Баловни-утята росли и с каждым днем все меньше слушались. Увидят лужицу, заберутся в нее и бултыхаются, глупыши. Ни травы там не найдешь, ни приличного жука - одна грязища. Лучше бы в песке возились, как куры. Хромуша хоть знала бы, что никто не утонет. А то приковыляют из какой-нибудь лужи - грязные, озябшие, с мокрыми брюшками, - а ты их, озорников, согревай да суши...
Однажды после страшной грозы и невиданного ливня, когда двор превратился в сплошное озеро и все приличные птицы попрятались под крышу, беспокойное индюшкино потомство ушло без спросу: перебрались вперевалочку через двор, пролезли через дыру в плетне и гуськом побрели куда-то в дальнюю даль.
Хромуша думала - они во дворе поплещутся - и не поспешила за ними. Вышла посмотреть - нету. Прислушалась - где-то на опушке леса слышен писк! Бросилась бегом за ними, застряла в дыре, выдрала несколько перьев, даже увечная нога заныла... Прихрамывая, помогая себе крыльями, взбежала она на пригорок и, переведя дух, крикнула:
- Несмыш!.. Смерти себе ищ...
Но утята, не оборачиваясь, спешили туда, где гремел и упоительно пахнул аиром набухший после ливня ручей. Добрались до берега, даже не огляделись, как удобней подойти - продрались через вереск, через кусты и - бултых - прямо в стремнину. Звонкий поток подхватил их и, покачивая, понес к заросшей тростником заводи.
- Утонете! Ковыляшки несчастные! - не своим голосом завопила Хромуша и кинулась им на помощь.
От быстрой ледяной воды у нее даже дух захватило. Утята весело плескались в заводи, среди мясистых листьев аира, а индюшка даже окликнуть их не сумела. Забила лапами, чтоб подгрести к ним, но ручей как будто с ума сошел - хохоча и крутя у каждого камня, он уносил ее все дальше, в черный лес.
Закоченевшие ноги задевали то за утонувшую корягу, то за скользкий, поросший водорослями камень, но Хромуша не могла удержаться. Поток швырял ее с боку на бок, перья отсырели и тащили на дно. Индюшка подогнула ноги, замерла и пустилась по течению - будь что будет...
У брода на голубоватом камне с "чертовым следом" стояли гномы. С ивняка и кустов ольхи падали тяжелые капли, гномы нахлобучили капюшоны, так что Мудрика, Мураша, Оюшку и Дилидона нелегко было узнать.
Гномы пришли проверить, не унесла ли высокая вода их берестяную лодочку, в которой они намеревались спуститься по ручью до озера, узнать, почему замолкли соловьи, обитающие в прибрежных рощицах? Куда девался Живилёк? Почему, обернувшись птицей, он забыл о своих братьях гномах? Но на том месте, где раньше стояла лодочка, теперь восседала огромная перепуганная лягушка и широко разевала пасть.
Гномы никогда не унывали. Вот и теперь они сразу же стали обсуждать, выдалбливать ли новое судно или отложить экспедицию до весны.
- Глядите, Хромуша плывет! - вдруг крикнул Мураш.
Гномы прекрасно знали прошлогоднюю чемпионку по полетам. Теперь они решили, что в этом году Хромуша, чего доброго, занялась плаванием... Но вскоре все поняли, что птица попала в беду.
- Правей, правей забирай! - крикнул Мудрик. - Правей! Там мелко!
Хромуша послушалась, поцарапала когтями камешки дна и с трудом выкарабкалась на песчаную отмель, которая белела недалеко от берега - оттолкнись посильней, и перемахнешь на сушу. Но индюшка настолько выбилась из сил, что не решалась снова пускаться в плавание.
Оюшка предложил созвать всех гномов.
- Больше голов, быстрей что-нибудь придумаем...
- Больше голов, больше споров! - сказал Дилидон. - Мудрик и один что-нибудь придумает.
- Все я да я!.. - горько откликнулся ученый. В последнее время он корил себя за всю эту историю с очками. "Гедрюс и без очков как-нибудь обошелся бы, зато Живилёк был бы с нами".
"Всё твои рецепты да советы!.." - подлил масла в огонь Бульбук. Мудрик только вздыхал и зарекался не давать больше советов.
Но тут некогда было ни корить себя, не перебирать ошибки прошлого. Надо было спасать мокрую, попавшую в беду птицу.
- Надо с лягушкой потолковать, - вслух рассуждал Мудрик. - Она может бечевку вплавь доставить. Другой конец привязали бы к ивняку...
У них была длинная бечевка, которой они собирались закрепить свое судно. Но лягушка - что с нее возьмешь - сначала принялась бурчать, мол:
- Простудилась я. Хвораю, вся горю...
А потом заявила, что она вообще птиц недолюбливает.
- Все они - бестии. Все аистиной породы - хищники...
Мудрик принялся уверять, что Хромуша в жизни даже червяка не съела, что аист ей - никакая не родня, и что лягушке следовало бы отличать, где друзья, а где враги... Лягушка помолчала-помолчала и, не вытерпев, плюхнулась в воду. Вынырнула около самой индюшки и, противно осклабившись, квакнула:
- И поделом тебе!..
Мураш в сердцах запустил в нее камешком и сказал:
- Что ж, придется самим лезть в воду!..
- Подожди, - остановил его Дилидон. - Попробуем-ка подогнуть к ней ивовую лозу.
- Это мысль! - похвалил его Мудрик. - Обойдемся без веревки!
- Ой-ой-оюшки!.. - заохал парикмахер, увидев, что Дилидон с трудом карабкается на склоненную ветку. - Лоза мокрая, вода мокрая... Не люблю, когда мокро!
Дилидон, Мудрик и Мураш, оседлав ветку, поползли по ней к верхушке, а Оюшка все еще вытирал уже обтертую руками друзей лозу своим носовым платком.
Гномы ползли и ползли - пока ветка под их тяжестью склонилась и окунула верхушку в воду.
- Хватай клювом, хватай! - крикнул индюшке Мудрик.
Хромуша подскочила, отщипнула клювом листочек, но осталась на мели. Гномы продвинулись еще чуточку - "раз-два, раз-два!" - раскачали ветку и снова крикнули:
- Хватай!
Индюшка вытянула шею и на этот раз крепко ухватилась клювом за ветку. В суматохе все забыли договориться, что делать дальше. Хромуша, не выпуская ветки, хлопая крыльями по воде, бросилась к берегу, а гномы не успели соскользнуть на землю. Хромуша подпрыгнула, ветка дернулась, и все четыре гнома, как с трамплина, попадали в воду.
К счастью, все умели плавать. Но вода была не только мокрая, как говорил Оюшка, но и холодная, чтоб ей пусто было!
Если бы Хромуша не была мокрая, хоть выжми, она бы, конечно, согрела гномов под своим крылом, а теперь - куда уж ей. Сипло поблагодарила она гномов, извинилась, что доставила им столько хлопот, и заковыляла к дому.