15

15

Ниналини знала всё обо всех и в любое время суток, но холодное противостояние с соседкой лишило источника городских новостей. Однако Айями не страдала от недостатка сплетен. Их приносила Эммалиэ после общения с немногочисленными знакомыми и приятельницами.
- Представляешь, начали восстанавливать больницу. Организуют госпиталь. Говорят, сюда перевезут тяжелораненых даганнов. Ихний врач уже приехал. По виду - слонопотам. Руки мясника, а не хирурга.
Айями хмыкнула:
- Зря недооцениваете даганнов. Уверена, он еще даст фору Зоимэль.
- Не похоже, - засомневалась Эммалиэ. - Хотя нам-то что? Кстати, в госпиталь нанимают медсестер и санитарок. За выхаживание даганнов платят щедрее, чем за наших.
- Не соглашайтесь. Я справлюсь и прокормлю нас. Да и спокойнее мне, когда Люня под вашим присмотром.
- Я бы попыталась наняться, но старых не берут. К тому ж, не смогу Люнечку оставить, - Эммалиэ защекотала девочку, и та, рассмеявшись, вырвалась из объятий и убежала к игрушкам.
- И что, идут?
- Куда идут? - Эммалиэ потеряла нить разговора.
- Медсестрами?
- Идут. Куда деваться? Но не у всех есть медицинское образование, а даганны не берут неучей. Зато санитарок охотно принимают.
- И не боятся, что наши женщины задушат во сне подушкой или загонят воздух в вену?
- Думаешь, кто-нибудь рискнет? - усмехнулась Эммалиэ. - У даганнов действует правило...
- Жизнь за жизнь, - докончила Айями аксиому, которую неустанно вдалбливали победители.
Хорошо, что набирают медперсонал. Зоимэль станет полегче, она ведь горит на работе. Как и обещал даганский военачальник, прежде чем уехать в столицу, о судьбе местных женщин худо-бедно задумались. Тех, кому не удалось устроиться на работу в городке, по-прежнему завлекали агитационными плакатами, обещающими стабильную жизнь за Полиамскими горами.
- Неужели кто-то поверил? - удивилась Айями, стоя у свежей афиши. На ней красовались картинки с бонусами, получаемыми при подписании договора о работе в Даганнии - отдельные комнаты с санузлами, одежда и вещи первой необходимости, продукты - головка сыра, яйца, мука, буханка хлеба, зажаренная птичья тушка... Слюнки текут. Не афиша, а наглядный экспонат для расширения Люнечкиного кругозора.
- Мам, это чё? - ткнула она пальчиком.
- Яблоки. А это... - наморщила лоб Айями, вспоминая, как называются оранжевые шары. Надо же, память атрофировалась, и голове гуляют технические термины.
- Апельсины и персики, - подсказала Эммалиэ. - Верь - не верь, а деваться некуда. Присмотрись, в городе появились приезжие женщины, многие с детьми. Они к мужьям приехали.
- Не замечала, - пробормотала Айями, оглядываясь удивленно, словно вокруг стояла толпа незнакомок. И времени нет, чтобы присматриваться. Утром бежишь на работу, вечером торопишься домой. В голове круговерть из иностранных слов, а перед глазами строчки из статей и книг. - Как им удалось сюда добраться? - удивилась она.
Оказалось, на поезде. По восстановленной железной дороге даганны пустили пассажирские вагоны. И миграционные разрешения выдавали - так, мол, и так, пусть эта женщина с двумя детьми приедет из пункта А в пункт Б, чтобы встретиться с супругом, а уж из пункта Б воссоединившаяся семья отправится на чужбину.
- В любом случае заключенных здесь не оставят. Рано или поздно депортируют в Даганнию - отрабатывать долг по принципу: "Ты нашу страну разрушил, ты же своими руками и восстановишь". А если ехать семьями, обещают льготы и смягчение тюремного режима. Вот женщины и приезжают к мужьям, потому что на всё согласны. Разве ты отказалась бы?
Айями задумалась. Вдруг случится чудо, и в списках заключенных появится имя Микаса? А потом его отправят за тридевять земель, в чужую страну. Главное, он жив, а остальное не имеет значения. Как можно расстаться с любимым после долгой и трудной разлуки? Конечно, Айями поехала бы с ним и с Люнечкой хоть на край света. Вместе ничего страшно, даже смерть.
Но не появится в списках пленных фамилия мужа. Зато похоронка лежит под сукном на комоде. И все равно Эммалиэ и Айями регулярно подходили к информационному стенду. Первая надеялась узнать что-нибудь о сыне, а вторая - о брате. Пробегали глазами по спискам, а сердце замирало: вот в этом столбце... или в этом...
В другой раз Эммалиэ сообщила:
- Помнишь Оламку из соседнего квартала? Бесстыдница та еще. Гуляла с ихним главным, который уехал из города, а теперь подцепила другого.
- Тоже главного? - в голове Айями всплыл образ полковника О'Лигха.
- В редких случаях становятся дважды чемпионами. Но Оламка не унывает. Гуляет с каким-то офицером. Поговаривают, на прошлых выходных хахаль возил её в столицу.
- Вы её осуждаете?
- Жизнь рассудит, не я. У каждого из нас свой путь. Оламка выбрала свою дорогу. Но если вздумает нас обидеть или причинить вред - не пощажу, - ответила Эммалиэ с шутливой грозностью.
Айями улыбнулась. После случайной встречи на улице она больше не сталкивалась с Оламирь. Выходит, вылизыванию сортиров и уходу за ранеными та предпочла вечернее времяпровождение в клубе в обществе даганских офицеров. А вдруг Оламирь катается в машине второго заместителя? Почему-то эта мысль неприятно задела. В конце концов, какая разница, с кем общается в тесном контакте Оламирь? Ведь Имар и А'Веч и полковник О'Лигх - мужчины, и у них есть потребности. Приходят офицеры в клуб по вечерам, усаживаются на диван и выбирают понравившуюся амидарейку. И А'Веч разглядывает очередную избранницу, затягиваясь сигаретой. К Хикаяси его! Навечно!
На работе Айями исподтишка разглядывала Имара, представляя его в компании женщины. Получалось с большой натяжкой.
- У меня пятно на носу? - спросил он, и Айями смутилась.
- Н-нет... то есть, да... то есть, нет... Простите, я задумалась.
Имар хмыкнул и вернулся к изучению перевода.
А вот А'Веч вписывался в воображаемую картинку на сто десять процентов. Как-то утром Айями торопилась на работу. Смотрит - а он стоит на крыльце ратуши и курит, выпуская лениво колечки дыма. Чтобы никотин его легкие сожрал! Опустив глаза, Айями прошмыгнула мимо. Хотела незаметно проскользнуть, но в дверях столкнулась с другим офицером. Она - влево и он - влево, она - вправо и он - вправо.
- Оп... оп... - расставил руки, перекрывая дорогу.
- Хватит, - прервал развлечение голос за спиной. - Разве не видишь, что переводчица спешит на рабочее место? А ей, между прочим, нельзя опаздывать. Иначе последует наказание. Так или не так?... Громче, не слышу.
- Так, - прошелестела Айями, не поднимая головы.
- Стало быть, поняла, о чём я сказал, - заключил голос А'Веча над ухом. - Так или не так?
- Так.
- Хвала тебе, Триединый! Хоть что-то наши переводчики начали понимать, - сказал А'Веч с сарказмом и уточнил: - И это тоже поняла?
- И это, - согласилась Айями, дырявя взглядом порог.
- Невероятно. Можешь идти, - разрешил он. - И тренируй произношение. Вроде бы два слова сказала, а не разобрать, что к чему.
- Спасибо, - она метнулась в проем, а мужчины на крыльце засмеялись.
"О-о-о, исчез бы он куда-нибудь с глаз долой! И подальше, и надолго!" - послала Айями отчаянную мысль небесам, взбегая по лестнице. И случилось чудо. А'Веч уехал на следующий день. На железнодорожном мосту, что в десятке километров от города, произошла диверсия. Ранним утром эхо принесло тихий хлопок. И опять слухи расползлись меж населения быстрее ветра, а потом и обрывки фраз в разговорах даганских инженеров подтвердили информацию. Заложенной взрывчатки хватило бы, чтобы разрушить мост и раскидать встречные поезда. Но вышло топорно. Мост остался цел, а вагоны пострадали несущественно. Однако даганны рассвирепели. Проводили повальные зачистки, усилили патрулирование, конвой и охрану, уделив особое внимание железнодорожным путям и перегонам. И о тюрьме не забыли. Располагаясь в подвале ратуши, она, тем не менее, стала после реконструкции изолированным помещением, и туда вёл отдельный вход. Не раз, проходя мимо, Айями видела часовых, бдящих на посту около прочных дверей, обитых железом. Ночами раздавались шлепки далеких выстрелов, от которых Айями успела отвыкнуть. Ниналини ходила по двору павою, словно имела непосредственное отношение к замыслам диверсантов. "Что я говорила? Сопротивление еще задаст жару извергам" - кричал её заносчивый вид.
- Значит, Сопротивление существует? - спросила взволнованно Айями, принеся подслушанные в ратуше новости. - Значит, еще поборемся?
- Хорошо, если бы так, - отозвалась не менее взволнованная Эммалиэ.
При всей идеализации возможностей таинственного Сопротивления было наивно надеяться, что перевес сил когда-нибудь окажется на стороне амидарейцев. И всё ж террористические акции могли бы заставить даганнов прислушаться к голосу побежденных и внести ясность в будущее поверженной страны.
- Слышала, о чем гудят в городе? - спросила как-то Эммалиэ, когда Айями прибежала вечером работы и с аппетитом напала на похлёбку.
- Когда мне слушать? С работой бы справиться. А что случилось?
Эммалиэ оглянулась: Люнечка увлеченно играла с мишкой, убаюкивая и требуя не баловаться, а закрыть глазки.
- Шальные люди напали на дальний хутор под городом, - поведала, понизив голос. - Разграбили и унесли все запасы подчистую. Дома сожгли. Женщин и мужчин убили. Детей заперли в хлеву, он остался цел, потому что выстроен на отшибе.
- За что? - ахнула Айями.
- Неизвестно.
- Шальные люди? Откуда?
- Не знаю. Но это не наши. Наши не поступили бы так. Не верю, - опустилась устало Эммалиэ на табуретку. - Неужели ты не знала? Ведь работаешь в ратуше.
- Работаю. Но нам об этом не рассказывают.
И не только не рассказывали, а определили четкий маршрут передвижения и конкретные точки: комнаты переводчиков и инженеров на втором этаже, туалет на улице и бюро пропусков в фойе на выходе. В другие места категорически запрещено совать нос. Поймают в неположенном месте - в лучшем случае уволят, а в худшем - расстреляют за шпионаж. И церемониться не станут. О том, что затевается что-то серьезное, переводчицы узнавали по топоту ног в коридоре и по ажиотажу на площади. Мариаль кидалась к окнам:
- Смотрите, опять куда-то собрались!
И переводчицы прилипали к стеклам. Даганны при полном боекомплекте грузились в машины, А'Веч отдавал краткие команды и садился рядом с водителем, после чего техника разъезжалась в разные стороны. Пожалуй, если бы не постоянные разъезды второго заместителя, Айями сошла бы с ума от напряжения - из-за того, что он где-то здесь, в ратуше, этажом выше проводит закрытое совещание или курит свою необычную сигарету, смотря в окно.
- Издеваются, ироды, - возмущалась Ниналини, обсуждая с соседками подробности изуверства на хуторе. - Со скуки нас убивают, а вину сваливают на наших мужей и сыновей. Наши защитники не поднимут руку на мирное население.
Маялась Айями, не зная, кому верить, но не выдержала и спросила у Имара, дождавшись, когда переводчицы уйдут домой после работы. Правда ли, что в пригороде неизвестные устроили жестокое побоище? И добавила торопливо: она не подслушивала, в народе гуляют слухи.
- Устроили, - признал Имар, помедлив. - А ведь мы обещали защиту и не уберегли.
- Но почему их убили?
- Из-за налога.
Получается, люди пострадали за подневольное сотрудничество с захватчиками. Установленный подушной оброк с каждой сельской головы был принудительным, и всё ж даганны не раздевали людей дочиста, понимая, что могут вызвать недовольство населения. По городу гуляла байка о том, как один хитрый амидареец плакался перед приехавшими даганнами о голодной и несчастной жизни, а у тех оказалось тонкое чутье на вранье. Не раздумывая, спустились в подпол, а под тряпьем и досками - схрон: зерно и мука. Пойманные с поличным поселяне от страха чуть не повалились в хику - вся семья да три наемных работника. Но даганны наказывать не стали. Посмеялись, однако забрали часть припасов, с учетом подкрадывающейся зимы и будущей посевной.
- Те, кто убил и сжег... Их нашли?
- Обязательно найдем, - сказал жестко Имар. - Мы гарантировали безопасность, а за свои слова нужно отвечать.
- Кто бы это мог быть? - задумалась вслух Айями, и он воззрился удивленно.
- Вы не догадались?
Она ответила недоумевающим взглядом.
- Я понимаю, вам трудно признать и принять, но логика проста. Это сделали те, кто не согласился с поражением в войне.
- Неправда! - воскликнула Айями. - Чтобы свои и своих же? Не верю!
- Спросите у выживших детей, на каком языке разговаривали убийцы.
- Все святые! - Айями спрятала лицо в ладонях. Рассудок отказывался признавать услышанное. Ужасы войны миновали городок, но её отзвуки оказались более чем красноречивыми. - Что станет с детьми?
- Их перенаправят в Даганнию, - ответил Имар и добавил, заметив, что Айями побледнела: - Уверяю, мы не вспарываем жертвам животы на алтарях и не съедаем бьющиеся сердца.
Она с трудом справилась с тошнотой.
- Война закончилась, а невинные гибнут. И ради чего? Нужно думать не о мести, а о том, как пережить зиму. Не рушить созданное, а объединяться и возводить заново.
- Вы говорите удивительно правильные вещи. Пожалуй, зря мы держим население в неведении, - сказал задумчиво Имар. - Узнав о случившемся, люди сделают соответствующие выводы. Спасибо, Аама. Вы натолкнули меня на отличную мысль.
Спустя несколько дней на улицах города появились плакаты с картинками, запечатлевшими сгоревший хутор. Сухая констатация фактов и грамотно сформулированные лозунги. "Зверства продолжаются, хотя война окончена. Её ведут под покровом ночи трусы, которые боятся сразиться в честном бою, предпочитая издеваться над мирными гражданами". Плакаты регулярно сдирали - в тех местах, куда не доходил свет даганских фонарей, но победители с настойчивостью и упорством клеили афиши заново. Чтобы амидарейцы признали неприглядную и постыдную правду.