он только курировал эти исследования здесь, на месте. Обеспечивал секретность и все такое. А настоящий заказчик в Москве сидел или даже за рубежом. А отец наверняка даже не знал толком, что имеет дело с бандитами. Элина Михайловна производит впечатление рафинированной интеллигентки, озабоченной загрязнением окружающей среды и влиянием этого фактора на генофонд нашей области. А с самим Курбаши отец наверняка ни разу не встречался. Что конкретно он мог делать для Курбаши, я не знаю. Только я почти уверен, что это не был некий новый наркотик или яд. Все же мне не верится в то, что папа, даже при острой нехватке средств на исследования и нищенской зарплате, мог пойти на такое. К тому же он эколог, а не фармаколог. Они изучали биологические последствия воздействия всяких там техногенных факторов на экосистемы, а не занимались синтезом новых веществ. Но в том, что Курбаши вкладывал деньги отнюдь не из опасений за состояние среды обитания, я тоже не сомневаюсь.
— Но ведь твой отец — ученый, — заметила Лера, — наверно, он мог бы и догадаться, что его финансируют именно потому, что исследования могут дать какой-то вредный для людей, но полезный для бандитов результат.
— Понимаешь, те, кто занимается фундаментальной наукой, изучают какие-то теоретические вопросы, которые их волнуют. А те, кто занимается прикладной наукой, как правило, решают конкретную задачу, четко зная, для чего будет применяться результат исследований. Однако, решая эту конкретную задачу, ученые могут и не предусмотреть всяких побочных результатов. Допустим, нужно получить бензин, устойчивый к детонации. Его стали этилировать, заботясь прежде всего о том, чтоб автомобили не вспыхивали при каждом столкновении. Однако при этом получился побочный эффект — высокотоксичный выхлоп мотора. Масса людей в городах, ежедневно вдыхая эту дрянь, приобрели смертельные заболевания. Я понятно объясняю?
— Понятно, господин профессор, — улыбнулась Лена. — То есть возможно; что Аркадий Андреич занимался какими-то своими полезными для окружающей среды исследованиями, но кто-то типа Курбаши увидел нечто, скажем условно, потребное для криминалов?
— Я думаю, что сам Курбаши, который, кажется, только танковое училище закончил, скорее всего ничего не увидел. Но, возможно, какие-то более могущественные, а главное — более квалифицированные люди назначили его спонсором этих исследований, поскольку видели в них практическую пользу для чего-то не шибко законного.
— В общем, ты считаешь, что твой отец решал свои задачи, даже не догадываясь, что решает чужие. Так?
— Скорее всего так.
— А Шипов? Ты, кстати, с ним у отца не встречался?
— Встречался, и не раз, — кивнул Вячеслав. — Понимаешь ли, Шипов — это фанат науки. Когда-то я не верил, что такие люди существуют в наше время, и сомневался, что они когда-либо существовали вообще. Мне казалось, будто их придумали Жюль Верн, Уэллс, ну и прочие фантасты.
— И после встречи с Шиповым ты понял, что это не так? — спросила Валерия.
— Да. Шипов будет с одинаковым усердием трудиться и тогда, когда ему будут платить тысячу долларов в месяц, и тогда, когда ему будут платить пятьсот рублей. Более того, он продолжит работу, если ему не станут платить вовсе. И даже если представить себе такой фантастический вариант, когда с него будут деньги взимать за право заниматься исследованиями, он пойдет вагоны разгружать, сортиры чистить, банки грабить, наконец, но найдет средства на то, чтоб продолжить работу по своей теме.
— Кстати, а над чем он работал, ты не в курсе? — этот вопрос Леру интересовал больше всего.
— Ты знаешь, я не биолог, мне трудно было понять все детали и нюансы, к тому же я понятия не имею, до какой стадии исследований он продвинулся и получил ли какие-то результаты, но то, о чем они с отцом говорили, я в общих чертах уразумел. Выглядит это, конечно, бредово и фантастично, но впечатляет!
Вячеслав прервался, чтоб снять с «буржуйки» кастрюльку с супом, и прямо через край разлил его по мискам. Половина макарон осталась в кастрюльке — на второе. Хлеб Лера нарезала охотничьим ножом, им же вскрыла одну банку килек в томате. Кильку тут же смешали с макаронами, кастрюльку закрыли крышкой и замотали в тряпку — чтоб сие изысканное блюдо не остыло, пока первое хлебать будут. На конфорку поставили чайник, где-снег сам по себе уже частично потаял, и приступили к трапезе.