Исторический очерк учения об ископаемых. – Состояние науки перед появлением «Recherches sur les ossements fossiles». – Метод Кювье. – Закон «соотношения органов» и применение его к восстановлению скелетов ископаемых животных. «Recherches sur les ossements fossiles». – Воздействие их на ученый мир. – Общий вывод Кювье о постепенности в переходе от низших животных к высшим.

История палеонтологии весьма поучительна: она показывает нам, с каким трудом человечество приходит к наиболее простому решению вопроса, какая масса сложнейших и хитроумнейших теорий придумывается для объяснения того, что ясно и просто, как день…

Уже древние обращали внимание на остатки ископаемых животных. Но светлый ум греков быстро пришел к рациональному взгляду на них. Ксенофан Колофонский, глава Элеатской школы, первый упоминает о них как об остатках действительных животных; Геродот указывает на нахождение морских раковин в Египетских горах как на доказательство того, что Египет когда-то был покрыт морем; Овидий вкладывает следующие слова в уста Пифагора: «Я видел, как на месте твердой земли возникло море, как из воды возникла твердая земля – и морские раковины лежали вдали от берега».

Но эти воззрения были забыты с падением древнего мира, и в средние века ископаемые останки подавали повод к самым разнообразным умствованиям. Одни считали их «игрою природы»; другие видели в них результаты таинственной «образующей силы» или «камнетворного духа». Утверждали, что природа, пытаясь создать человека и животных из глины, не сразу добилась успешных результатов; первые опыты были неудачны, природа бросила их, недоделав, и вот эти-то, так сказать, «первые блины» сохранились в виде окаменелостей.

В ископаемых останках крупных животных видели кости погибших гигантов. Так, в 1577 году, то есть уже в эпоху Возрождения, в Люцерне были найдены кости какого-то огромного животного и отправлены в Базель к знаменитому в то время доктору, Феликсу Платеру, для определения. Доктор признал их останками великана и даже нарисовал его скелет; по его заключениям, этот гигант имел 19 футов роста.

Даже в XVII столетии, когда уже стали распространяться правильные воззрения на окаменелости, хирург Мазюрье показывал в Париже кости короля кимвров, Тевтобода, бившегося когда-то с Марием. Современная знаменитость – Риолан – признал их останками слона. В действительности это были кости мастодонта.

Такие нелепости сочинялись в течение столетий, и только в XV веке Леонардо да Винчи высказал простую мысль о том, что ископаемые останки животных – действительно останки животных, и, если мы находим морские раковины в пластах суши, то должны заключить о существовании здесь моря в какую-нибудь отдаленную эпоху.

В XVII столетии ту же мысль развивал знаменитый гончар Бернар Палисси, возбудив своей дерзостью негодование присяжных ученых.

Только к концу XVII века установился правильный взгляд на ископаемые останки. В течение этого столетия уже шла деятельная работа по собиранию материалов. Стэно, Шилла, Вудвард и другие устраивали палеонтологические музеи, составляли каталоги окаменелостей, издавали описания ископаемых раковин. В течение XVII века накопился огромный материал – благодаря трудам Палласа, Кампера, Блюменбаха, Добантона и других. В то же время и геология развивалась успешно: явились теории Делюка, Соссюра, Вернера и других.

Особенный фурор произвели в ученом мире исследования Палласа, отыскавшего в Сибири останки ископаемых слонов и носорогов; среди его находок был целый носорог с мясом и кожею, замерзший в сибирских тундрах.

Накопившийся материал требовал обработки, возбуждал ряд вопросов, чувствовалось, что здесь открывается новая и заманчивая область.

В то же время и сравнительная анатомия, без которой немыслимо было определение ископаемых, делала быстрые успехи.

В конце XVII века Шейхцер еще мог видеть в останках саламандры кости ребенка, погибшего при потопе; но в конце следующего столетия такие ошибки сделались невозможными.

Добантон уже пытался применить сравнительную анатомию к восстановлению скелетов по немногим костям. Истинным tour de force его в этом отношении было определение жирафа по одной кости, хотя он никогда не видел скелет жирафа даже на рисунке.

Возникал вопрос, принадлежат ли ископаемые останки тем же видам, которые существуют и в наше время, или это – совершенно особый, угасший мир существ.

Бюффон уже высказал мысль о том, что некоторые из ископаемых животных не существуют более, но высказал нерешительно, с сомнениями и оговорками.

Кампер в 1787 году уже вполне определенно заявил, что некоторые из ископаемых видов теперь не существуют.

Так мало-помалу подготавливалась почва для создания новой науки. Предчувствие великих результатов носилось в воздухе и выразилось в словах Бюффона, приглашавшего ученых, которые явятся после него, обратить внимание на эти драгоценные памятники древней природы, которые его старость не позволяет ему изучить.

Стало быть, и в этой области могучий ум Кювье удовлетворял назревшей потребности – чем и объясняется его быстрый и полный успех.

Исследования Кювье начались мемуаром об ископаемых слонах, в котором он доказал, что найденный в Сибири слон (мамонт) есть вид, совершенно отличный от ныне живущих. За этой работой последовали другие. Собирание материала шло параллельно с исследованиями. В музее Ботанического сада оказалось лишь немного скелетов, да и те валялись в подвалах, «наваленные как дрова», по выражению Кювье. Он вытащил их на свет божий и в течение последующих лет прибавил к ним огромное количество материалов, приходивших со всех концов света. Но особенно много дали ему гипсовые ломки Монмартра, оказавшиеся неистощимым рудником окаменелостей.

Мамонт еще очень близок к существующим животным и не мог так поразить воображение, как рисунки двух новых родов толстокожих – палеотерия и анаплотерия, – восстановленных Кювье по немногим костям, найденным в Монмартре. Когда он представил их академии, впечатление было огромное. Одни радостно приветствовали новую эру в науке, другие сомневались и не доверяли. Но сомнения и недоверие рассеялись, когда найдены были полные скелеты этих животных, подтвердившие рисунки и описания Кювье.

Работа его сосредоточивалась главным образом на млекопитающих, частью на пресмыкающихся. Это имело свое значение. Пока изучали ископаемые раковины и т. п., нельзя было поручиться, что где-нибудь, в отдаленных морях, под неисследованными широтами, не живут до сих пор эти животные. Но крупные млекопитающие во времена Кювье были уже почти все известны, и когда из-под его творческих рук вереницей потянулись мамонты, мастодонты, мегатерии, палеотерии и им подобные чудовища, – нельзя было сомневаться, что в них воскресает давно исчезнувшая, погибшая фауна…

Таким образом, Кювье первому удалось найти и показать ученому миру, так сказать, сам объект исследования.

Но ему приходилось создать и метод новой науки. «Как антикварий нового рода я должен был восстановить эти памятники минувших переворотов и прочесть их смысл; должен был собрать и сблизить в их первобытном порядке останки, из которых они составлены; вновь соорудить древние существа, которым эти останки принадлежали, возобновить их с принадлежащими им соразмерностью и свойствами и наконец сравнить их с существами, поныне населяющими поверхность земного шара, – искусство, прежде неведомое, предполагающее науку, до сих пор едва известную, – науку о законах, определяющих существование форм в различных частях органических тел».