19

19

Даганны учли недочеты своей пропаганды и решили наглядным примером воздействовать на местное население. В город приехала передвижная кинобудка. В зрительном зале ратуши установили проектор, а в глубине сцены натянули экран. Сеанс носил добровольно-принудительный характер, о чем организаторы известили в рупор, объехав улицы на машине.
Айями и Эммалиэ сели в первых рядах, Люня устроилась на коленях у мамы. Дочка с восторгом осматривалась, она прежде не бывала в большом помещении при скоплении народа. Верхнюю одежду не снимали - зябко в неотапливаемом зале. Правая половина раздвинутого занавеса отсутствовала, левая держалась на честном слове. На том месте, где когда-то висела большая люстра, торчал теперь пук проводов. Потолок покрылся сеткой трещин из-за шелушащейся побелки.
Светильники погасли, кинопроектор заработал. Изображение оказалось цветным и озвученным. По залу прошел гул удивления: люди привыкли к тому, что амидарейская военная хроника снималась в черно-белом и немом формате, а рядом с экраном стоял чтец и объяснял происходящее.
Перед зрителями появилась молодая русоволосая женщина в простом голубом платье и в светлой косынке. На чистейшем амидарейском языке она рассказывала о своей жизни в Даганнии. Женщину звали Кетиминь лин Тафлата. Она была родом из тех мест, которые больше года находились на линии фронта в зоне непрерывного обстрела. Иными словами, из мертвых земель. Услышав об этом, Эммалиэ вцепилась в подлокотники, а Айями напряглась.
Мелодично и спокойно Кетиминь повествовала о том, что живет в Даганнии около двух лет по объяснимой причине. Амидарейские власти не организовали эвакуацию гражданского населения, оставив жителей в качестве щита. Военные стратеги рассчитывали, что противник не станет стрелять по безоружным. Вникнув в услышанное, зал шумно выдохнул. "Врёт! Продалась врагу, стерва" - пронеслось по рядам.
- Паника, крики, дети плачут... От свиста закладывает уши. Вокруг взрывы и пыль столбом. Снаряд попал в соседний дом. В подвале прятались люди, их завалило обломками, - вспоминала экранная Кетиминь. - Мы тоже прятались. Повезло, что даганны нашли нас и переправили за огневой рубеж, но многие из наших так и остались там. Были покалеченные и обгоревшие. Никогда не забуду, как мы бежали к машине, и на глаза попалась нижняя часть тела. Она лежала у колеса. Сапоги и штаны с ремнем на месте, а того, что выше - нету. Оторвало. Амидарея забыла о нас и оставила на произвол судьбы. Мы приехали в Даганнию без вещей и документов. Ни теплой одежды, ни еды, ни элементарных средств гигиены.
Кетиминь показала комнату, в которой проживала. Небольшое помещение, скудно обставленное мебелью, однако ж, произвело приятное впечатление на Айями. Наверное, из-за уюта и опрятности. А рассказчица переключилась на пояснения о своей работе. На экране появилось огромное пространство, занятое теплицами.
- Здесь выращивают урожай, который затем собирают и перерабатывают. В этих котлах идет тепловая обработка круп, смешивание со специями и обогащение витаминами, - постучала Кетиминь по металлическому боку пузатой махины. Камера отъехала, показав два ряда одинаковых котлов с матово поблескивающими боками. - Вдалеке вы можете видеть сушильные камеры для пищевой продукции. Сейчас мы сушим овощи, которые позже будут упакованы и отправятся поездом в Амидарею.
На экране светило солнце, теплицы ломились от зелени. Вдалеке маленькие человечки носили ящики, поливали, рыхлили, собирали. Автоматы штамповали знакомые брусочки и заворачивали в обертку, а женщины в белых халатах и перчатках укладывали прессованные крупы в картонные коробки.
- Нас не заставляют работать сутками напролет. Рабочий день нормирован, есть время на отдых и на личную жизнь. А тех, у кого появляются идеи по усовершенствованию труда, поощряют. Но самое главное, мы защищены и можем спать спокойно, зная, что здесь наши дети в безопасности.
В объектив камеры попала группка ребятишек, возившихся в песочнице. Они не ревели, не просились к мамам на ручки, не моргали глазёнками испуганно и затравленно. Дети увлеченно играли и выглядели довольными жизнью.
- Когда-нибудь мы вернемся в Амидарею, - сказала напоследок Кетиминь. - Но я не уверена, что хочу назад, в страну, которая бросила нас в трудный момент. Здесь мне помогли устроиться на новом месте и обжиться, а что ждет там? Обвинение в измене.
Камера в последний раз пробежала по теплицам, выхватила крупным планом работников, показала с высоты птичьего полета поселок из однотипных домиков, и экран потух. Зажглись светильники в углах зала, но зрители не сразу зашебуршились, вставая. Некоторое время стояла мертвая тишина. Горожан впечатлило показанное и услышанное. Возмущение словами амидарейки, обвинившей отчизну в сознательном предательстве, перемешалось с размахом производства и с солнечными летними кадрами. Однако в присутствии даганнов, окруживших зал по периметру, люди помалкивали, не решаясь на громкие высказывания.
- Внимание! Каждому пришедшему на показ демонстрационного фильма предлагаем получить в подарок упаковку сушеных овощей, - раздался усиленный динамиками голос на искаженном амидарейском. - Желающих ждем на площади у комендатуры.
Зрители потекли к выходу, переговариваясь меж собой. Доброта даганнов подозрительна. В чём заключается подвох? Бесплатный сыр, как известно, бывает в мышеловке.
Ряды пустели, а Айями застыла, словно её прижало к сиденью неведомой силой. Отключившись, она не заметила, как дочка сползла с колен. Глаза уставились невидяще на пустой экран. В одном из мужчин, работавших в теплице, Айями признала... брата! По легкой горбинке на носу и по дурацкой косичке. Будучи юнцом, братец самовыражался, отрастив волосы до плеч и заплетая в крысиный хвостик. Не может быть! Обман зрения! Это не он. Это человек, похожий на него и, к тому же, старше годами. Мало ли на белом свете людей с одинаковой внешностью? Изображение нечеткое, экран неровно натянут - вот и показалось. Сколько же времени прошло? Лет шесть, не меньше, когда брат уехал из города, чтобы поступить в училище. С тех пор они не виделись. Разве что изредка переписывались. Айями регулярно отправляла открытки, а брат вспоминал о ней раз в году, присылая очередную фотокарточку на Свежелетие. На ней он щегольски позировал в военной форме, а с обратной стороны снимка карябал дату и скупую подпись: "Это я".
- Что с тобой? - тронула за плечо Эммалиэ. - Пойдем за подарками?
- Да-да, - пробормотала Айями, обматывая шарф вокруг шеи. - Сейчас... Подождите минуточку.
Господин заместитель смотрел, как зрители покидают зал. Сегодня на кителе А'Веча появились медали и ордена. Штук пять, не меньше, наверное, награды за проявленную доблесть в сражениях против амидарейской армии. Торжественно вырядился, будто для парада.
Айями вздохнула. Деваться некуда. Она с радостью обратилась бы к Имару, но тот уехал в командировку. А к другим военным и вовсе не хотелось подходить.
- Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, где проходили съемки?
Он глянул надменно сверху вниз:
- В Даганнии.
Каков вопрос, таков ответ.
- Да, я знаю. А в каком городе?
- Зачем тебе?
- Мне показалось... Я увидела знакомое лицо.
- Муж или любовник? - спросил А'Веч, наблюдая за толпой, которая, оживившись в предвкушении дармовщинки, напирала на двери.
- Поспешай! Шевелись! - выкрикивали люди, четверть часа назад ругавшие амидарейку, чьи руки собрали и упаковали халявные подарки.
- Мне показалось, там был брат.
А'Веч молчал, и когда Айями решила, что он вовсе не ответит, услышала:
- Это Купитец, сельскохозяйственный город на юге страны.
- Можно написать письмо брату? Или отправить запрос. Хотя я не уверена. Вдруг обозналась?
- Вряд ли удастся. Нужно ехать и опознавать на месте. У многих амидарейцев, живущих в Даганнии, теперь другие имена. Как его звали?
- Рибалиас лин Петру.
А'Веч хмыкнул.
- Забудь. Если на экране был твой брат, то его зовут или Рибом или Робом или Рилом. Он военный?
- Да. Учился в военно-морском.
- Значит, пленный. Возможно, попал в окружение. Ну как, хочешь отправиться в Даганнию и опознать родственника?
Айями посмотрела на натянутое полотно. Смешно спрашивать о том, правдив ли рассказ экранной амидарейки. Конечно же, А'Веч ответит, что история не выдумана и не является инсценировкой. Можно ли прокрутить плёнку заново?
Заместитель полковника будто предугадал вопрос.
- Через час кинобудка отправится дальше, а механик еще не обедал.
Зал опустел, лишь Эммалиэ и Люнечка переминались у выхода. Девочка, не утерпев, вырвала руку и бросилась к Айями.
- Люня, вернись! - окрикнула Эммалиэ, но та не послушалась. Подбежала и прижалась к ноге Айями, глядя снизу на высокого дядю.
- Спасибо, - сказала невпопад Айями и взяла дочку за руку. - До свидания.
Повела Люню к выходу, и та семенила, оглядываясь на великана с красивыми посверкивающими штучками на груди.
Выйдя из ратуши на площадь, женщины встали в сторонке. Толпа сгрудилась и у тентованного грузовика, с которого выдавали упаковки с обещанной дармовщинкой. Люди тянули руки.
- Мне!
- И мне!
- Куда прешь? Ты уже получил!
- Ай! Убивают! - взвизгнула женщина.
Растолкав горожан, вынырнула Ниналини с пакетами под каждой мышкой.
- Может, пойдем? Ну их, эти подарки, - сказала Айями.
- Организовать, как положено! - рявкнул знакомый голос на даганском, и солдаты забегали. Оказывается, А'Веч вышел на крыльцо и переговаривался с сослуживцем. Наверное, подшучивали над жадностью амидарейцев.
Солдаты, воздействуя на толпу автоматами, сформировали из горожан цивилизованную очередь. Жители протягивали руки, получали и отходили, разглядывая шуршащую упаковку. Вдруг через рупор объявили с грубым акцентом:
- Детям дополнительно - яблоко и апельсин.
Отошедшие в сторону снова побежали к машине.
- У меня ребенок!
- Разве у тебя ребенок? Это дылда. Вот у меня маленький ребенок.
- Четырнадцать ему! Ребенок еще! - заголосила женщина.
За спиной Айями раздался фырк. Офицер, сослуживец А'Веча, отвернулся, давясь смехом, да и другие даганны посмеивались. Господин заместитель поманил переводчика и что-то сказал. Тот кивнул и, забравшись на подножку машины, озвучил в рупор:
- До десяти лет - яблоко и апельсин. До пяти лет - два яблока и два апельсина.
Очередь всполошилась.
- Моему нет пяти!
- А моей следующим летом десять исполнится!
- Не смотрите, что сынок рослый, ему и четырёх нет!
- Моей будет десять весной!
Даганны организовали выдачу в четыре руки, и спустя полчаса очередь рассосалась. Хорошо, что сегодня морозец ослаб, а то остались бы без конечностей, дожидаясь. И все равно Айями продрогла. Ежилась и озабоченно поглядывала на Люню: как бы не простыла. А дочка играла, прячась за щитом с объявлениями.
- Баба, ку-ку, - выглянула снизу.
- Где моя букашка-таракашка? - спросила Эммалиэ, оглядываясь по сторонам. - Вот где она прячется!
Люня взвизгнула и со смехом спряталась за Айями, а та с грустью признала, что отвыкла, когда дочка играет на улице. Утром уходит на работу - Люнечка еще дома, вечером возвращается из ратуши - Люня уже дома, а в выходные дни погода нечасто бывает пригодной для прогулок.
- Пойдем-ка, попытаем счастья. - Эммалиэ потянула девочку к машине.
Айями уж притоптывать начала, потому как ноги подмерзли. Хоть и по три носка надето, а все равно подошва сапог тонковата. Когда приблизилась очередь, женщины получили пакеты с надписью на даганском: "Смесь из сушеных овощей". Айями подняла дочку на руки, и солдат вручил фрукты Люнечке. У неё округлились глаза: вот так богатство ей дали!
- Что нужно сказать?
- Спасибо, - ответила Люня потрясенно.
- Спасибо, - повторила Айями на даганском.
Дочка понюхала с опаской оранжевый шарик, и личико стало до того комичным, что Айями, не удержавшись, развеселилась.
- Не лизать! - пригрозила сквозь смех. - Сначала вымоем.
А отсмеявшись, увидела А'Веча. Он стоял неподалеку, заложив руки за спину (что за маниакальная привычка?), и смотрел. На Люнечку и на Айями. И почему-то его взгляд смутил. Глупо. Даганский офицер наблюдает со стороны за порядком, а у Айями ни с того ни с сего запылали щеки, словно от ожога.
- Пойдем домой, у меня зуб на зуб не попадает, - сказала Эммалиэ.
Так и двинулись с пакетами в руках. Дочка - важная-преважная - несла свои подарки, да не удержала и выронила апельсины. Покатились оранжевые шарики по снегу.
- Дерзи их, дерзи! - закричала Люнечка, бросившись следом, а Айями опять рассмеялась. Растет дочка понемножку. Как и обещала Зоимэль, всё чаще "р-рычит" и выговаривает чище сложные звуки.
Айями шла, и ей чудился взгляд в спину. Обернулась на повороте - а на площади пусто, и тент у машины опущен. И снег измочален до черноты сотнями ног.
У даганской афиши стояла дама и рассматривала зазывные картинки. Только один человек в городе мог надеть пальто с роскошным меховым воротником и при этом не выглядеть нелепо и смешно. Оламирь по-прежнему демонстрировала безупречную внешность, хотя подбородок стал одутловатым, и щеки чуть раздались.
- Твоя? - кивнула на Люнечку. - Похожа.
- Моя - ответила Айями и обратилась к соседке: - Вы идите, я догоню.
Эммалиэ взяла дочку за руку. С Оламирь и словом не обмолвилась, впрочем, как и та не открыла рта, чтобы поздороваться.
- Мы из ратуши идем, - сказала Айями, глядя вслед семье. - Весь город пришел на фильм. Ты в каком ряду сидела?
- Разве я похожа на всех? - Оламирь закуталась в воротник. Наверное, мех лисий или песцовый. Ох, и дорогущее, должно быть, пальто. - Вот, попросила шофера меня высадить. Захотелось размять ноги. Привыкла, что на машине возят.
- Зря не пришла на показ. Раздавали фрукты и овощи.
Оламирь фыркнула:
- За подачками в очереди не стою. Мне домой приносят. А у тебя, как погляжу, короткая память. Устроилась на работу и сразу же забыла об уговоре. И дорогу ко мне домой забыла. Зато когда приспичило, бежала быстрее ветра.
- Почему же, помню. Но я нашла работу самостоятельно.
- Ты попутала, подруженька. Уговор был таков: я помогаю попасть в клуб, даю полезные советы, а ты возвращаешь половину пайка с получки. И не моя печаль, каким образом ты устроилась на тепленькое местечко. Оцениваем результат по факту. В клуб попала? Попала. Клиента подцепила? Подцепила. И неплохого, надо сказать. А что шанс прошляпила - так за твое головотяпство я не в ответе.
Айями закусила губу. Нечестно получается! Да и зарплата расписана на три месяца вперед. С другой стороны, Оламирь предупредила, в чем будет заключаться её помощь, и определила цену. И Айями согласилась, от отчаяния и безысходности. А едва жизнь наладилась, нарисовала себе оправдание и засунула обязательства на задворки совести.
- Хорошо. Я подумаю.
- Думай, но недолго. Я ведь и обидеться могу. Собственно, и не надеялась, что сдержишь слово. Знала, что ты ничем не лучше остального сброда, - Оламирь передернула плечами. - Забегай, если что. И на этот раз будь честнее. Я ведь знаю, сколько получают переводчицы.
Айями стало стыдно. И вроде бы ничего плохого не совершила, а покоробило, что её назвали мошенницей и лгуньей. Той, кто отказывается признавать правду.
Вернулась Айями домой в задумчивости, и проницательная Эммалиэ заметила уныние соседки. "Все равно придется рассказать, рано или поздно " - решила Айями и поведала о том, чьей помощью воспользовалась, чтобы попасть в клуб для даганских офицеров.
- Не пойму, почему Оламирь напомнила сегодня, а не раньше.
- У всех есть гордость, - ответила Эммалиэ после молчания. - Не пристало ей бегать за тобой, а по-другому привет не передашь. Ты весь день на работе, в клуб не ходишь, а заявляться к тебе домой с претензиями - ниже её достоинства. Вот Оламка и сделала вид, будто столкнулась с тобой случайно.
- Как быть? И права она и неправа. Половина пайка - это много! - воскликнула Айями. - А у вас нет зимних сапог. Да и на моем замок разошелся.
Да что там сапоги. И свечи нужны. При лучине глаза быстро устают, поэтому технические термины заучиваются с трудом. Опять же, мыла не хватает, а работа требует чистоплотности. И шерсть нужна для носков, которые вяжет Эммалиэ. И Люнечка подрастает, надо её обувать и одевать.
- Оламка пьет, и много. На лице написано. И попахивает от неё, хоть и перебивает запах духами.
- Неужели? Мне так не показалось. Хотя от духов нос зачесался.
- Отдай Оламке её долю. Коли был уговор, надо выполнять. Не стоит жадничать. Глаза у Оламки недобрые. Да и с даганнами дружна, лучше её не сердить. А расплачиваться будем частями. Полгода уйдет, не меньше. К тому времени Оламка усвистает с офицериком в столицу или куда подальше. Не беспокойся, выдюжим. И не надрывайся на работе. Сейчас полегче стало, люди возвращают долги.
Все жили в долг. Сегодня ты - мне, завтра я - тебе. Позавчера Айями поделилась черпаком варева, а вчера соседи вернули миску похлебки.
Рассрочка так рассрочка. Обидно отдавать заработанное, но если вспомнить отчаяние, одолевавшее Айями, когда она обратилась за помощью к Оламирь, то цена не так уж высока.

Апельсины Люне не понравились.
- Кислые, - заключила дочка. Уж и так её уговаривали и эдак - ни в какую не согласилась съесть. Пришлось взрослым умирать от вкусовых ощущений. Вот, к примеру, кто-то поглощает перец тоннами и наслаждается, а кто-то от апельсинной дольки чуть разрыв сердца не получил.
- М-м-м... когда же я в последний раз пробовала апельсины? - задумалась Эммалиэ. - Лет пять назад, до войны.
- А нам давали в школе на каждое Свежелетие.
Яблоки оказались пресноватыми, но сочными.
- Наверное, рвали недозрелыми, чтобы не испортились в дороге, - предположила Эммалиэ.
Оба яблока достались Люне, съевшей нарезанные дольки с большим удовольствием.
- Я видела брата на экране. А может быть, это не он. Чтобы подтвердить, нужно ехать в Даганнию. Как думаете, эта... Кетиминь и всё, что показали в фильме - не фальшивка?
- Она амидарейка, без сомнений. Но говорила то, что нужно победителям.
- И дети там были... как Люня. Не плакали, а играли. И там светит солнце, а люди одеты по-летнему.
- Даганния - южная страна, там климат мягче и теплее. Что ты надумала? Отправишься к брату?
- Не знаю. Не уверена в том, что это он. Будь я одна, то, возможно, рискнула бы. А ехать с Люней в неизвестность... Зато знаю название города. Нужно записать, пока не забыла.
Смесь сушеных овощей стала полезным подспорьем в рационе. В каше разварились морковка, сельдерей, капуста, зеленый горошек и прочие неведомые кубики и дольки. И опять дочка капризничала, выразив недоверие странным и невкусным кусочкам. Пришлось Эммалиэ растереть овощи и перемешать с кашей.
- Жаль, я пропустил показ, - посетовал Имар, вернувшись из командировки. - Наши говорят, снимали в Купитце. Знакомые места. Я бывал там.
Он выглядел воодушевленным. Наверное, и даганны, присутствовавшие в тот день в зрительном зале, испытали ностальгию, ведь многие из них покинули родину в начале войны. Они смотрели на поля, залитые солнечным светом, и предавались воспоминаниям. Эх, бросить бы всё и рвануть домой! А Имара и этого счастья лишили. Вот почему А'Веч надел награды! И прочие военные тоже выглядели торжественно. Тем самым, они отдавали честь отчизне. Стране, чье имя Доугэнна является священным для каждого жителя.
- А вы не соблазнились нашим предложением? - спросил Имар.
Мариаль и Риарили высказались нейтрально, как истинные амидарейки:
- Ваша страна чудесна, но мы любим свою родину.
- Понятно, - ответил он со смешком. - У нас еще есть время, чтобы вас переубедить. А вам, Аама, понравились наши красоты?
- Нам показали поселок, теплицы и завод, - ответила Айями размыто.
- Думаю, в следующий раз привезут что-нибудь поинтереснее. Постараюсь не пропустить, - потер руки Имар.
Кинопоказ и подарки на дармовщинку впечатлили многих жителей. В миграционную службу потянулись люди - вербоваться на работу в Даганнии.
Переводчицы ознакомились с формой типового договора о найме. Из интереса. Бланки принес Имар. Каждый договор составлен на двух языках: левый столбец на даганском, правый - на амидарейском. И надо сказать, грамотный текст, без ошибок. Наверняка над содержанием поработали профессионалы-переводчики, а затем бланки растиражировали и разослали по городам.
- В договоре открытая дата окончания, - сказала Айями, вернувшись вечером домой. - Сколько придется работать на чужаков? Год или два? А может, до конца жизни?
- Слышала о таком, - отозвалась Эммалиэ. - Но даганны уверяют, что расторгнут договор в любое время по взаимному согласию сторон.
- Да, я читала. И всё равно не верю.
Зазывая в Даганнию, победители, тем не менее, подошли тщательно к выдаче миграционных разрешений на въезд в свою страну. Добровольцы проходили вакцинацию, что являлось обязательным условием. Дозу вакцины вводил даганский эскулап. Ставил укол в предплечье и выдавал справку.
- С нами обращаются как с дикарями, - возмущалась Айями. - Боятся, что привезем заразу на их любимую родину. А болезни везде одинаковы.
- Даганны поступают разумно, - заметила Эммалиэ. - Возиться с заболевшими им не резон. Любому работодателю нужны здоровые и трудоспособные работники.
- А старики? Значит, таким как дед Пеалей остается помирать с голоду?
Эммалиэ ничего не ответила. Дед Пеалей был дряхл и немощен. Задолжал всем и вся. И к Айями приходил через день за едой. Стыдился и прятал глаза, но Айями запретила престарелому соседу испытывать неловкость.
- Здоровья вам еще на сто лет, - говорила каждый раз, накладывая кашу в миску. - Приходите, мы всегда вам рады.
Помимо отметки об обязательной вакцинации, в миграционной службе расспрашивали об имеющихся профессиях, а в случае отсутствия образования - о предпочтениях в работе и о других навыках. От ответа зависел выбор пункта назначения. Завлекая добровольцев, даганны организовали бесплатный проезд на поезде. Хотя при всем желании амидарейцы вряд ли смогли бы расплатиться.
- Вас встретят на месте и подробно разъяснят. Счастливого пути, - напутствовал служащий миграционной службы на ломаном амидарейском, вручая разрешение на въезд в Даганнию.
А Айями казалось, что работа в чужой стране - блеф и розыгрыш. Западня. И амидарейцев не ждет ничего хорошего за Полиамскими горами. В такие моменты она злилась - и на Имара, и на А'Веча, и на полковника О'Лигха. И на инженеров, и на дежурного в фойе. Злилась на всех даганнов. Потому что те знали, что ожидает Амидарею, но предпочитали помалкивать.
День с его заботами заканчивался, и Айями засыпала, едва успев положить голову на подушку. Однако когда одолевала бессонница, Айями смотрела на темный квадрат окна, на занавески (не мешало бы постирать, но придется отложить до теплых дней), на люстру, ставшую бесполезной в отсутствии электричества (помыть бы плафон, пыли набралось немерено), на стены с каракулями Люнечки (для детей нет большей радости, чем разрисовать обои тайком от взрослых). Думала о разном - о прошлом и будущем, о брате, о зимних сапогах. О том, как расплатиться с Оламирь. Иногда мысли возвращались к вечеру в клубе. Со временем острота воспоминаний притупилась, и всё ж до сих пор в глубине души что-то трепетно вздрагивало. Но это бывало ночами, а при свете дня реальный заместитель полковника оставался грозным и неприступным. Большим начальником, которому по щелчку пальцев тотчас доставляли желаемое.
Тогда, на площади, Айями вообразила себе невесть что. А на самом деле она - женщина на вечер. Одна из многих, чьи лица не откладываются ни в памяти, ни в сердце. И А'Веч смотрел на неё так же, как и на других горожан. Зато пощечину в машине он запомнил. На всю жизнь. Иначе как объяснить его насмешки и грубое тыканье? Когда задето самолюбие мужчины, он использует любые способы, чтобы унизить и растоптать в ответ. Странно, почему до сих пор не затюкал и не выгнал взашей с работы.