- Да, интересно. Может, ты ещё сможешь сказать мне, как именно называются эти очерки, а то я, как ни думаю – ничего подобного в том мире не помню, - накручивая локоны на пальцы, полюбопытствовала Великая Фея.

- Они называются, гм…, - задумался бывший стражник, усиленно, пытаясь вспомнить заковыристое слово, которым их называл Просветлённый отшельник. – Не помню, - расстроено буркнул он.

- Ладно, не важно, пошли.

- Комиксы! Вспомнил! – останавливаясь, возбуждённо хлопнул себя по лбу Ромео. - Отшельник сказал, что эти замечательные исторические очерки называются  "комиксы". Говорил, что нам надо перенять передовой опыт параллельного мира Земля. Вот.

- Комиксы, значит. Очень познавательную литературу читает Просветлёенный отшельник, - хихикнула Эвредика, пуская солнечные зайчики из глаз. – А я - то уже подумала, что…

- Госпожа Фея!  - прервал Эвредику оглушительный голос. Ректор быстро направлялся в их сторону, размахивая руками. – Не вздумайте передумать! Этот отрок должен учиться только у нас. Никакая другая академия не сможет так широко раскрыть его талант, как наша!

За время долгого перешёптывания Эвредики и ее спутника, ректор Апполон решил, что Великая Фея передумала отдавать этого талантливого юношу в его академию, и собирался помешать. Для себя ректор решил: во что бы то ни стало, добится, чтобы парень остался учиться у него.

- Не сомневаюсь, - весело ухмыльнулась Фея, сверкнув лукавым взглядом на Апполона, от чего на последнего, ни с того ни с сего,  напал приступ жестокого кашля. – Что ж вручаю в ваше полное распоряжение нового ученика. Зовут его Ромео.

- Ромео? Вот это имя! – воскликнул ректор, восхищённо глядя на юношу, он тоже читал произведение «Ромео и Джульетта», правда, не в кратком содержании, и был поражён таким совпадением имен. – Это судьба. Человек с таким именем не может быть просто обычным человеком. Он принадлежит искусству.

Через пару минут Апполон уже увлечённо живописал все прелести студенческой жизни их академии, преданно заглядывая в глаза своим спутникам.

Фея лучезарно улыбнулась и распрощалась с ректором, оставив на его попечение Ромео, не забыв тому задорно подмигнуть.

Вскоре  принцесса вернулась  к своим спутникам, которые заходить в академию не пожелали, как их Эвредика не уговаривала. Она застала их мирно посапывающими на  увитой плющом лестнице данного учебного заведения. Переступая через спящих, деловито сновали студиозусы академии. Пару минут полюбовавшись этой идеалистической картиной, Эвредика принялась расталкивать всю честную компанию, для чего ей пришлось приложить немало усилий, так как её спутники вовсе не спешили проснуться по её первому требованию.

Через полчаса Эвредика уже подъезжала на коне к дворцу. Своим свежим и бодрым видом она немало удивила своих многострадальных спутников, которые, тихо ругаясь сквозь зубы и кряхтя, тащились следом, буквально засыпая на ходу. Замыкал полусонную процессию сэр Занудис – Верховный советник, который смотрел прямо перед собой стеклянным взглядом, в котором отражалась хрустальная бесконечность.

3

А часом позже Председатель правительства в срочном порядке уже созвал Верховный Совет. Те советники, которые не хотели просыпаться раньше обеда и говорили, что Верховное Решение может подождать, получили выговор в устной форме и, подгоняемые пинками стражников, прибыли во дворец на совещание.

Три часа спустя советники так и не перешли к делу. Разглагольствовали о чём угодно, но только не о том,  ради чего они здесь все собрались.

Эвредика, перестав слушать и подавив уже далеко не первый зевок, старалась изо всех сил не отключиться, но под монотонное бормотание Верховного председателя, о чём-то совещающегося с сэром Занудисом её так и клонило в сон. Чтобы совсем не отключиться, Великая Фея занялась пусканием солнечных защитников из своих глаз в глаза советников, реакция которых немало позабавила Эвредику. Советники начинали ёрзать, пытаясь увернуться, притом они изо всех сил старались сохранить величественное выражение на лице, делая вид, что ничего особенного, затрагивающего их важные персоны, не происходит. Эвредика так увлеклась новой забавой, что не услышала, когда Председатель правительства Заумнис  III окончил что-то бубнить себе под нос с длиннющего пергамента с кучей автографов и печатей  и настойчиво о чём-то спрашивает Правительницу Гвилберда. Все советники, потрясённые ребяческим поведением Феи, выразительно молчали.

Эвредика слегка покраснела, будучи пойманной за таким не королевским занятием, но уже в следующее мгновение гордо выпрямилась и не менее выразительным взглядом вызывающе уставилась на Заумниса III.

- Ваше высочество, - слащаво осклабился Председатель, приторно улыбаясь Эвредике. При этом он с торжественным видом начал спускаться с трибуны, но, запутавшись в мантии, чуть не грохнулся на ступеньках, но  вовремя был спасён своим верным слугой эльфом Длинноруким, который приходился двоюродным братом эльфу Коротышке. Заумнис, выпутавшись из мантии, скорчил заумную мину, и, отряхнув пергамент, сунул его под нос Фее. – По тому, как вы внимательно и спокойно выслушали оное Решение из уст своего недостойного слуги, следует ли нам сделать вывод, что вы согласны с Решением аудиторской комиссии, проводившей проверку состояния дел в королевстве? И, пожалуйста, подпишите этот документ незамедлительно, - заключил Заумнис.

Эвредика приняла папирус и начала медленно проглядывать, что там написано. И чем дальше читала, тем больше у неё округлялись глазки и выражение их стекленело с каждой  прочитанной строчкой.

Когда Фея подняла взгляд от чтива, в её глазах стояли голубые спирали молний, рассыпаясь электрическими искорками в уголках.

В Совете все притихли, а самые близко сидящие к Фее сделали попытку нырнуть под стол, опасаясь,  что Решение аудиторской комиссии не понравилось Эвредике,  и сейчас разразится буря, принять натиск которой первыми они бы не желали. Заумнис с Занудисом заварили кашу - им её и расхлёбывать.

 Эвредика обвела, застывшим взглядом зал и спросила:

- Что это?!

- Ну как что? - возвёл очи к небу Заумнис, - Торжественное решение о проводах вас на Пенсию, в связи с впадением  в маразм и старческим слабоумием. Праздник по поводу вашего выхода на Пенсию состоится завтра, -  выпалил Заумнис, нервно дергаясь и прикидывая расстояние до края стола, чтобы успеть спрятаться.

4

Маргелиусу не спалось. Точнее он понял, что выспался на десять тысяч лет вперёд. От одной мысли о сне его начинало буквально тошнить, но заняться было абсолютно нечем, он потерял счёт времени после своего пробуждения уже давно. И начинал всё больше жалеть, что маги его не убили. Так как время в каменном гробу тянулось крайне медленно, даже мечты о будущей мести не спасали положения. Мысли путались и, к своему удивлению, он обнаружил, что не хочет никого убивать или мстить, а только в последний раз увидеть солнце. Чертя  магические узоры знаков внутри гроба, чародей перебирал планы спасения, но выводы были не утешительные: без посторонней помощи ему не выбраться. Может каменную крышку он и смог бы сдвинуть, если бы не стена, в которую был замурован его саркофаг.  Надо ждать Лютого. Всё его будущее зависело от этого сентиментального дракона-мыслителя.

Эх, Лютый, мысли мага потекли в обратном направлении, к дням его былой славы и могучем содружестве с драконом.

Вот он на драконе въезжает в завоёванный ими Форт. «Въезжает…», - герцог кисло улыбнулся, иногда этого, боящегося высоты дракона было трудно убедить летать, особенно на трезвую голову.  О, после пары бочонков эля Лютый  мог парить выше самых высоких Гор, рассекая в стремительном полёте небо. И это было бы выходом, но у дракона тогда просыпался другой недостаток: после обильных возлияний его тянуло философствовать о гуманизме, ценности человеческой жизни, отличиях троллей от гоблинов и о том, почему экономика стран Мира Воителей развивается так скачкообразно; и какой урожай будет в этом году; и почему люди не женятся на гоблинах; и сколько ложек  сахара лучше класть в чай,  - и это можно было бы, скрепя зубами, пережить, но у дракона просыпалось ещё непреодолимое желание рассказать о своих идеях ВСЕМ вокруг!!! То есть это выглядело следующим образом: дракон, выпив пару бочонков свежего эля,  вооружался пером с чернильницей и  рулончиком папируса в другой лапе и летел интервьюировать по столь жизненно важным в данный момент вопросам людей, гоблинов, троллей в ближайшие города и деревни. Там он приземлялся на главной площади, распугивая всё живое в километре от себя, а местные жители спешили спастись бегством в погребах. Это нисколько не огорчало дракона, он с самым задумчивым видом  раскатывал папирус, доставал перо и начинал рисовать. И, когда местные жители, озадаченные и с округлившимися газами, начинали выползать из своих укрытий взглянуть, что же это он такое делает, Дракон отрывался от своего занятия и красивым глубоким голосом меланхолично  произносил: