Все проспал замполит - и Цусиму, и митинг. Как раз перед входом в пролив выколотил с последнего нерадивого офицера злополучный реферат и "притопил", уснул счастливым сном, верный слуга партии.
А инициатива митинга принадлежала командиру СДК. Наш старпом (командир остался в Камрани расти на ЗКД - зам. командира дивизии) на утреннем построении порекомендовал секретарю парторганизации подготовить трех выступающих. Ну, понятно, от офицеров всегда есть человек, который не откажется - это он сам. Коммуниста-матроса тоже можно "построить" и написать ему текст. А вот мичман может и послать.
Секретарь настойчиво забарабанил в дверь каюты зама.
- Какой еще митинг, какая на хер Цусима?! Я ничего не планировал! Кто это там воду мутит? - слуга партии начал понемногу приходить в себя.
- Командир СДК. Нас перед фактом поставил, велел трех выступающих выделить. Может, вы выступите? - безнадежно спросил секретарь.
- Еще чего! Ты! Кого ты назначил выступающими?
- Ну... я выступлю. Остальные отказываются - не готовы.
- Что значит - "не готовы"? Сколько до начала?
- Чуть больше полчаса...
- Предостаточно! Так... кто там у нас скулил о переводе в военную приемку в Комсомольск? Из БЧ-5?
- Мичман Барышев.
- Вот и направь-ка его ко мне. Ну... и... а у матросов кто в отпуск первый кандидат?
- Командир отделения электриков, аккумуляторщик, секретарь...
- Во-во, и его тоже, если будет выпендриваться. Моряку поможешь, дашь пару тезисов из своего выступления. Повторение - мать учения. А мичман пусть сам выбирается. Смог же дорогу в "приемку" найти!
Митинг начался вовремя. На правом борту выстроился экипаж подводников, на левом - свободная от вахты команда СДК. Примерно поровну, но сразу бросалось в глаза, что у подводников преобладали офицеры, а у надводников матросы. Командование и выступающие сосредоточились перед ходовой рубкой, а внизу перед башней сбилась кучка гражданского персонала и даже две женщины (та, что помоложе - уже безнадежно беременна) - возвращенцы из Камрани.
Первым выступал командир СДК, капитан второго ранга. Говорил, в основном, о воинском долге, который с лихвой выполнила вторая эскадра, и выражал уверенность, что мы - нынешнее поколение моряков - выполним свой. Говорил толково, с чувством, но аплодисментов не последовало - не к месту они здесь.
Затем слово взял их старпом, который переводил абстрактный долг в более конкретные задачи. Даже упрекнул расчет носовой башни за плохо покрашенный бак "перед входом в историческое место". Но и это было не смешно.
Ветер с налета пытался сорвать непривычные и неудобные фуражки, солеными брызгами то и дело обдавала волна, и в смысл произносимого на баке никто особенно не вникал. В мозгу все настойчивее и требовательнее звучало:
...Не скажет ни камень, ни крест, где легли
Во славу мы Русского Флага...
В носоглотке что-то непривычно першило. Наверно, это пыталась пробить себе дорогу скупая мужская слеза...
Из всех выступлений запомнился только крупный прокол мичмана Барышева: "...и вот, бездарное царское командование погнало советских моряков на убой к Цусиме, которыми командовали безграмотные реакционные офицеры..."
- Вот гаденыш, - мелькнуло в голове, - фиг с ними, с "советскими", но ведь не упустил, сука, угрызнуть пусть не советских, но офицеров...
Прокол заметили все, но никто даже глазом не моргнул. Не то место.
Застопорили ход. К левому борту поднесли венки. По трансляции наконец-то грянул "Варяг". "Варяг", под который военные моряки неизменно шли парадом по Красной Площади, наш старый, добрый, до предела запетый и затоптанный "Варяг"... Но здесь уместен был только он. Он звучал по корабельной трансляции убедительней самой сильной симфонии "живьем" в самом звучащем концертном зале! Море чувств и эмоций. В горле запершило еще больше, защемило глаза. Кто пальцами, кто кончиком платочка полезли в уголки глаз. При опускании венков все встали на одно колено. Здесь руки стали ближе к глазам, да и голову можно чуть опустить...
После минуты молчания встали, надели фуражки и разошлись. Вообще-то, минута растянулась до пяти, но и этого было мало. За эти мгновения в душе пронеслось столько мыслей и чувств, что говорить о чем-либо было неуместно не находилось и не хватало слов. Хотелось молчать и думать. Шло какое-то высшее общение на подсознательном, телепатическом уровне... Коллективное мышление?
Но жизнь - суета сует! - продолжалась. Надо было идти дальше во Владивосток. Прозвучала команда, дали ход...
А всеобщая минута молчания осталась позади, повиснув над скорбными волнами Цусимского пролива печальной мыслеформой чего-то уже свершившегося и непоправимого...
Как я стал туристом
Ты уехала в знойные степи, я ушел на разведку в тайгу...
муз. Пахмутовой, сл. Добронравова
Конечно же, случайно. Ведь сама жизнь, по сути дела - это последовательное сочетание случайностей, постепенно переходящих в закономерности, то бишь в судьбу. По крайней мере, у нас, у россиян. Это у них там, на Западе (а теперь уж и на Востоке) все спланировано, все по дням расписано, по часам и минутам. Не люди, а часовые механизмы какие-то, не жизнь, а мучение - одна забота, как бы не опоздать. И они думают, что это Свобода. Ха! Это у нас свобода, потому что ширь, простор безграничный, раздолье, и никакие планы не действуют. Вот запланировали нам еврейские мудрецы коммунизм. А что вышло? Хрен с маслом. Потом спохватились, решили на рынок перевести. И что? Все тот же хрен, но уже без масла. И точно так же со всем спланированным.
Так вот, быть туристом я никогда не мечтал, во сне даже. Все сложилось как-то случайно, само собой, как и все остальное, видно, Судьба такая.
Сначала случайно купил большой рюкзак. Поехали мы с приятелем во времена сухого закона в Петропавловск за водкой, а нарвались на пиво. Ну, взяли по два ящика. Естественно, в сумки не лезет, ехали ж за водкой. Что делать? - извечный русский вопрос. Не возвращать же обратно, народ не поймет. Вот продавщица нам и посоветовала купить рюкзаки в спортивном магазине "Старт", благо он рядышком. Были только огромные, короче, мы взяли. Это явилось первым звеном цепочки случайностей, которые и сделали из меня туриста.
Потом случайно купил спальный мешок-одеяло. Новинкой тогда еще было: молнию расстегиваешь, и мешок превращается в одеяло-покрывало двуспальное. Взял на всякий случай. Время тогда было такое - брать все, что под руку попадется, потому как денег было много, а товаров мало. В двух словах развитой социализм.
Далее. У жены появилась подружка-туристка. В молодости, еще до замужества жена моя, бывало, тоже с рюкзаком по природе ходила, вот они и сошлись.
- А вот у нас в походе один такой случай был, ну со смеху умрешь!..
- А у нас в "Трилиуме"... - и понеслось.
Правда, подружку эту я в глаза не видел ни разу, а знаком был только заочно со слов жены:
- Вот Таня рассказывала, они в поход ходили...
- А вот Таня говорила, они скоро опять в поход собираются...
Я был тогда относительно молод: уже за тридцать и почти все время посвящал службе Родине. Отечества тогда вроде не существовало, а была только Родина-мать, и мы, ее сыновья, служили ей, как проклятые, защищали ее интересы. Это теперь их нет, а раньше были во всем мире: и Вьетнам с Камбоджей, и Куба с Чили, и Афганистан с Кореей - всех и не перечесть. Но грянула Перестройка, появилось новое мышление, и интересов у Родины-матери поубавилось, а сама она потихоньку стала Отечеством. Зато у нас, подводников, появилось больше свободного времени. Поначалу было страшновато - куда его столько, аж два выходных. Это ж какое здоровье нужно иметь, чтобы пропить все свое свободное время?
Вот как-то ранним камчатским летом, когда в сопках еще лежит снег, а деревья уже зеленые, отпустила нас Родина-мать в пятницу со службы засветло, часов в шесть-семь вечера. Стыдоба-то какая! Вот так, засветло, Родину бросать на произвол судьбы, а главное - у всех на виду, и домой. А там жена по глупости может какую-нибудь работу придумать... Ужас.