— Ничего не выходит!

После такого понукания инструмент наполнил комнату завыванием чудовища, а потом прибавил скрежет железа.

— Давай я. Я хоть и врач, но в гармонии понимаю, — Шиела наклонилась к инструменту, обдав Дыбаля божественным ароматом неземных цветов, и нажала клавишу. Рёв и визг исчезли, уступив место звуку морского прибоя.

— Мне расхотелось петь, — разглядывая глаза Шиелы, сказал Дыбаль.

— Пожалуйста! — Шиела обворожительно улыбнулась.

— Ничего не получается с этой штукой, буду петь акапелла, — Дыбаль кашлянул и приосанился, — баллада о битве на реке Калке. Собственного сочинения. Буду петь по-русски, потому, что при переводе на кумит потеряется рифма и художественные достоинства.

Дыбаль начал петь, постепенно прибавляя силу голоса:

Дыбаль закрыл глаза. Протянув руку, как средневековый менестрель, он распластал над столом пальцы и начал дирижировать.

В этот момент для него не существовала база Зием-002, шаги патрулей, вершины Анд над головой, не было квалификационных экзаменов, ягда Цкуголя, злобных сверов, Натоотвааля. Он пел грозно и мощно:

Вокруг Дыбаля гремела древняя битва.

Сшибались грудь в грудь батыры и витязи, бились мечами, саблями, топорами, булавами. Ржали кони, налетая на копья, топтали пехоту шипастыми подковами. Всадники падали, пробитые стрелами, реяли флажки русских отрядов и бунчуки монгольских сотен. Гудели трубы, грохотали барабаны, кричали командиры.

Уайтгауз стал подвывать и выстукивать по столу дробь. Шиела онемела от восторга. Сидела, прижав руки к груди. Ягда Рага, уловив тональность, решила всё же использовать звукоимитатор. Она извлекла из него вполне мелодичный звон, стон реверберации, как будто что-то падало в ущелье.

— Приятно видеть внутри мир, более насыщенный, чем пространство, где просто выполняются функции управления технологическими устройствами, или обслуживаются организмы и желания, — вздохнула Шиела.

— Печально, когда живой организм, является только биологической машиной, лишённой эмоций. Прекрасно иметь свой взгляда на окружающее, когда внутренний мир в сто раз интересней, чем окружающая реальность. Ах, как я хочу отправиться в поход. Всё зделаю, чтобы ягд Цкуголь взял меня в группу, — добавила она когда песня закончилась.

— Состояние созерцания внутреннего мира похоже на наркотическое опьянение — галлюцинации, — закончив мучить инструмент, сказала ягда Рага, — чем ближе восприятие к фактическому миру, тем больше шансов действовать без ошибок. Внутренний мир искажает реальность. Из-за этого возможно не правильное решение.

— О чём песня? Калка это что? Имя или предмет? — Уайтгауз выглядел озадаченным.

— Калка — это река на Украине.

— На Украине? Это где?

— Отстань!

— Скучно быть биологической машиной. Хочется быть живой, — Шиела вынула из кармана коробочку визуализатора, положила его на стол и нажатием ладони включила изображение, более прозрачное, чем реальные объекты, но такое же чёткое.

Визуализатор показывал сражение с применением лучевого оружия, но при этом одежда и скарб были архаичные, из европейского средневековья.

— Это художественный фильм? — Дыбаль уставился на изображение.

— Зто мозговая нейронная реконструкция событий моего предка, с ощущениями, звуками, запахами и тактильной информацией. Жаль только тактильных сенсоров у нас здесь нет. Если наклеить их на кожу и прицепить к нервным волокнам, можно оказаться полностью в другой реальности, — сказала ягда Рага и потушила окурок сигареты о край тарелки.

В её зелёных глазах зажглись огоньки желания.

— Земля проходной двор для всяких Натоотваалей из-за технологической отсталости, — вздохнул Дыбаль, рассматривая реконструкцию событий далёкой эпохи.

— Надо было не золотые яхты строить международным богачам, а скинуться на технологический прорыв, — согласился Уайтгауз и налил ещё стакан синей жидкости.

— Тут сейчас будет моя далёкая мать — ягда Езера, и мой далёкий отец — ягд Тантарра. С ними их друг ягд Стикт. Они бежали от центральной власти Натоотвааля и скрылись на Земле. Это происходит две тысячи лет назад, на территории современной Швейцарии. Там, в дыму, стреляет из штралера по крепости штурмовой бот Натоотвааля. Он обнаружил ягда Тантарру из-за легкомысленного применения высокотехнологичного оружия, — сказала Шиела, привставая на цыпочки.

Изображение дёрнулось, появился грохот взрыва. Посреди комнаты осталась только чёрная масса. Запах жжёного пластика, горелого металла, раскалённого камня, вереска, делала душный воздух тягучим, обжигающим, тошнотворным, как ядовитое зелье. Через мглу проник белый туман, потом солнечный свет. Сквозь непрерывный высокий писк и скрежет донёсся шум реки. Тело ягда Тантарры оставалось безразлично к тёплому, золотому свету, бесчувственно к укусам овода, колыханиям, рывкам своей импровизированной постели. Она состояла из двух жердей, перехваченных верёвками. Верхние концы жердей свисали по бокам старого вола, а нижние волочились по земле. Ягд Тантарра лежал на куске сырой коровьей шкуры, натянутой на жерди, головой к хвосту, ногами к земле. Сгоревшие волосы, кожа, растрескавшаяся, отходящая лохмотьями. Ещё сочилась кровь. Тело его было накрыто растерзанной, пропитанной кровью шёлковой рубахой с золотым шитьём.

— Я не мёртв, — единственное, что понимал сейчас ягд Тантарра.

Голос ягды Езеры.

Стон.

Кашель взахлёб.

Проклятия.

Сипение ягда Стикта.

Волокуши дёргаются, подрагивают, кренятся, скрипят. Вол идёт медленно, как на бойню. Подъём крут. Копыта стучат как деревом о дерево.

— Воды хватит? — слышны издалека слова.

— Хватит. За перевалом родник, — отвечает голос ягда Стикта.

— Как ты?

— Везде боль.

— Дойдёшь?

— Дойду. Зачем ты его решила тащить с собой?

— А зачем ты его тогда откапывал?

— Смотри на его веки. Дрожат.

Солнце стало ослепительным, края чёткими и рядом с ним появилось что-то огромное. Шитый красным сербский платок, двумя концами завязанный под подбородок, морщинистое, землистое лицо, презрительное и знакомое. Нос прямой и тонкий, громадные изумрудные глаза:

— Он в сознании. Нельзя сломать червя, нельзя раздавить амёбу, — сказала старуха на кумите, — эй, муженёк, король дерьма, слышишь меня?

— Оставь его, ягда Езера, — ягд Стикт подцепил пальцем края шёлка и набросил его на лицо ягда Тантарры.

Волокуши проскрипели мимо. Штралер съехал со спины ягда Стикта и повис, раскачиваясь на шее. Из носа упали тягучие красные капли. Ягд Стикт зажал нос и рот иссеченной ладонью. Боль отпустила и он выпрямился.

С того момента, как на рассвете вернулась ягда Езера, гнавшая перед собой вола, после того как они спустились со скалы, миновали пепелище села Стотня, по оплавленным камням моста переправились через Савву, и начали подъём к перевалу Трояна, он обернулся в первый раз. Они поднялись уже выше серого тумана из пепла, пыли и гари. Склоны долины, вчера пёстрые от зелёных виноградников, жёлтых покосов, бурых, синих, красных скал, теперь были монотонно серыми. От серого тумана ветер отщипывал лоскуты, поднимал, рассеивал. Посреди тумана, возвышаясь обелиском, стояла скала. Её вершина была изгрызена гигантскими челюстями. От крепости Верзен остался только уступ и площадка двора. Среди оплавленных руин щёлкали, искрили, мигали внутренности робота-стрерха. Он лежал на спине, направив штралеры в зенит. Второй стрерх сгорел вместе с благородными ягдами, а титановые его части разлетелись до самой Зири.