Рэггинбоун схватил ее левую руку — по руке пробежала судорога — раздался запах опаленной плоти. Робин высунулся в коридор и стал звать на помощь, а когда он обернулся, тело снова было тихим, руки вялыми, пульс вернулся к обычному состоянию, и только кисть левой руки была сжата так, что пальцы ее окаменели от напряжения. Сестра влетела в комнату в тот момент, когда Рэггинбоуну удалось разжать ее пальцы. Робин закричал от ужаса, даже Рэггинбоун не смог справиться с собой и инстинктивно отпрянул. Потому что разомкнутая кисть была сожжена — сожжена почти до костей. С пальцев свисали клочья оставшейся кожи, трещины в плоти заполнились кровью. Сестра побледнела и кинулась за доктором. Робин произнес:

— Господи боже мой, — и стал снова и снова повторять это, и потом наконец сказал: — Вода. Нам нужно достать воды. Она, должно быть, в агонии.

Но лицо Ферн по–прежнему ничего не выражало.