- Себастьян не продержится там и дня, - заметил он.

Вийя упрямо вздернула подбородок вверх.

Осри даже не услышал ее ответа - так потрясли его слова Брендона.

"Должар? Но она же не потащит нас туда!"

Брендон улыбнулся, скрестил руки на груди и прислонился к переборке.

- А может, это испытание? То самое испытание, - он дотронулся до небольшой таблички над пультом, - к которому готовился он?

Он? Осри покосился на табличку - там изящным почерком, воспроизводящим популярный лет сто пятьдесят назад стиль "архео-модерн" было написано: "КОРАБЛЬ ВОССТАНОВЛЕН МАРКХЕМОМ ЛИТ-Л'РАНДЖА".

Испытание? Для Маркхема? У Осри как-то сразу разболелась голова, и он потер виски, но это не уменьшило напряжения, исходившего от остальных двоих.

Вийя медленно встала и заложила руки за спину.

- Эсабиан Должарский улетел с планеты, и худшие из ноблей вместе с ним, - сказала она. - Я знаю, где можно укрыться так, что вас никто не найдет.

- Но вы не ответили на мой вопрос, - спокойно произнес Брендон.

- Этот вопрос абсурден.

- Значит, вы испытывали Маркхема, - с улыбкой сказал Эренарх. Потому, что вы испытывали меня. Пауза. Осри снова словно огрели по голове.

- Игра, - сказала Вийя. - Вроде этой.

Она нажала на клавишу за спиной, и они оказались в открытом космосе, а на них несся рой астероидов, Осри едва успел оправиться от шока, когда изображение сменилось, на этот раз белоснежной горной вершиной неописуемой красоты, венчавшей угольно-черный каменный склон. Солнце - красный карлик садилось за горизонт, окрашивая пейзаж в багровые тона. Эту картину сменили еще несколько, резко отличавшихся друг от друга.

Они стояли в гулком, высоком нефе собора, смутно знакомого Осри, когда Брендон протянул руку и выключил голограмму.

- Я тоже знаю места, где нас никогда не найдут враги.

До Осри донесся негромкий щебечущий, неприятно скребущий по нервам звук: эйя. Брендон с рассеянным видом покосился в сторону. Вийя не повернула головы.

- Пошли, - сказал Брендон так тихо, что его было почти не слышно сквозь шелест тианьги.

Вийя не ответила. Вместо этого она повернулась, нажала новую клавишу, и комната сменилась унылым пейзажем: дымящиеся на горизонте вулканы, а над головой - штормовое, покрытое рваными облаками небо.

Брендон вышел.

Осри вышел за ним, радуясь возможности отвернуться от Вийи и ее мрачного пейзажа - как он догадался, должарианского.

Вернувшись в свой кубрик, Брендон легонько хлопнул ладонью по своему пульту, включая компьютер. Быстро набрав команду, он выпрямился и постоял немного, глядя на дисплей и потирая пальцем челюсть.

Заглянув ему через плечо, Осри увидел, что тайные файлы исчезли. Все внутри него как-то нехорошо сжалось, пока Брендон не рухнул в кресло и не расхохотался.

Загудел коммуникатор. Вспотевшими пальцами Осри включил его.

- Мы тебя заждались, Школяр, - послышался знакомый зычный голос Монтроза. - Ты ведь не хочешь, чтобы твой отец ел остывший чжчж, нет?

- Ни за что, - хрипло ответил Осри. Он бросил еще один взгляд на Брендона - тот все еще сидел обхватив голову руками и смеялся - и вышел.

Омилов отодвинулся от стола, глядя в лицо сыну. Монтроз с Ивардом обсуждали вина.

Обед, которым угостил их Монтроз, заслуживал самых превосходных оценок, и кок изо всех сил старался поддерживать легкий и непринужденный разговор. Однако усилия его увенчались лишь частичным успехом: Осри по большей части молчал. Не злобно, но молчал.

Он вздохнул, размышляя, что делать дальше. Тем временем остальные разговаривали. Блюда появлялись и исчезали. И беседа, хоть в ней участвовали и всего трое, была достаточно веселой. При том, что он десять лет как отошел от придворной жизни, Омилов без труда поддерживал беседу на любую тему, сам размышляя совсем о другом. Лицо Иварда раскраснелось от волнения и спиртного, и он охотно участвовал в разговоре - когда не погружался в мечты. Омилов даже не обратил бы внимания на такие мгновения, если бы не хмурые взгляды, которые бросал на того Монтроз.

Впрочем, Омилов оставил переживания за мальчика врачу, знавшему их причину; самого же его больше тревожил собственный сын. Похоже, тот оставил свою злость на разбитом астероиде, но она сменилась более серьезным настроением, проявлявшемся в почти незаметном жесте, которым Осри с детских лет выдавал царивший в душе разброд: непроизвольном потираний указательным пальцем одной руки по костяшкам другой. Еще раньше он имел привычку глодать эти костяшки, иногда до крови; когда леди Ризьена обнаружила это, она каким-то образом истребила вредную привычку. Нервное движение осталось.

Наконец обед завершился, и Омилов начал прикидывать, как бы ему поговорить с сыном наедине.

- Что теперь, Себастьян? - спросил Монтроз, относя посуду в моечную машину. - Игра или, возможно, дуэль со смертельным исходом? - Он махнул рукой в сторону шахматной доски и улыбнулся.

- Ни то, ни другое, благодарю. Я тут порылся вчера в вашем каталоге и нашел оперу, которой не слышал много лет: "Трагическую историю Макклома Сингха".

Монтроз невесело улыбнулся.

- Я не удивляюсь тому, что она вышла из моды: покойному Эренарху ее мораль вряд ли приходилась по вкусу.

Омилов испытал легкую досаду.

"Даже рифтеры ощущали угрозу, но Геласаар отказывался видеть ее".

- Отлично, Себастьян, пусть будет "Трагическая История". Хороший урок нынешним временам. Осри, ты не против?

- Спасибо, - ответил тот механически-вежливо, - но я, пожалуй, лучше пойду.

- Мой сын так и не научился любить оперу, - сказал Омилов. - Возможно, нам лучше отложить ее до другого раза...

- Нет, папа. Я правда хотел бы отдохнуть, - сказал Осри и вышел.

Омилов подавил вздох. Монтроз поколдовал с пультом, свет померк, дальняя стена лазарета дрогнула и исчезла, сменившись панорамой звездного неба. Картина двинулась вниз, и вместе с мощными, полными скорби звуками увертюры Тамильского в поле зрения показалась пылающая планета.

"Велликор, - подумал Омилов. - Спустя шесть столетий все еще мертвая планета. Сколько таких добавилось за последние недели?"