Александр Тюрин

Техножизнь. Колыбель

(цикл "откровенный русский киберпанк")

Пролог. 2081 год, развлекательный канал для молоди и техноличинок.

- Дорогие малыши. Сегодня трудно поверить в то, что всего лишь пятьдесят лет назад разумная жизнь на нашей планете была совершенно другой. Она жила в страшном мире, она приспосабливалась к нему, она зависела от чуждой ей природы. Она находилась в рамках "статистической модели", не зная конечных состояний своего развития.

Вам трудно поверить в это, потому что сегодня мы и есть природа, мы и есть планета.

И хотя мы отвергаем случайность, наша история началась со счастливого случая, известного как "сюрприз 2031 года".

Космический флот, предназначенный для масштабного терраформирования Марса, первого марта 2031 года внезапно оказался на низкой околоземной орбите. И в 12.00 по московскому времени приступил к процессу "космического сева".

Споры техножизни заразили территорию Российской Федерации, а затем и остальных существовавших тогда стран. По счастью ничто не ограничивало роста техноргов в течение последующих семи суток...

Сцена 1.

Пожалуй, запахи ему сейчас мешали даже больше, чем шумы.

Пережаренный картофель, табачный дым, перегар. Мама не верит, что он чувствует перегар, который источает Стасик, лежащий за стеной на раздолбанном диване.

Источает всеми своими порами, вместе с запахом мочи от сто лет не стираных штанов. Мама говорит, что повышенная чувствительность к запахам первый признак шизофреника.

Нет, шум тоже мешает. Эта музыка из трех грубых нот, она как ложка перемешивает мысли в его голове.

Стасик, конечно же, забыл выключить телевизор, приклеенный у него прямо к стене.

Попробовать положить грелку на шею, разогреть увядшие кровеносные сосуды, но идти на кухню за горячей водой - опасно. Марина Аграфеновна на тропе войны, вон как грохочет кастрюлями.

На лице у творца, не отличавшемся ни красотой, ни мужественностью, были ссадины и даже синяк. Марина Аграфеновна вчера ударила. Только не сверхлегкой полиуглеродной сковородкой, а допотопной килограммовой.

Слева мерцал экран - на нем очередной отказ от издателя. Невежливый. Всего из пяти слов. "Дорогой Андрюша, не мешай работать". Его научно-художественно-философская книга называлась бы "Техножизнь. Том Первый. Революция".

Теперь остается пустить и текст, и картинки в тихое плавание по сети, где от них будут с ленцой отщипывать профессиональные гиены-плагиаторы.

Справа томился покосившийся шкаф, напоминающий геологический разрез: снизу энциклопедии, утрамбованные до гранитной плотности, выше - отложения всякой журнальной ветоши. Найти смысл этому шкафу сегодня было трудно - чип, встроенный в зубной протез, содержал информации на порядок больше. Впрочем, к стенкам шкафа были прицеплены пожелтевшие фотографии предков, наклеенные на истрепанный картон. Прабабушке баронессе фон Урман подарил томик своих стихов сам Николай Гумилев. Наверное, предварительно лишив ее невинности в кабриолете. В этом непутевом роду иначе и не могло быть.

Андрей Грамматиков посмотрел на другой экран, и зевнул.

Там мельтешило что-то напоминающее шары и пузыри. Это были атомы, группы атомов и молекулы. Руки Андрея в цифровых перчатках манипулировали структурой вещества. Руки чувствовали притяжение, когда атомы могли вступить в соединение, и отталкивание, когда они явно не переваривали друг друга. Помимо притяжения-отталкивания с помощью перчаток Андрей ощущал дрожание, тряску и прочие-прочие вибрации, символизирующие разные качества химических связей и электронных оболочек.

И это не было игрой в виртуальном пространстве.

На столе стояла тарелка. В ней - что-то похожее на бульон, как будто с желтыми кругляшками застывшего жира. Колония техноклеток.

От громоздкого, размером с мыльницу, компьютера тянулось к тарелке несколько световодов, каждый из которых заканчивался "ложечкой" фуллеренового чипа. Ложечки были прихвачены к краям тарелки пластырем.

Чувствительность была сильной стороной Андрея Грамматикова. С помощью своей чувствительности он мог сделать больше, чем трое выпускников самых престижных университетов с предельно сильным абстрактным математическим мышлением.

Но в то же время чувствительность ему и мешала.

Вражеские звуки и запахи пробивали стену все мощнее. Марина Аграфеновна будто бьет копытами. Стасик явно перешел в фазу трупного разложения. Какая-то птичка кричит за окном, словно ее насилуют. А может ее и в самом деле насилуют? Конец зимы. Почерневшие остатки снега напоминает кариесные зубы того же Стасика. Тьфу, опять Стасик.

Сегодня у него полный пролет. И завтра колония техноклеток в этой тарелке сгниет и у него не будет бабла, чтобы купить супрамолекулярные компоненты у Вовки, что толчется около ДК имени Крупской темными дождливыми вечерами. Блин, из какой лаборатории Вовка тащит столь ценные реактивы, чтобы толкать за гроши? Но завтра гроша не будет и на полкило синтетической колбасы со скромной этикеткой: "Колпинская нанофабрика по переработке канализационных стоков."

Было жалко до слез и своей головы с застывшим комом мыслей, и прабабушку баронессу, и всех прочих предков, которые стали жертвой какого-то там развития тупых производительных сил, производства чугуна и стали.

Андрей Грамматиков еще раз посмотрел на обиженное лицо прабабушки, и его рука в цифровой перчатке коснулась дрожащих атомных шариков...

Но истощенные мозги уже не слушались стимботов. Так всегда бывает как переборщишь с этими крохотными негодяями, дрючащими его синапсы похлеще любого ацетилхолина. Тяжело опустились веки, как бронированные жалюзи в пригородном магазине. Глаза словно погружались в гудящую тьму. А когда Андрей снова открыл их...

Колония росла! Конгломерат наномашин откликался на вызовы пользовательского интерфейса.

В одно мгновение, с величайшей готовностью, сознание Андрея очистилось от сна - и он увидел города будущего. Живые дома, похожие на гигантские анемоны, кораллы, радиолярии, живые мостовые, точь-в-точь огромные змеи, живые машины. Машины, освобождающие от гнета тупой материи. Не производительные силы, а технодрузья, которые тебя любят, холят, вытирают тебе нос...

А чудо в тарелке было символом всего этого будущего великолепия. Оно было зародышем грядущего мира.

Андрей поднес палец к зеленому пупырчатому отростку с крохотными белыми волосками и тот слегка "привстал"... Волоски оказались крючочками, которые вошли в его кожу.

Появилось три капельки крови. Андрей отдернул руку, но не с возмущением, а с благодарным трепетом, с которым отец воспринимает первый укус своего маленького сына.

Это - нормальный метаболизм. Колония уже питается, как все приличные живые существа, готовой органикой, окисляя ее до воды и углекислого газа. Задача "быть живым" распределяется на миллионы подзадач, которые решаются нанокомпьютерами, находящимся в ядре каждой техноклетки ...

Зазвонил телефон, старый, засаленный. Он схватил трубку и закричал:

- Мама! Оно живет. Растет, питается.

- Я не твоя мама, я не умею жарить котлеты, - голос в трубке конечно был молодым, бархатным, а не старческим, дребезжащим.

- Да, да, извините, все ясно, вы ошиблись номером. По этому номеру звонит только моя мама, потому что тут живет один маленький мальчик с соплей из отработанных стимботов под носом.

- Извини, - сказала девушка, - но судя по твоему голосу, ты - не мальчик.

- Да, я не мальчик, мне тридцать лет. В моем возрасте Саша Македонский уже обработал Персию и Индию по полной программе.

- Кто растет, кто питается? Ты завел герань?

- Это... это трудно объяснить, это то, чего раньше не было.

Голос на том конце трубки стал затухать.

- Да, я действительно ошиблась номером. Бывай. Да, кстати, поздравляю с днем защитника Отечества.