Вильгельм Струве в заключение своего описания Пулковской обсерватории говорит: “Пулковская обсерватория есть осуществление ясно сознанной научной идеи, совершившееся благодаря безграничной щедрости монарха”.

На самом же деле с основанием обсерватории не завершилось, а только началось это осуществление идеи. В то время в области практической астрономии разделение труда уже применялось в больших размерах. Каждая обсерватория избирала себе круг деятельности, определяющийся личными склонностями астрономов и внешними условиями. Гринвичская обсерватория, например, задалась главной целью изучить движения Луны и планет, уделяя также часть времени предметам, более или менее связанным с этой целью. Мы уже видели, какое глубокое значение придавал Струве Гринвичской обсерватории, которая во многих отношениях служила образцом для Дерптской. Отто Струве, говоря о плодотворной деятельности своего отца, высказал следующую очень верную мысль:

“Труды Пиацци, Бесселя, Вильгельма Струве и Аргеландера отличаются главным образом ясностью выбранных задач и неуклонной последовательностью в достижении намеченных целей, оттого-то им удалось принести так много пользы науке. Никак нельзя утверждать, что здесь все было следствием одних только необыкновенных умственных дарований, удивительного трудолюбия и благоприятных внешних условий. В этом убеждает нас опыт. Разумеется, все это играло важную роль, но сколько мы знаем людей, не менее одаренных от природы, таких же энергичных и, может быть, живших при более благоприятных условиях, деятельность которых пропала бесследно для науки; в то же время нам известны многие ученые, менее одаренные от природы и менее счастливые вообще, но оставившие бессмертные труды. Это объясняется только тем, что последние яснее сознавали свои цели и с большей последовательностью к ним стремились”.

Этой истиной как нельзя более был проникнут Струве, и ее влияние проявилось в деятельности первого директора Пулковской обсерватории. С самого начала он уяснил для себя, какого рода вопросам из области астрономии наиболее соответствуют климатические условия Пулкова, имеющиеся в распоряжении его богатые средства и так далее. Все это говорило в пользу звездной астрономии, в которой в то время более всего и нуждалась наука; этой областью астрономии после Бесселя занимались в то время немногие астрономы, главным образом Джон Гершель и Вильгельм Струве в Дерпте. То было поистине счастливое стечение обстоятельств. Географическое положение Пулкова наиболее отвечало занятию теми вопросами, которые предпочтительно перед всеми другими возбуждали интерес нашего астронома. Для изучения движения планет нашей Солнечной системы в высшей степени важно производить непрерывные наблюдения в течение целого года. Если бы Струве занялся этим изучением, то ни при каком усердии не достиг бы тех блестящих результатов, какие дают обсерватории, где возможность производить такие наблюдения существует круглый год. В то же время перерыв в занятиях мало сказывается на наблюдениях, относящихся к неподвижным звездам, если только хорошо воспользоваться благоприятным временем. Отдаленность Пулковской обсерватории от экватора также служит непреодолимым препятствием для правильного исследования планет во всех точках их пути.

Для звездной астрономии вообще необходимы сильные телескопы и самые совершенные измерительные приборы, которыми и располагала Пулковская обсерватория преимущественно перед всеми другими, и наука, так сказать, вправе была ожидать от новой обсерватории работ именно в этом направлении. Все эти обстоятельства были приняты во внимание Вильгельмом Струве, когда он решил посвятить деятельность Пулкова тому предмету, к которому сам чувствовал наибольшую склонность. В то же время предполагалось уделить внимание и другим вопросам астрономии, особенно относящимся к таким явлениям Солнечной системы, которые требуют для своего изучения дружного, одновременного содействия всех существующих обсерваторий. Пулково, столь богатое средствами для точных наблюдений, должно было всякий раз вносить свою лепту. Но всем таким работам отведено было определенное и ограниченное место, чтобы они не отвлекали силы от главных занятий. Каждый астроном Пулковской обсерватории должен был исполнять какую-нибудь часть тех научных работ, для которых воздвигнута была обсерватория.

Уяснив себе общие вопросы, касающиеся научной деятельности обсерватории, Струве обратил свое внимание на подбор сотрудников. Для того чтобы обсерватория служила науке, эти сотрудники должны были быть не только старательными наблюдателями, но прежде всего людьми, воодушевленными идеей, которая должна предшествовать наблюдениям и руководить ими. Струве обладал достаточным знанием людей и имел наметанный, зоркий глаз; он окружил себя молодыми людьми, которые обещали стать истинными учеными. В то время все служащие Пулковской обсерватории со своим директором во главе составляли дружеский союз, руководитель которого разрешал все встречавшиеся недоразумения, облегчал труды своих коллег, укреплял и воодушевлял их, особенно в первое десятилетие основания Пулкова, когда знаменитый ученый был еще полон сил, а сотрудники так нуждались в его указаниях. В самом начале Струве распределил между ними инструменты, находившиеся в его распоряжении, сообразуясь с намеченной заранее деятельностью каждого сотрудника. Наблюдатель мог, таким образом, изучить вверенный ему инструмент во всех его подробностях, узнать его преимущества и слабые стороны, чтобы приспособить его наилучшим образом к наблюдениям, извлечь все, что он может дать, и избежать ошибок, которые могут произойти из-за имеющихся в нем недостатков. Такое разделение труда содержит большие преимущества; между отдельными наблюдениями одного человека само собою устанавливается большая связность, нежели в том случае, когда одним и тем же инструментом пользуются разные лица; достигается большая точность наблюдений и не тратится много времени на предварительную подготовку. Наконец, каждый наблюдатель, являясь ответственным за свой инструмент, больше заботится о его сохранности. Для астронома же его инструмент – все равно, что для музыканта скрипка или для химика химический прибор, которому нет цены.

Многие дерптские ученики Струве последовали за ним в Пулково. Астрономы Пулкова по своей национальности и направлению научного поиска бесспорно принадлежали к немецкой школе астрономии, основателями которой можно считать Гершеля, Гаусса и Бесселя. Вильгельм Струве шел по следам этих героев науки, не отставая от них ни на шаг; он воспитал в духе этой школы своих многочисленных учеников в Дерпте и, перенеся эту школу в Пулково, пересадил ее на русскую почву. Этим объясняются тесные отношения Пулковской обсерватории с астрономами Германии. Самая живая связь существовала между Шумахером, альтонским астрономом, и пулковским Струве. Она имела благие последствия для нашей обсерватории. Шумахер издавал в то время “Astronomische Nachrichten”[4] и потому находился в самых деятельных отношениях со всеми астрономами того времени; он пользовался ими также для поддержки Пулковской обсерватории. Аргеландер в Бонне и Ганзен в Готе и делом и словом помогали пулковским астрономам: Ганзен – по части теоретической астрономии, Аргеландер же – в области практической. Материальное и общественное положение Струве, разумеется, значительно улучшилось с назначением его директором Пулковской обсерватории, но, конечно, не оно составляло предмет его устремлений. Он был вполне счастлив в своем маленьком домике в Дерпте и не ради себя, а для пользы науки этот “большой корабль” искал себе большего плавания. Непритязательность Струве в материальном отношении и простота его нрава доходили до крайних пределов, и многие винили его в том, что все служащие в обсерватории начиная с директора получали очень скромное жалованье, размеры которого были определены императором по соглашению со Струве. Однако и при таких условиях новое учреждение дорого обходилось государству, но оно не только служило науке, а также распространяло по всему свету славу русского имени.